Лучше классика не скажешь. Действительно, перед вновь избранным Верховным Советом Приднестровской Молдавской Республики сразу выстроилась длиннющая очередь задач. И каждый день приносит новые проблемы, на которые надо отвечать. То тебе газовый ожег новыми ценами. То Молдова опять хочет, чтобы тираспольский веник продавался с кишиневским сертификатом.
И надо выбирать первоочередное. Самое главное.
Скажем, по блоку экономических вопросов. Для предотвращения разного рода таможенного шантажа необходимо в срочном порядке создавать условия, в том числе, законодательную и бюджетную базу, для максимально быстрого расширения емкости внутреннего рынка и протекционистской его защиты. Прежде всего рынка продовольственного и рынка труда. Специфика Приднестровья с его благодатными климатическими условиями не оставляет тут места для спора, как решать обе эти задачи в их увязке – нужна концентрация усилий для возрождения сельского хозяйства и переработки сельхозпродукции. Для устойчивого положения на внешних рынках необходимо выбрать две-три приоритетных отрасли и через приоритетное бюджетное финансирование, предоставление налоговых и иных льгот и гарантий, используя соглашения с дружественными странами, в том числе и с помощью народной дипломатии, выборочной региональной политики, добиться выпуска высоколиквидной суперсовременной быстро обновляемой качественной эксклюзивной продукции. В увязке с прочими преимуществами и традициями республики. Для Приднестровья тут тоже не остается сомнения в выборе приоритетов: электроэнергетика, консервация, высококачественные швейные и обувные изделия.
Кроме экономических не терпит отлагательства решение вопросов здравоохранения, трудовых отношений, социального обеспечения, демократизации, защиты прав человека, - словом, за что ни возьмись.
Интересно, какие приоритеты в своей деятельности расставит новый Верховный Совет ПМР?
Нынче это действительно НОВЫЙ представительный орган. Расклад сил в нем отразил изменение в общественном сознании приднестровцев: кризис доверия к исполнительной власти, возглавляемой президентом И.Н. Смирновым, и переход надежд на обновление к Верховному Совету.
Этот сдвиг обусловлен выдохшейся и, не побоюсь этого слова, антинародной политикой исполнительной власти в последние годы. И пусть нас не смущает, что в новый представительный орган не попали люди, которые во многом способствовали переменам в общественном сознании. Например, Александр Радченко. Нужно видеть объективные процессы, а не персоналии.
Что Радченко! Даже герою Второй мировой Черчиллю не дали насладиться плодами его усилий. Взяли за шкирку и вышвырнули в средине Потсдамской мирной конференции. Несмотря на то, что Черчилль не только спас английский народ буквально от порабощения, но и сделал это с минимальными для англичан потерями. Воюя дольше всех основных участников войны, Англия имела людских потерь в полтора раза меньше, чем США, в 30 раз меньше, чем Германия и в 80 раз меньше, чем СССР. И все равно избиратели Черчилля «прокатили» Таковы «шалости» демократии.
Уход законодателей ПМР от удушающее крепких объятий исполнительной власти – тенденция объективная и положительная. Новая законодательная власть получила возможность ставить и решать задачи, которые раньше исполнительная власть без особого труда «глушила». Например, задачи конституционной реформы для закрепления нового расклада сил в обществе.
Однако не разборки с президентом являются приоритетными. Тем более, в конфронтационном ключе (не дай Бог). На мой взгляд, наиболее важными для ВС сегодня являются две задачи: закрепление статуса государства (переговоры с Молдовой и мировым сообществом) и судебная реформа.
Первая задача определяет будущее народа и потому важна сама по себе. От решения второй судьба государства зависит в не меньшей степени, ибо монолитность народа перед лицом возрастающих внешних угроз сегодня сильно подорвана беззаконием, творящимся в приднестровских судах.
Кстати, именно эти две задачи, как первоочередные, отмечают и со стороны. На первой встрече с новым Председателем Верховного Совета Е.Шевчуком глава миссии ОБСЕ в Молдове У.Хилл заявил, что, по его мнению, контакты между законодателями ПМР и РМ были бы полезны и способствовали бы процессу урегулирования на Днестре. А посол России в Молдове Н. Рябов на встрече с Е. Шевчуком среди важных задач демократизации Приднестровья назвал судебную реформу.
Говоря вкратце об участии законодателей в переговорном процессе, следует иметь ввиду, что, по действующей Конституции, ПМР – суверенное независимое государство. Было бы странно, если бы у депутатов ВС наблюдались какие-то колебания по статусу ПМР. Ведь ни один из кандидатов в депутаты – и кто прошел, и кто не прошел – не выступал даже с намеком о допустимости каких-либо форм объединения Приднестровья с Молдовой. Только независимость. Каждый недружественный шаг Молдовы порождает требования общественности прекратить всякие с ней переговоры (недавно очередной такой демарш сделал Союз офицеров и прапорщиков запаса Приднестровья). Это означает, что как только переговорщики подпишут какой-либо документ, который понизит суверенный независимый статус республики, прокурор ПМР В. Захаров тут же должен возбудить против подписантов уголовное дело за государственную измену.
Не ясно вообще, на каком основании исполнительная власть ПМР сношается с Молдовой по поводу изменения статуса республики. Если опирается на Постановление ВС 1993 г., то оно давно вошло в противоречие с Конституцией 1995 г. и с Конституцией 2000 г. Оно не дает никаких прав менять суверенный статус государства. Для этого вначале должны быть внесены изменения в Конституцию. Причем на референдуме (таков конституционный принцип изменения первого раздела Конституции – о статусе государства). Но после нынешних выборов и ясно высказанной воли народа рассчитывать на успех референдума по изменению статуса не приходится.
Получается замкнутый круг.
На мой взгляд, в нынешних условиях Верховный Совет должен четко определиться с переговорами и переговорщиками. И оформить законодательно. Тут есть много аспектов для его пристального внимания, контроля и реагирования. Ни в коем случае нельзя отдавать жизненно важные переговоры о статусе республики на откуп исполнительной власти. За этими господами нужен глаз да глаз! Как показала приватизация, хотя бы только Молдавской ГРЭС, смирновские чиновники становятся все более далеки от интересов народа и государства. И полного доверия им уже не может быть. На это прямо указывает вердикт избирателей по итогам выборов Верховного Совета.
Представитель Верховного Совета мог бы, на мой взгляд, прямо участвовать в переговорах (как депутат М. Бурла, например, участвовал в разблокировании «ситуации 25 января»). Верховный Совет мог бы создать специальную комиссию по контролю за переговорами с Молдовой. Народ должен узнать не только, почему в течение более десятка лет в этом процессе наблюдается лишь щекотание нервов, но быть осведомлен о предложениях сторон, доводах отклонения или принятия тех или иных условий, а также преследуются ли при этом интересы народа и государства в целом или только шкурный интерес отдельных личностей. Словом, ничего не должно «обтяпываться» за спиной народа. Только так можно избежать «сюрпризов» от исполнительной власти и не проснуться однажды в какой–нибудь румынской Транснистрии.
Острота положения и продолжающиеся дозирование информации, «игра в темную» со стороны переговорщиков от исполнительной власти таковы, что, если Верховный Совет не услышит голос снизу и не подключится к переговорам, то приднестровцы должны быть готовы создать Общественный комитет по контролю за переговорами с Молдовой (ОККПМ). В конечном счете, важно, чтобы в переговорах была проведена воля народа. Это и будет пресловутой демократизацией основного вопроса.
О судебной реформе надо говорить особо. И потому что это эксклюзивное дело Верховного Совета. И как о ежедневном хлебе насущном буквально для каждого приднестровца. Этот кусок в горле уже стоит комом, и надо с ним (комом) что-то делать безотлагательно. Проблемы правосудия автоматически не снимутся решением вопроса о статусе государства.
Суды действительно стали властью, судьи вошли во вкус этой власти. Они почувствовали себя у руля управления не только людскими судьбами, но и мощными финансовыми потоками, оказывают решающее влияние на другие ветви власти (вышибают из избирательного списка кому-то неугодные фамилии, ликвидируют целые кому-то неугодные партии, средства массовой информации, признают или не признают результаты народного волеизъявления и т.д.). При этом само правосудие остается таинственным, бесконтрольным и наглухо защищенным от внешних воздействий. Предполагается, что подобная «заповедность» делает судей независимыми и справедливыми.
Но вот если независимость от всех приднестровцев, кроме Президента, – налицо, а справедливости нет? Тогда плюс независимости превращается в минус. «Независимость» превращается в безнаказанность, становится фундаментом сохранения беззакония.
Разговоры о реформе зазвучали еще пять лет назад. Но свелось все к принятию в 2001-2002 гг. законов и кодексов, знаменующих окончательный разрыв правовых систем Приднестровья и Молдовы. При этом видимые уже тогда начала деформации судебной системы, окукливание судейского сообщества в корпорацию узкоспециализированных бесконтрольных и безответственных прислужников исполнительной власти не получили должной оценки и сдерживания.
Помнится, в ноябре 2001 г. я писал об этой тенденции в статье «Суд идет» в газете «Глас народа», так тогда называлась «Человек и его права». Но ситуация с тех пор стала только хуже. (В скобках замечу, что вообще-то заголовок статьи был другой – «Лечь! Суд идет». Но газета испугалась такого названия. Хотя оно точно отражало нарождающийся произвол в судах ПМР, где известную формулу «Встать! Суд идет» впору заменить именно так: «Лечь! Суд идет». А газету все равно потом Балала с помощью того же суда закрыл).
В Приднестровье работает около ста судей. За семь последних лет я познакомился на практике, то есть в ходе реального судопроизводства, а значит, во всех аспектах – от компетентности до порядочности - с деятельностью около 30 судей из судов: Слободзейского, Тираспольского, Бендерского и Верховного. В этот период происходили должностные передвижки, поэтому смело могу утверждать, что имею обоснованное суждение о половине судей Конституционного суда. Кроме того, за эти же годы по разным судебным делам мне пришлось обращаться к пяти прокурорам, их заместителям и помощникам из Слободзейской прокуратуры, к шести – из Тираспольской и к четырем – из Прокуратуры ПМР.
Любой вам социолог скажет, что имеет место вполне репрезентативная (характерная) выборка, дающая право делать обобщения о правосудии ПМР в целом. Замечу сразу, я не считаю что, например, в Российской Федерации суд лучше (я с ним также знаком по делам). Или что украинский суд является образцовым (ха-ха после истории с третьим этапом выборов украинского президента, благословленного тамошним судом). Просто суд, являясь идеологической надстройкой, в России ли, на Украине ли, отражает «прелести» тамошнего базиса, а я хочу показать, какие «прелести» отражает наш родной приднестровский суд.
Добавлю, что судьи и прокуроры, которые прочитают статью, не должны принимать все в ней сказанное лично на свой счет, если, конечно, не входят в число моих знакомцев. Является грубейшей ошибкой полагать, что если четверо из пяти судей нечестны, то и пятый, скорее всего, нечестен. Я так и не полагаю. Однако некоторые негативные общие тенденции приднестровского правосудия отследить можно и должно. Вот о них и пойдет разговор.
Знаю, что настоящие судьи и прокуроры в Приднестровье, как и везде, есть. С удовольствием называю некоторые фамилии – судья С. Чувакина из Тираспольского суда и бывший прокурор Слободзейского района В.Аверин. Вовсе не потому, что эти люди как-то особо благосклонно отнеслись к делам, которые я вел. Напротив, контакт с С. Чувакиой начался очень нервно, с жалобы на нее по начальству. А В.Аверин устроил выволочку за неважное на тот период знание тонкостей применяемого законодательства (в 1999 г. на территории республики выборочно действовало и законодательство СССР, и законодательство МССР, и законодательство ПМР). Почему я считаю этих людей настоящими профессионалами? Они имеют свое мнение, которое могут обосновать, не боятся его отстаивать перед начальством и не меняют, как перчатки, по телефонному звонку. Они действительно независимы, и эту независимость, конечно же, обеспечил статус судей в ПМР. Но они еще и честны. Я это утверждаю на основании совершенных ими ПОСТУПКОВ в ходе работы с моими делами. Прошу поверить, потому что раскрывать конкретику этих поступков здесь просто нет места.
Что же касается их служебных биографий… В. Аверину отметили юбилей, на республиканском совещании назвали одним из лучших прокуроров республики, в газете тиснули о нем статейку – и тут же отправили на пенсию. С. Чувакина проявила свой ПОСТУПОК во время испытательного срока (!) и вряд ли ее ждет блестящая карьера, подобная тем, о которых пойдет речь ниже.
Вот ведь в чем проблема: независимость судьи государство худо-бедно обеспечить может, а честность – нет.
Несколько эпизодов из практики. Без них непонятны и необоснованны будут дальнейшие рассуждения и предложения.
Эпизод 1. 2000-2001 г. В Слободзейском суде заканчивается уголовное дело по факту дорожно-транспортного происшествия со смертельным исходом. Последнее заседание. Должен быть оглашен приговор. Но судья Г. Балан и адвокат подсудимого узнали о готовящемся постановлении Верховного Совета об амнистии в связи с 55-летием Победы. Чтобы увести подсудимого от отсидки, адвокат ходатайствует о назначении автотехнической экспертизы. Судья Г. Балан зачитывает заранее заготовленное определение об экспертизе и уходит в длительный отпуск. Приговор отложен. Преступник-убийца гуляет. По возвращении из отпуска (постановление об амнистии тем временем уже вступило в силу) судья на первом же заседании оглашает приговор. Преступник амнистирован.
При этом результаты автотехнической экспертизы судье не потребовались. Они и не могли пригодиться, ибо ни один из тринадцати вопросов эксперту не подлежал экспертизе. И судья Г. Балан об этом заведомо знала. Например, назначалась экспертиза велосипеда потерпевшего, а велосипеда физически не было, т.к. следствие не обеспечило сохранность этого вещественного доказательства. В своем заключении эксперт отказался дать заключение по всем предъявленным вопросам, указав, что ни один из них не подлежит экспертизе.
Налицо сговор судьи и адвоката в интересах подсудимого с целью выиграть время и увести от наказания. Мое заявление в квалификационную коллегию судей с требованием разобрать этот бесчестный поступок судьи Г. Балан, наносящий ущерб авторитету суда, к рассмотрению не допускается под предлогом, что обращаться с подобным заявлением в квалифколлегию может только министр юстиции В.Балала. Балала о таком своем праве ничего не знает и на просьбу прореагировать отвечает, как всегда: суды у нас независимые, ничего поделать не могу.
После того случая еще не раз дела моих доверителей приводили к судье Г. Балан. Ей постоянно заявлялись отводы по мотивам небеспристрастности. Пользуясь несовершенством законодательства, отводы она постоянно отклоняла, и примитивно мстила, то есть методично раз за разом выносила решения не в пользу моих доверителей. Все ее решения были незаконны и все в последствии отменялись. Тем не менее, в очередной раз Г.Балан снова отвод себе отклоняла и выносила незаконное судебное постановление.
Эпизод 2. 2003-2004 г. В одном алиментном деле в Тираспольском суде судья А. Цверкович взял отвод по причине дружеских (со школьной скамьи) отношений с истцом. Дело перешло к судье С. Вильгаук. В деле имело значение место жительства одного из детей истца. По документам получалось, что ребенок проживал не вместе с истцом, как тот утверждал, а совсем по другому адресу, что делало алиментные притязания истца необоснованными. Ответчик, первая жена истца, написала в дело заявление, в котором ходатайствовала установить место жительства ребенка. Однако судьбоносное заявление в дело не попало и потому своей решающей роли в нем не сыграло. А попало оно … к судье А. Цверковичу. Тот переквалифицирует ходатайство ответчика об истребовании доказательств в новое исковое заявление (абсолютно другой по природе документ) и своим определением отказывает в его рассмотрении. Мотивирует тем, что документ не отвечает параметрам искового заявления (святая правда – он же не являлся исковым заявлением).
Представьте, вы пишете в ЖЭК заявление, что протекает крыша, вам его возвращают с припиской: стихи рассмотрению не подлежат, т.к. в них нет рифмы. Вот что и сделал Цверкович. Этим нехитрым приемчиком Вильгаук и Цверкович в интересах «школьного друга» изъяли из дела решающее доказательство.
Ответчик усмотрел в действиях судей Вильгаук и Цверковича признаки уголовного преступления – принятия заведомо неправосудного судебного постановления. Обратился в Тираспольскую прокуратуру с требованием возбудить против С. Вильгаук и А. Цверковича уголовное дело.
Дальше разворачивается многомесячная кампания по защите чести мундира неприкасаемых судей. Прокуратура 5 месяцев не принимает решения по заявлению, а должна по закону отреагировать через 5 дней. После многократных напоминаний и жалоб появляется отказ в возбуждении уголовного дела. Но положенное по закону Постановление об отказе не выносится, чем создается препятствие ответчику для обжалования отказа в судебном порядке. После того как ответчик буквально клещами вытягивает из прокуратуры Постановления об отказе, он пытается его обжаловать в суде. Тираспольский суд в нарушении процессуального закона, без участия ответчика, не рассматривая по существу доводов, в пять минут отказывает в удовлетворении жалобы. Ответчик добивается, чтобы жалоба была рассмотрена в другом суде, поскольку в Тираспольском не могут беспристрастно рассматривать деяния коллег-судей. Бендерский суд также отказывает в удовлетворении жалобы. И в этом случае доводы жалобы по существу не рассматриваются, доказательства преступления не исследуются.
Верховный суд по той же схеме также отказал в жалобе. Интересная деталь: еще за месяц до вердикта Верховного суда подозреваемый в совершении уголовного преступления судья А. Цверкович с представления Верховного суда …повышается в должности и назначается председателем Слободзейского суда. Ну, о какой объективности при рассмотрении дела Цверковича может идти речь при таких обстоятельствах?
Пройдет совсем немного времени и наша старая знакомая Г. Балан назначается заместителем председателя Слободзейского суда. Такие вот карьеры. Балан и Цверкович обязательно должны были сработаться.
Ну, а как А. Цверкович возглавил Слободзейский суд - в дело пошли многоходовые комбинации, стратегии.
Все тот же «школьный друг» получил возможность существенно уменьшить взыскиваемые с него алименты на ребенка от первого брака. На том основании, что у «школьного друга» есть и другие алиментные обязательства, в другом браке. Чтобы появились эти обязательства, быстренько оформляется фиктивный иск от его теперешней жены о взыскании со «школьного друга» алиментов на совместную дочь. Якобы «школьный друг» о дочери не заботится, денег в семью не дает. Фиктивность иска лежала на поверхности. «Школьный друг», якобы прекративший содержать новую семью, почему-то регулярно вносит квартплату за квартиру, принадлежащую на правах собственности не ему, а его теперешней жене - истице, тягающей с него алименты. Он вместе с ней и проживает в этой квартире, ведет совместное хозяйство. Супруги не разведены и не собираются разводиться. «Школьный друг» так «плохо» относится к совместному ребенку, что ходит постоянно на родительские собрания в школу, более того, является председателем родительского комитета. Да и куда деваться: жена-то, тягающая алименты, вообще не имеет возможности воспитывать ребенка, поскольку годами находится в Москве на заработках. И что интересно! На заработанные деньги покупается автомобиль, на котором почему-то разъезжает ее нехороший муж. И т.д. и т.п. Фактов – море. Тем не менее, судья фиктивный иск удовлетворяет. Фамилия судьи, как не трудно догадаться, Г. Балан.
Эпизод 3. 2002-2003 гг. Слободзейский суд учел инфляцию и проиндексировал присужденные жене потерпевшего суммы на похороны потерпевшего. Заместитель Председателя Верховного суда Н. Воровальницева, ссылаясь на Гражданский процессуальный кодекс ПМР (ГПК ПМР), вносит протест, а Верховный суд на основании этого протеста отменяет индексацию. Однако ГПК ПМР не предоставляет права заместителю Председателя Верховного суда вносить протест на решения судов первой инстанции. Верховный суд не имел права рассматривать протест неуполномоченного лица Н.Воровальницевой, тем более принимать по нему какое-либо решение. Образовалась цепь незаконных судебных постановлений, которые я потребовал отменить. В ответ разворачивается многоэтапная, многолетняя и, в конце концов, ставшая преступной защита «авторитета» Н. Воровальницевой и Верховного суда в целом.
Сначала многомесячное «замалчивание» проблемы. После многократных обращений к Председателю Верховного суда ПМР О.Ивановой с требованием прекратить волокиту и отменить незаконные акты, наконец-то был дан официальный отказ со ссылкой на статью конституции ПМР. Статья, по мнению О.Ивановой, предоставляла право должностным лицам Верховного суда приносить протесты на решения судов первой инстанции. Действительно, Конституция предоставляет Верховному суду право надзора, но, как там сказано, в предусмотренных законом процессуальных формах. Другими словами, необходимо заглянуть еще в процессуальное законодательство. А оно в нашем случае не предоставляло Н.Воровальницевой права протеста. Пришлось указать О. Ивановой, что она, мягко говоря, не в ладах с Конституцией.
Пропустим еще несколько подобных беспомощных попыток Верховного суда уклониться от отмены незаконных судебных постановлений. Среди них были и провалившийся пересмотр дела по вновь открывшимся обстоятельствам, и примитивный шантаж со стороны судьи Верховного суда В. Гаврилюка, который прямым текстом посоветовал снять претензии к Н. Воровальницевой, иначе отберут не только индексацию, но и всю присужденную на похороны сумму.
Не добившись желаемого, в Верховном суде идут ва-банк. Собирается Президиум Верховного суда, и решение о присуждении сумм на похороны потерпевшего безосновательно отменяется. Согласно постановлению Президиума, убийце возвращались деньги, взысканные с него на погребение убитого им человека (!). В отстаивании своих амбиций деятели из Верховного суда переступили не только через закон, но и через все человеческое.
При этом воспитательно-наказательные меры против возмутителя спокойствия ни на йоту не изменили правового положения незаконного протеста Н. Воровальницевой и порожденных им незаконных судебных постановлений, не превратили и не могли превратить их в законные. Все эти акты не отменены до сих пор, продолжают существовать как незаконные. Верховный же суд элементарно игнорирует свои обязанности в отношении этих незаконных судебных постановлений, да и все тут.
Эпизод 4. 1999-2005. 80-летний безногий инвалид первой группы В.Коробка потеряла кормильца и просила взыскать с причинителя вреда потерю содержания. Вместо 10-дней, как предусмотрено законом для такой категории дел, судебная тягомотина растянулась на 6 лет, в том числе, более 3 лет - по собственному иску инвалида. Все это время несчастная женщина жила на ничтожную пенсию по инвалидности. Окончательное решение было принято лишь за три месяца до ее смерти в возрасте 84-х лет.
В той или иной мере около 30 (!) судей ПМР разбирались с этим делом, не стоящим выеденного яйца. Во всем «блеске» проявил себя Верховный суд. Он неоднократно заворачивал дело на рассмотрение суда первой инстанции, хотя ничего неясного не было, ничего нового после таких заворотов не обнаруживалось. Эталоном беззакония можно назвать определение Судебной коллегии Верховного суда под председательством Н. Демкиной. Видите ли, истец-инвалид не доказал, а суд не выяснил, какую зарплату мог бы получать погибший кормилец на день вынесения решения суда, учитывая состояние его здоровья и возраст. Подразумевалось, а может, он вообще бы не дожил до дня суда, тогда о чем ты, инвалид, хлопочешь?
Отчаявшаяся жертва приднестровского «правосудия» В. Коробка подала иск к Президенту ПМР И. Н. Смирнову о возмещении ущерба в связи с неисполнением Президентом своих конституционных обязанностей по обеспечению точного исполнения законов. О развернувшемся затем судебном фарсе газета «Человек и его права» довольно подробно в прошлом году рассказала в серии статей. Напомню только, что в течение 11 (одиннадцати!) месяцев исковое заявление умирающего инвалида к Президенту ПМР по существу не рассматривалось. Хотя иск побывал в руках пяти судей судов трех городов, дважды – в Верховном суде ПМР. Вся эта канитель предпринималась с единственной целью – дождаться смерти истицы и снять проблему с повестки дня. Что и случилось. Судьям не хватало смелости даже на приглашение ответчика (Президента ПМР И.Н. Смирнова) в суд, а не то, что затевать разбирательство по поводу обвинения его в неисполнении им своих должностных конституционных обязанностей. «Смелости» хватило только у Верховного суда ПМР и лишь на то, чтобы поставить в известность даже не ответчика, Президента, а лишь его администрацию.
Показательна была и реакция гаранта Конституции, Президента И.Н. Смирнова. Он ни разу не явился в суд, и представителя не прислал, не дал никаких объяснений, даже не извинился перед умирающим инвалидом. Президента республики публично, в прессе, обвинили в бездействии и неисполнении обязанностей, но и тогда не последовало никакой реакции. Если такое себе позволяет «гарант», то чего ожидать от других участников «правосудия»?
Эпизод 5. 2003-2005 гг. В сентябре 2003 г. я обратился с заявлением в адрес Пленума Верховного суда ПМР, в котором просил дать оценку негативным и прямо противоправным фактам деградации судебной системы республики. В первых строках прямо указал, что обращаюсь не в судебном порядке, а обычным обращением, право на которое (в любой орган или должностному лицу) предоставлено мне, как и любому гражданину ПМР, законом. Закон также требует обязательного реагирование на подобные обращения граждан, в положенный срок. Подобный диалог гражданина и власти является элементарным условием существования любого демократического общества. Но только не в ПМР и только не в судах.
На первое обращение мне ответила Председатель Верховного суда О. Иванова. В нем она переквалифицировала мое заявление в надзорную жалобу и «разъяснила», что я не имею права обращаться к Пленуму Верховного суда с надзорной жалобой. С надзорной – не имею, с обычной - имею. Я вторично направил заявление. В специальном сопроводительном письме на имя секретаря Пленума обратил внимание, что Председатель Верховного суда О. Иванова препятствует рассмотрению моего заявления в законном порядке, будучи лично ответственна за безобразное положение дел в судах, и просил довести текст заявления до участников Пленума.
Через некоторое время я получил второй ответ от О. Ивановой. Он был аналогичен первому…
Вот такая конкретика. И только малая часть судейского произвола, с которым довелось столкнуться.
Во всех приведенных случаях из практики просматривается одна особенность, на которую прошу обратить внимание. Судьи внезапно начинают демонстрировать незнание элементарных основ права, начал своей профессии. Председатель Верховного суда О. Иванова вдруг показывает, что не знает Конституции (эпизод 3). Она же заявление гражданина о неблагополучии в судебной системе, поданное в обычном порядке, упорно называет надзорной жалобой (эпизод 5). Судья А. Цверкович как бы не может отличить ходатайство об истребовании доказательств от искового заявления (эпизод 2). Судья Г.Балан, как ребенок, назначает экспертизу транспортного средства, которое физически не может быть предъявлено эксперту (эпизод 1). Судья Н.Демкина с коллегами как бы не знает, что мертвые не работают, и требует установить размер сегодняшних доходов погибшего шесть лет назад кормильца (эпизод 4).
Но, разумеется, и Иванова, и Цверкович, и Балан, и Демкина - они прекрасно знают закон и знают, когда подминают закон, манипулируют законом. Эти манипуляции в приднестровских судах сводятся, в основном, к таким шагам.
Неполное рассмотрение доводов и неполное исследование доказательств. Если доводы или доказательства соответствуют линии, которую хочет провести судья, то мы их рассматриваем. Если не соответствуют, тем более противоречат, то этих доводов и доказательств как будто и нет в деле. В моей практике есть просто замечательный, хрестоматийный пример, когда 16.08.2001 г. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда ПМР приняла определение, не рассмотрев ни одного довода (подчеркиваю – ни одного из полутора десятков!), не исследовала ни одного доказательства из двух кассационных жалоб - истца и ответчика.
Переквалифицирование документов, фактов и доводов. Например, случай с фабрикацией А. Цверковичем искового заявления из ходатайства об обеспечении доказательств.
Волокита и круговерть. Законные требования инвалида В. Коробки рассматривались пять раз в судах первой инстанции, пять раз в Верховном суде, который не решал дело по существу, а пускал все по новым и новым кругам. Как я понял, Верховный суд вообще редко пользуется своим правом разрешать спор в конечной инстанции, не хочет брать на себя ответственность. А отсутствие в законе каких-либо ограничений на количество повторных рассмотрений иска в судах первой инстанции предоставляет превосходный инструмент для бесконечного затягивания окончательного решения по иску. Что и было продемонстрировано на исках В. Коробки.
Увиливание от точных формулировок, от ссылок на закон. Пишут, например, в судебных постановлениях просто - «законом не предусмотрено».
Блестяще! Эту замечательную формулировку, которую даже Президиум Верховного суда не стесняется применять, предлагаю взять на вооружение всем судьям, раз есть такой прецедент (см. постановление Президиума Верховного суда ПМР от 10.01.2003 г., эпизод 3). Более того, на основе этой формулировки предлагаю создать типовое решение суда: «Рассмотрев доводы искового заявления, заслушав свидетельские показания, исследовав представленные сторонами доказательства, суд приходит к выводу, что в удовлетворении исковых требований надлежит отказать, так как удовлетворение их законом не предусмотрено». Следующим шагом такое судопроизводство поддается автоматизации. Только фамилии подставляй. Главное, что типовое решение невозможно обжаловать. Какая норма материального права в нем нарушена, если никакая норма не названа? Или написать жалобу: «прошу отменить, потому что законом предусмотрено»?
Что же стоит за манипулированием законом, в том числе, в рассмотренных нами эпизодах? И какую выгоду извлекают из этого судьи?
Ну, выгода-то тут бывает всегда – материальная или нематериальная. Иначе зачем огород городить? «Не умеешь ловчить – суди по закону» - судейский фольклор. В статье «Молчание ягнят» («ЧиП», 12 октября 2005 г.) я приводил такой пример мзды. Судья (один из героев и нынешнего очерка) в течение двух лет назначал более двадцати заведомо бесплодных судебных заседаний по делу о лишении родительских прав, пока ответчик художественно расписывал его жилище. Пленум Верховного суда СССР в свое время называл и нематериальные выгоды в качестве мотива при злоупотреблении должностными полномочиями: карьеризм, протекционизм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т.д. Если бы прокурор ПМР В. Захаров поинтересовался мотивами внезапного детсадовского лепета судей в описанных выше эпизодах, он наверняка бы нашел многое из только что перечисленного. И еще кое-что.
Да, можно инкриминировать судьям злоупотребление должностными полномочиями. Однако я называю вышеописанные действия судейским мошенничеством. Думаю, так точнее.
По определению, мошенничество – это обман или злоупотребление доверием. Судьи-мошенники уверены, что простой гражданин не разбирается (честно говоря, и не обязан разбираться) в законах на уровне профессионала-правоведа. Он должен доверять профессионалу судье. И он доверяет судье, как доверяет врачу, когда принимает назначенные врачом лекарства. Представить страшно, если бы врачи стали применять свои специфические знания так, как их применяют иные приднестровские судьи-мошенники. Ведь гражданина во всех описанных эпизодах просто обманывают. Или пытаются обмануть. В республике, где не развита адвокатура, где прокуратура с недавних пор выведена за скобки реального надзора за правосудием, судьи могут позволить себе писать в своих постановлениях все, что угодно. Расчет на неосведомленность людей в специальных правовых вопросах, а также на бесконтрольность, безответственность служителей Фемиды.
И есть еще два обстоятельства, которые делают судейское мошенничество в нашей республике совершенно безопасным для судей - корпоративность судейского корпуса и непризнанность государства.
За 15 лет выстроена и хорошо отлажена корпоративная спайка судейских чиновников, реально не зависящих ни от кого, кроме Президента. Найдется какой-то «умник», начнет сопротивляться судейскому мошенничеству, его всегда можно поставить на место, например, пустить по судебной круговерти, пока не устанет или не умрет.
Непризнанность республики затрудняет, а то и просто исключает применение международной правозащиты. Проще говоря, вердикты приднестровских судей весьма трудно обжаловать в международном суде. Нельзя и применить постановления иностранных судов на территории Приднестровья. Эти действия обусловливаются международными договорами, которых у непризнанного государства нет и не может быть.
К сожалению, в Уголовном кодексе ПМР мошенничество рассматривается только в разделе экономических преступлений и увязано с завладением чужим имуществом. Но я уверен, что рано или поздно в кодексе появится статья, преследующая и за мошенничество узких специалистов, таких, как судьи. Общество не может позволить, с одной стороны, готовить узких специалистов, которых невозможно проверить, как токарей-пекарей, а с другой стороны, оставлять без наказания случаи, когда эти узко специализированные знания используются во вред обществу путем злоупотребления доверием граждан.
Судейское мошенничество является общественно и государственно опасным деянием, подрывает основы судебной власти, ее авторитет, приводит к неправосудным решениям и потому может быть квалифицировано как преступление против правосудия.
Разумеется, судейское мошенничество необходимо отличать от «доброкачественных ошибок», которые возможны в любом деле. Но кто это будет делать? Такой же судья - узкий специалист? А его кто проверит?
В следующей части этого очерка я выскажу соображения на этот счет. Но сейчас речь идет о более общей проблеме: как общество может проконтролировать узкого специалиста – судью. Ведь сложность и специфичность правосудия не является основанием для отказа от надзора общества за положением дел в правосудии. Судебные ошибки и произвол чрезвычайно дорого обходятся буквально каждому человеку.
Любая сложная система содержит некие «выходные данные», по которым даже не специалист может сделать вывод о доброкачественности или недоброкачественности работы системы, даже не разбираясь в ее сути. Возьмем по аналогии медицину. Если (при обычных условиях) больной выздоравливает - лечение подобрано правильно, врач грамотный. Если больному хуже – врача нужно менять.
У судопроизводства даже таких «выходных данных» нет. Ибо продукция судьи – это оценка, а она всегда субъективна. Несмотря на то, что результат судопроизводства, как никакого другого дела, может быть во имя истины подвергнут (и часто подвергается) многократному отрицанию и пересмотру, окончание этого пересмотра обусловлено не достижением некоего объективного результата, а просто решением конечной судебной инстанции, то есть опять же оценкой. Получается вроде бы тупик, куда не специалисту как бы незачем соваться.
Тем не менее, общество имеет хороший инструмент контроля за судами. Честность судьи должна стать основным профессиональным показателем. Не «Ваше законознание», а «Ваша честь» - не случайно именно так обращаются к судье. Общество уверено: если судья честен, можно быть спокойным за правосудие. И создавая особые условия для судей, думая о их независимости, материальной обеспеченности, защите и безопасности, общество всего лишь добивается честного служения судьи. Честный судья не может быть некомпетентным, ибо в таком случае честь диктует добровольную отставку или переподготовку. Само собой, честный судья не может быть взяточником и вообще не может совершить никакое виновное преступление. Честность судьи и является той лакмусовой бумажкой, с помощью которой каждый человек, даже не специалист, может точно оценить любого судью.
Да, государство не может обеспечить честность судьи. Оно не может превратить бесчестного человека в честного. Но оно может и обязано очищать правосудие от бесчестных служителей. И здесь без лакмусовой бумажки чести не обойтись.
Важно подчеркнуть, что честность судьи – свойство не отвлеченно-химерическое, а вполне конкретное. Честность проверяема, а нечестность не возможно скрыть, стереть или подправить: однажды совершенная, нечестность остается с судьей навсегда. Поэтому проверке на честность во всякое время может быть подвергнут любой период деятельности судьи.
Мы порой даже не отдаем себе отчета, насколько глубоко принцип чести судьи увязывается с конкретной судебной практикой, являясь условием существования многих и многих процессуальных норм. И как только честность из судопроизводства исчезает, эти нормы тут же обрушиваются, и выглядят так, будто их придумали идиоты.
Ну, например, отвод судьи. Сегодня он решается так, что судья, которому по той или иной причине заявлен отвод, сам решает, удовлетворить этот отвод или нет. На взгляд современного человека с резиновой растяжимой честью, это же чушь! Как в английском анекдоте. «Джентльмены, в нашем мужском клубе оказалась переодетая мужчиной женщина. Я вынужден прибегнуть к унизительной процедуре выяснения, кто из нас сэр, а кто леди. Итак, начнем. Сэр, вы сэр?» - «Да, сэр!» – «Хорошо. Следующий…»
Но все становится на свои места, если учитывать, что норма об отводе предполагает честность судьи. При малейших указаниях на его небеспристрастность такой судья тут же честно сам отстранится от ведения судопроизводства. Откуда эта норма к нам прилетела? Может быть, истоки ее в моральном кодексе строителя коммунизма? Сегодня, когда честь продается за копейку, архаичная норма становится просто опасной. Мы видели на примере Г. Балан, как нынешний приднестровский судья, пользуясь несовершенством законодательства в этой норме, отклоняет отвод. Более того, для него это становится мигом торжества и открывает дорогу для откровенного сведения счетов. Нынешняя норма об отводе еще и просто неконституционна, поскольку судья становится арбитром в собственном деле, чем разрушаются основы правового государства, в качестве которого заявлено Приднестровье.
Существующей практике отводов надо положить конец. Тут есть выбор из нескольких вариантов. Можно сделать, как в России, где, например, вопрос об отводе судьи Арбитражного суда решает председатель суда. Можно четче прописать существующую норму. В ней ведь заложено, что для отвода достаточно лишь СОМНЕНИЯ в беспристрастности судьи. Суды же сегодня сплошь и рядом трактуют эту норму, как необходимость предъявить ДОКАЗАТЕЛЬСТВА небеспристрастности судьи.
За честного судью общество платит немалую цену и готово платить больше и больше. Честь приобретает весомое материальное содержание, приносит «Вашей чести» видное общественное положение. Потому справедливо, если будет поддерживаться жесткий баланс между поощрением чести, обеспечением независимости судей и наказанием за нарушение чести.
В Российской истории имеется замечательный пример создания целостной саморегулирующейся системы поддержания на высочайшем уровне чести отдельных лиц. Говорю об известной «Жалованной грамоте дворянству» Екатерины Второй. Этим актом дворянству предоставлялись значительные, в том числе наследуемые, значит вечные привилегии. Однако дворянин мог все в одночасье потерять, если совершал бесчестный поступок. Почему дворяне стрелялись на дуэли по малейшему подозрению в бесчестии? Шибко благородные были? Не только. Царица привязала к благородству солидный материальный довесок. Побежишь, поди, на дуэль, как миленький!
Ничего подобного для «Вашей чести» сегодня не предусмотрено. То есть чтобы судья, условно говоря, бежал на дуэль, лишь заподозренный в бесчестье. Куда там! Судья надувает щеки и требует доказательств своего бесчестья. С подписью и печатью. Он знает, что так называемые квалификационные коллегии судей, призванные разбирать вопросы бесчестных поступков, наносящих ущерб авторитету суда, фактически, как показывает эпизод 1, являются еще одним барьером, защищающим судью от контроля со стороны общества. Ведь там все свои. Если продолжать делать ставку на квалифколлегии, то эти структуры должны быть в корне реформированы. Прежде всего, в направлении их демократизации. Право обратиться по поводу бесчестного поступка судьи должно быть предоставлено любому участнику судебного процесса. Разбор заявления должен происходить с обязательным участием заявителя. Принимать окончательное решение об обоснованности обвинения в бесчестности должны не коллеги-судьи, а специальная группа лиц, подобранных по принципу присяжных заседателей.
Справедливости ради надо отметить, что наблюдаются кое-какие симптомы начавшейся задумчивости приднестровских властей по поводу неблагополучия в судебной системе с точки зрения честности и компетентности судей. Взять ту же Н. Воровальницеву, бывшего заместителя Председателя Верховного суда ПМР. Ни один ее вердикт по делам с моим участием не был основан на законе. Подчеркиваю - ни один! Куда я только не обращался, чтобы это показать. И, похоже, не я один обращался. В ответ - непрошибаемая круговая оборона. Но вот светлый миг. Недавно Конституционный суд перечеркнул одну из лихих комбинаций Н. Воровальницевой, ее отправили на пенсию. Буквально следом безвременно умирает надежный щит Н. Воровальницевой - Председатель Верховного суда О. Иванова. Само Провидение не выдержало и начало наводить порядок в приднестровских судах. Скажем так, в доступной для Провидения форме. Но не по-человечески же дожидаться, пока на бесчестного судью в июле сосулька упадет. Надо же и земным властям активизировать усилия по наведению порядка в правосудии.
Хочется надеяться, что новый Верховный Совет ПМР в специальной поправке в Конституцию прямо увяжет честность и право на занятие должности судьи. Как это сделано, например, в горячо любимых реформаторами США и записано в их Конституции: «Судьи сохраняют свои должности до тех пор, пока их поведение является безупречным». Такая же норма существует и в Конституции Канады. Подчеркиваю, честь судьи в этих странах является конституционной нормой.
А у нас в Приднестровье эта норма опущена в закон о статусе судей. В нем продекларировано, что уголовное преступление судьи, либо совершение проступка, позорящего честь и достоинство судьи или умаляющего авторитет судебной власти, являются основанием для прекращения полномочий судьи. Но, как показывают эпизод 1 и эпизод 2, добиться этого практически невозможно. Закон содержит целый ряд условий, которые останавливают угрозу импичмента судьи еще на дальних подступах. В конечном счете, вопрос о прекращении полномочий большинства судей, за исключением самых главных и мировых, решает Президент, но согласно закону о статусе судей он вовсе не обязан автоматически прекращать полномочия судей даже при наличии всех обязательных убедительных материалов. Конституционной же, то есть безусловной нормы нет. Вот и получается, что у нас «Ваша честь» прекрасно может обходиться вообще без чести. И судить людей.
Теперь посмотрим, кто в ПМР может и должен выяснять разницу между судейским мошенничеством и доброкачественной ошибкой судьи. Кто обязан разгребать завалы судебной кривды, поддерживать судебную систему в хорошем саморегулирующемся состоянии на основах справедливости и законности в интересах народа и государства. И как он это делает. Вопросы этой части очерка, возможно, окажутся сложными для читателя не специалиста, но я постараюсь оставаться в пределах доступного
Сначала несколько случаев из практики общения с прокуратурой. Чтобы не перегружать читателя, рассмотрим эпизоды, примыкающие к уже ранее описанным и знакомым читателю.
Эпизод 6. 2003-2004 гг. Возвратимся к алиментному делу в Тираспольском суде (см. эпизод 2.). Как я ранее писал, попытка привлечь к уголовной ответственности судей А. Цверковича и С. Вильгаук окончилась безрезультатно. После многомесячного понукания Тираспольского прокурора И. Лешукова его помощник Н. Маматюк вынесла Постановление об отказе. Со своей стороны, С. Вильгаук и А. Цверкович обратились в Тираспольскую прокуратуру с заявлениями о возбуждении уголовного дела за клевету на них. Тут уж Тираспольская прокуратура помчалась во всю прыть. Все сразу закрутилось, завертелось и полетело на всех парусах. Прокуратуру не остановили обстоятельства, что действия «клеветника» против судей были правомерны, что разрешены законом, что не выходили за пределы дозволенной официальной переписки, что ни об имени судей, ни об их делишках ни устно ни письменно не упоминались ни с трибуны, ни в газетах. Никаких признаков клеветы. Тем не менее.
Милиция Тирасполя по требованию С. Вильгаук возбуждает уголовное дело против «клеветника» за якобы подлог документов, но тут же закрывает за отсутствием состава преступления. Через некоторое время прокуратура Тирасполя снова требует от милиции возбуждения уголовного дела по тому же поводу (что само по себе незаконно). Дело возбуждается и снова закрывается. Тогда Тираспольская прокуратура сама возбуждает дело о клевете на судей. По жалобе «клеветника» прокуратура ПМР его прекращает. Тем не менее, прокурору Тирасполя И. Лешукову неймется. Он возбуждает уголовное дело (для «клеветника» четвертое). Причем следствие по этому делу незаконно ведет не следователь прокуратуры, а наша старая знакомая помощник И. Лешукова Н. Маматюк. «Клеветник» многократно вызывается к Н. Маматюк, где несчастная прислужница прокурора не может внятно сформулировать, какое же преступление вменяется в вину.
Эти действия, точнее сказать, «наезды» прокуратуры не имеют ничего общего с законностью, совершаются в интересах «проколовшихся» судей и задуманы с целью припугнуть «клеветника», побудить его отказаться от уголовного преследования С. Вильгаук и А. Цверковича.
Республиканская прокуратура, дав И. Лешукову порезвиться, в очередной раз отменяет его постановление об уголовке, указывая при этом, что «клеветник» имел законное право поступать так, как поступил. У прокуратуры ПМР был серьезный повод провести служебное расследование в Тираспольской прокуратуре по факту уголовного преследования заведомо невиновного человека. Но не провели. Поэтому я бы не стал поднимать на щит действия республиканской прокуратуры по наведению справедливости в этом эпизоде. Это был хорошо разыгранный спектакль. Расшалившихся подчиненных из Тираспольской прокуратуры останавливали у последней черты (если бы прокурор Тирасполя И. Лешуков вынес постановление о привлечении заведомо невиновного «клеветника» в качестве обвиняемого, он сам бы становился уголовным преступником). Но гадить в пределах допустимого не мешали и никаких оргвыводов не сделали.
Кстати, замечу, что Тираспольской прокуратурой в 2003 году было возбуждено 14 уголовных дел. О некоторых из этих 14-ти я вам только что рассказал. Безотказная Н. Маматюк, помогавшая скрыть уголовно наказуемое деяние судей и, с другой стороны, преследовать заведомо невиновного, вскоре делает карьеру: становится судьей Тираспольского суда. Наверное, тоже теперь считает себя «Вашей честью».
Эпизод 7. 2002-2006 гг. Вернемся к истории по защите реноме заместителя Председателя Верховного суда Н. Воровальницевой (см. эпизод 3). Верховный суд из-за процессуальных требований не мог без помощников «родить» постановление Президиума Верховного суда о возврате убийце денег, взысканных с него на похороны его жертвы. Кто-то должен был «попросить» вернуться к пересмотру двухлетней давности исполненного приговора. Это услужливо сделала прокуратура ПМР, внесла соответствующий протест. То, что прокуратура ПМР тут была в сговоре с Верховным судом ПМР, легко доказывается. Ведь еще за месяц до внесения протеста о нем знал судья Верховного суда В. Гаврилюк и озвучил в судебном заседании как угрозу жалобщику, пытаясь помочь Н. Воровальницевой не потерять лицо.
Прокуратуру ПМР при принесении протеста ничуть не смутило, что никто ее об этом протесте не просил, что вынесенный два года назад приговор устраивал подсудимого-ответчика, он никогда не требовал его пересмотра, без всякого давления своевременно выплатил присужденные на похороны суммы. Более того, та же самая прокуратура ПМР уже высказывалась в порядке надзора и трижды (!) устно и письменно подтверждала абсолютную законность приговора. И вдруг повернулась на 180 градусов. Чего только не совершишь, блин, во имя «законности»!
Протест «сляпали» так. Старший помощник прокурора ПМР В. Дианов сочинил текст (он сам мне о том поведал). Протест подсунули на подпись только что назначенному новенькому заместителю прокурора ПМР Н. Стародубу. Тот подмахнул. Изучением дела не напрягались, иначе хотя бы фамилии не переврали (какое может быть доверие к более сложным утверждениям этих писателей?). Условно говоря, Петрова у них стала Петерсоном, а Новикова – Новачиной. Это республиканская (!) прокуратура (!) в уголовном-то деле (!), то есть в деле о конкретном (имярек) потерпевшем и о наказании конкретного (имярек) человека. Обоснованностью выводов тоже не слишком себя утруждали. Приговор изменить, потому что «законом не предусмотрено».
Прошу прокурора ПМР В. Захарова объяснить, каким законом не предусмотрено? Требую опротестовать постановление Президиума Верховного суда, только он один теперь может это сделать в республике. Через много месяцев и жалоб, наконец, В. Захаров откликается и указывает, каким законом не предусмотрено. Попутно отказывает в принесении протеста на том основании, что Президиум Верховного суда правомерно изменил приговор, чего и прокуратура просила.
Да вот незадача! И даже двойная. Во-первых, указанный В. Захаровым в качестве обоснования «законом не предусмотрено» нормативный акт МССР утратил силу (был отменен) за четырнадцать лет (!) до описываемых событий (вот откопали!), а прокурор ПМР об этом до сих пор не знает. Во-вторых, пришлось для В. Захарова аршинными буквами процитировать постановление Президиума Верховного суда об отмене приговора, а не об изменении (прокурор ПМР не удосужился даже прочитать защищаемый им документ). Изменение и отмена приговора – это разные действия, порождают разные процессуальные последствия, которые четко прописаны в процессуальном законе. Пришлось напомнить прокурору, что, отменив приговор, Президиум Верховного суда обязан был направить уголовное дело на новое рассмотрение, а не назначать разного рода отсебятину, как было проделано.
С тех пор В. Захаров мне письменно отвечать боится. Вдруг опять невпопад.
А незаконное постановление Президиума Верховного суда ПМР так и не отменено. Хотя появились новые обстоятельства и аргументы, говорящие о его незаконности. Например, Конституционным судом ПМР принято постановление о неприменимости нормативных актов МССР с июля 2002 г. (напомним, постановление Президиума Верховного суда принято в 2003 г. и основано, как признал В. Захаров, на нормативном акте МССР). На многочисленные требования опротестовать незаконное постановление, прокурор ПМР не ответил ни разу.
Вот уже несколько лет В. Захаров всячески уклоняется от исполнения своих обязанностей и не подписывает окончательного заключения и по другим вопросам, с которыми я или мои доверители к нему обращаемся. Отвечают вместо прокурора все время какие-то лица из прокуратуры, которые, образно говоря, ему чай заваривают. Какие-то постоянно тасуемые ИО заведующих разными отделами (управлениями), их в прокуратуре немерено. Требуешь окончательного вердикта прокурора ПМР (и по закону он обязан это сделать, чем прекращается разбор заявления; мнение помощников и заместителей не является конечным результатом) – отвечает В. Дианов. Пишешь в другой раз, показываешь нелепость ответа В. Дианова, требуешь от прокурора В. Захарова хотя бы подписаться под этой нелепостью, взять на себя ответственность за нее в окончательном решении - и я от тебя отстану! Отвечает В. Дианов. И так далее. Ну, давайте тогда В. Дианова и назначим прокурором республики!
Или ответит исполняющий обязанности прокурора ПМР, как раз в момент, когда В. Захаров по какой-то причине отсутствует. Хитрят! Тут тебе и закон соблюден (вынесен окончательный вердикт прокурора ПМР, прекращающий дальнейшие дебаты), и В. Захаров за последствия не отвечает, не он-де подписывал.
Это даже не по-мужски – подставлять своих подчиненных, позиция трусливая и бесчестная. Если только прокурор ПМР В. Захаров не утратил дееспособности и контроля над вверенной ему прокуратурой. Впрочем, может, он уже в другом измерении живет. По слухам, ему пророчат пост Председателя Верховного суда.
Наша маленькая республика и бедный народ содержит на последние копейки такую вот прокуратуру для таких вот преследований граждан? Нужна ли такая прокуратура? Первая реакция - не нужна, хоть бы ее и совсем не было. Мы и здесь наблюдаем распоясавшийся вне контроля общества «субъективный фактор», как и в эпизодах с судьями.
Разве можно ожидать от такой прокуратуры каких-то действий в защиту правосудия, разоблачения судейских мошенников? Нет, конечно. Прокуратура не блещет ни в раскрытии явных политических заказных убийств, продемонстрировала свою полную бесполезность в деле о преследовании депутата Верховного Совета А. Радченко, фактически покрыла многомиллионное воровство в «Тираспольтрансгазе» - об этих и других ее «подвигах безделия» не раз писала газета «Человек и его права». Поэтому, когда весной прошлого года Конституционный суд ПМР принял известное постановление по прокуратуре, которое практически оставило прокуратуру не у дел, можно было бы сказать – и слава Богу.
Если бы из корыта с грязной водой не пытались выплеснуть и ребенка…
Закон о прокуратуре был принят в 1992 г. Если на примере его изменений и дополнений посмотреть, в каком направлении законодатель развивал прокуратуру, то вывод однозначный: шло нарастание надзорных, контрольных, предписывающих функций, более активной работы прокуратуры в суде при разрешении судебных споров.
Так, со временем прокурору было предоставлено право предостерегать о недопустимости нарушения закона. При обнаружении невыплаты зарплаты более 3 месяцев на прокурора возлагалась обязанность привлечь работодателя к суду. Прокурору вменялось надзирать не только за полнотой и объективностью при разбирательстве дел в судах, как в базовом законе, но и за соблюдением сроков, а также за своевременностью исполнения судебных постановлений. Прокурора обязали следить за законностью и обоснованностью каждого решения, а не выборочно, как раньше. ВременнЫе рамки для прокурорского «сопровождения» дел в судах существенно расширялись – он вступал уже на стадии распорядительного заседания суда и работал с делом до пересмотра судебных постановлений по вновь открывшимся обстоятельствам. Прокурор получил право требовать дисциплинарного производства в квалификационных коллегиях судей по проштрафившимся судьям. И т.д.
Расширение полномочий шло по нарастающей вплоть до весны 2005 г.
И вдруг весной 2005 г. – трах! – поворот на 180 градусов. Конституционный суд принимает постановление, и закон о прокуратуре на две трети (!) признается неконституционным.
Это событие, по-моему, не нашло пока достойного общественного осмысления. А зря! Не вдаваясь в подробности, отмечу только нюансы, которые вызывают, мягко говоря, удивление.
Привлекает внимание уже время и движущие силы переворота. Это апрель 2005 г. Это небезызвестный министр юстиции В. Балала, который, как мы знаем, был не только министром юстиции, но и представителем Президента в Конституционном суде, творцом пропрезидентской Конституции 2000 года, главным теоретиком всех демаршей Президента в сторону права, «наведения порядка» в законодательстве. Балале была фактически отдана на откуп переписка Президента с народом по правовым вопросам – ответы на жалобы и обращения в адрес гаранта Конституции.
А еще он был большим идеологом-приватизатором с электроэнергетическим уклоном (Молдавская ГРЭС). Одно время его прочили в руководители планируемой энергетической корпорации, которая по замыслу создателей должна была интегрировать энергетический рынок Приднестровья.
К весне 2005 г. тучи над головой Балалы начали сгущаться. Верховный Совет все более подозрительно приглядывался к шустрому министру, к его деятельности по нанесению вреда республике. Готовилось негативное постановление законодателей по приватизации. Но у Верховного Совета нет скорых средств для укорота. Реальной угрозой Балале была только прокуратура. И он принял упреждающие меры, подстраховался. Президент ПМР (т.е. Балала же) выступил с инициативой проверить конституционность некоторых законов вокруг деятельности прокуратуры, а Конституционный суд быстренько все исполнил. Постановление Конституционного суда практически блокировало всякую инициативу прокуратуры по наведению порядка, серьезным образом и надолго ограничило ее возможности по контролю и надзору за правосудием. Дальше события развивались так. По президентскому (Балала же) Временному положению о прокуратуре ее быстренько засунули под колпак исполнительной власти, и таким образом сделали полностью карманной. Попытка Верховного Совета переподчинить прокуратуру судебной власти провалилась – Президент не подписал соответствующий закон.
В очередной раз мы получили позорный факт издевательства одного чиновника над основами основ, факт неограниченного всесилия временщика. Ладно бы во имя народного процветания, но нет - нанесшего, как выяснилось, вред республики на многие миллионы долларов без всякого наказания: карающий меч (прокуратура) к тому времени был сломан.
Роль Конституционного суда (далее – КС) во всей этой истории крайне неприглядна. И вот почему.
Суть претензий КС выразилась в том, что прокуратура, не входя ни в одну из трех ветвей власти, присвоила себе функции по меньшей мере двух ветвей власти – исполнительной и судебной. А по Конституции такое объединение недопустимо. Поэтому закон о прокуратуре КС признал неконституционным.
Этот вывод не выдерживает критики ни в какой своей части.
Чтобы не быть голословным, проанализирую только один пассаж из постановления КС. Цитирую: «Данная статья … предоставляет прокуратуре Приднестровской Молдавской Республики право осуществлять надзор за точным и единообразным исполнением Конституции Приднестровской Молдавской Республики и законов судебными органами. А … судебная власть в Приднестровской Молдавской Республике осуществляется только судами. Судьи при осуществлении правосудия независимы и подчиняются только Конституции Приднестровской Молдавской Республики и закону. Какое-либо вмешательство в деятельность судей по отправлению правосудия недопустимо …Анализ конституционных положений и грамматический анализ терминов дают основания для выводов, что прокуратура Приднестровской Молдавской Республики одновременно осуществляет и частично дублирует функции … судебной власти…»
Присмотримся внимательнее к этой логической конструкции с ее выводом о присвоении функций судебной власти.
КС цитирует две нормы: 1) о праве прокуратуры осуществлять надзор над судами и 2) что судебная власть в ПМР осуществляется только судами. Между этими двумя нормами никакой связи или обусловленности КС не установил. В огороде бузина, в Киеве – дядька.
Разве КС доказал, что надзор прокуратуры за точным исполнением законов судами (функция прокуратуры) является непосредственным применением закона на практике (функция суда)? Нет, не доказал. Закон о прокуратуре ПМР не разрешает прокурору никаких прямых действий в судах по вмешательству в правосудие, в отличии, например, от законодательства Японии, по которому японский прокурор имеет право по своему усмотрению (!) просто прекращать судебные дела.
Разве вывод прокурора, что суд неправильно применил закон, и требование к вышестоящему суду отменить незаконное решение является «вмешательством в деятельность судей по отправлению правосудия»? Или это является «осуществлением и частичным дублированием функции судебной власти»? Разве суд обязан отменять решения по протесту прокурора? Не обязан. Любая кассационная жалоба истца или ответчика с указанием на нарушение закона судом и требованием отмены незаконного решения тоже является, значит, вмешательством в правосудие и дублированием функции судебной власти. Может, запретим и кассационные жалобы? И все, что напишет судья (даже если он тихо сошел с ума), признаем неприкасаемым? Не хотел бы я жить в таком государстве.
Какой же таинственный «грамматический анализ терминов» мог привести КС к его выводу? Ведь грамматика – это, условно говоря, проверка на правильность написания «жи-ши». «Грамматика – совокупность правил об изменении слов и сочетании слов в предложении» («Словарь русского языка» С.И. Ожегова). Как может дать грамматика основания для прояснения правовых отношений между прокуратурой и судом?!
Нет слов.
На таком же уровне «обоснован» вывод КС и о присвоении прокуратурой функций исполнительной власти.
Теперь приглядимся к высказываниям КС о неконституционности закона о прокуратуре, то есть его противоречии Конституции.
Какие могут быть противоречия с Конституцией в том, что прокуратура, предположим, в своей деятельности пользуется инструментарием исполнительной и судебной власти, ЕСЛИ ТАКОЕ ПРАВО ПРОКУРАТУРЫ ЗАПИСАНО В КОНСТИТУЦИИ? Никаких противоречий. Чтобы решить поставленную задачу (перечеркнуть закон о прокуратуре), надо обойти это препятствие (основные критикуемые положения закона о прокуратуре прямо вписаны в Конституцию).
Первым шагом КС разбивает Конституцию на две части. В ней якобы есть некий «фундамент» и «все прочее», что вообще можно не считать за Конституцию. И если какой-нибудь закон соответствует «прочему», это еще не значит, что он соответствует Конституции. Наши конституционные новаторы внесли, конечно, гигантский «вклад» в конституционное право, введя понятие «фундамента» Конституции как «надзирателя» над всеми ее другими частями и тем самым открывая путь для превращения цельного Основного Закона в крошево неких частей. Завтра им понадобится на потребу очередного Балалы раздолбать «фундамент», так они заявят о наличии в нем какого-нибудь «ядра фундамента». Ядро не трогаем, а фундамент крушить можно.
Да, в нашей Конституции есть раздел «Основы конституционного строя». Говорится, что никакие другие положения Конституции не могут противоречить «Основам». Речь идет о провозглашении высшей юридической силы «Основ» в спорных случаях применения Конституции (если не хватает ума написать бесспорную), а не о недействительности тех или иных положений Конституции, противоречащих «Основам». Ибо отдельные положения Конституции, вписанные в нее и законным образом принятые, не могут рассматриваться на предмет их соответствия Конституции. Это нонсенс, поскольку они, эти отдельные положения, и есть Конституция.
Максимум, что может КС, оставаясь в границах предоставленных ему прав, это указать на противоречия в Конституции и только. Судить о неконституционности отдельных частей Конституции он не вправе, тем более принимать какое-то постановление на этот счет. Чтобы преодолеть вот это препятствие, КС идет просто на высший пилотаж и делает неуловимо тонкую подмену. Разговор о неконституционности отдельных положений КОНСТИТУЦИИ (запретный для КС) подменяется в постановлении КС разговором о неконституционности отдельных положений ЗАКОНА о внесении изменений в Конституцию (разрешенный для КС). Вывод о неконституционности ЗАКОНА как бы по аналогии незаметно переносится на КОНСТИТУЦИЮ. Причем вывод этот должен возникнуть в голове читателя, в тексте постановления нем – ни слова.
Поясню конкретнее. В 2000 г. был принят ЗАКОН об изменении Конституции 1995 года (его автор – Балала; таким образом, он у нас еще и Тарас Бульба, поскольку «я тебя породил, я тебя и убью!» - я закон сочинил, я его и признаю негодным). В ЗАКОНЕ и содержатся спорные положения о прокуратуре, которые затем вошли в Конституцию 2000 года. Ловкость заключалась в том, что КС исследовал не раздел о прокуратуре из Конституции 2000 года на его соответствие Конституции же 2000 года, а рассматривал положения о прокуратуре из ЗАКОНА о внесении изменений в Конституцию 1995 г. Причем рассматривал не применительно к Конституции 1995 г., действующей на момент принятия ЗАКОНА, а применительно к Конституции 2000 г, то есть той, какой она стала после внесения в нее положений спорного ЗАКОНА.
Совершенно гениальная эквилибристика! Вот попробуй эту тонкость, где передернули, ухватить! По крайней мере, неглупый парламентский корреспондент газеты «Приднестровье» попался, как ребенок, когда 8 июля 2005 г. писал в газете: «Конституционный суд своим постановлением признал несоответствующими конституционному принципу разделения властей статьи 91 и 92 главы 6 «Прокуратура» Основного Закона и, соответственно, нормы Закона «О прокуратуре ПМР».
Да не статьи Основного Закона он признал неконституционными, руки у него коротки на такое! КС может с ясным взором заявить: мы Конституцию и не трогали, мы к ней не прикасались – и будет прав! Никто никогда не признавал статьи 91, 92 Конституции 2000 года неконституционными, и, следовательно, закон о прокуратуре, основанный на этих статьях Конституции, не может являться неконституционным, легковерные вы мои!
Балала не сомневался, что сможет протащить в общественное сознание мысль о том, будто закон о прокуратуре не соответствует действующей Конституции. И как видим, это ему пока что удалось. КС скромненько так промолчал, когда в «Приднестровье» чушь о неконституционности Конституции была напечатана. Наверняка, и какие-то депутаты Верховного Совета до сих пор разделяют мнение корреспондента «Приднестровья».
Если вы улавливаете вышеописанные тонкости, то значит можете воскликнуть вместе со мной: какие у нас изобретательные люди, когда требуется подмять закон, чтобы выполнить заказ.
Но, возразят мне, если закон об изменении Конституции не соответствует Конституции, то, следовательно, неконституционные (и утратившие силу) нормы закона должны быть исключены из Конституции, раз они туда попали из закона. Таковы ведь последствия недействительности закона, утратившего силу?
Нет, в данном случае не таковы. Никаких последствий тут не возникает. Уверенность Тараса Бульбы «Я тебя породил, я тебя и убью» здесь не срабатывает. ЗАКОН об изменении старой Конституции ничего не может диктовать новой КОНСТИТУЦИИ после того, как та вступила в силу с изменениями и дополнениями. Влияние на такую Конституцию ЗАКОН утрачивает. На изменение новой Конституции нужен новый закон об ее изменении. И в постановлении КС вы не найдете ни слова о том, что, раз спорные нормы ЗАКОНА признаны неконституционными (утратили силу), то являются неконституционными (утратили силу) и соответствующие нормы КОНСТИТУЦИИ 2000 года.
КС попадает в расставленную им же ловушку. Он, конечно, видит, что влетает в ловушку с головой, но уверен, что он самый у нас хитрый, а остальные доверятся его выводам. Злоупотребление доверием суду, как я уже писал, и является признаком судейского мошенничества как разновидности мошенничества узкого специалиста.
Что за ловушка? Прокурор ПМР В. Захаров должен был сказать: да на здоровье! Закон об изменении Конституции неконституционен? - делайте с ним, что хотите. Но я работаю не на основании закона об изменении Конституции, а на основании действующей Конституции, ее раздела о прокуратуре. И лишать прокуратуру полномочий, предоставленных действующей Конституцией, КС не вправе. Кстати, в постановлении КС ничего не говорится об аргументах прокуратуры. В.Захаров хоть как-то сопротивлялся, защищался, точнее, защищал ли народ от наката Балалы? - не ведомо. Мнение его заместителя С. Степанова, участника разбирательства (подставить заместителя - тенденция, однако!), в постановлении не отражено.
И второе, что должен был сказать В. Захаров: поскольку по Конституции прокуратура не отнесена ни к одной ветви власти (это признано и в постановлении КС), то положения статьи Конституции о разделении властей и невозможности совмещения их функций к прокуратуре неприменимы.
И все! Многословная псевдоправовая «грамматическая» трескотня постановления, вся эта хитромудрая заумь Балалы рассыпается в пыль.
Действительно, не входя в систему органов государственной власти, прокуратура не может разве осуществлять (и/или даже совмещать) функции органов исполнительной либо судебной власти? Помилуйте, на чем подобное утверждение КС основано? Нет в действующей Конституции ПМР подобного запрета для органов власти, не входящих в систему органов власти. Нету его там, господа хорошие! И этим своим выводом КС прямиком вторгся в сферу законодательной власти (чем нарушает принцип разделения властей, а КС в отличие от прокуратуры включен в систему органов власти и не может играть на поле законодательной власти).
Или еще пример такого вторжения. «Демократический строй может быть установлен в государстве только при условии разделения функций между государственными органами» - делает вывод КС в своем постановлении. Мало того, что столь безапелляционное заявление не верно по сути: демократия, то есть принцип народного суверенитета, ставится в зависимость от производного от него способа реализации власти. Здесь неточно воспроизвели мысль провозвестника разделения властей Ш.Монтескье, который увязывал с разделением властей не демократию, а свободу (а это разные вещи). Во Франции, например, на родине Монтескье, принцип разделения властей не действует, потому что власти не уравновешены. Но никто не отказывает Франции в демократии. Нет четкого разделения властей и в Греции – прародине всех демократий, и в Испании. Категорический вывод КС ПМР является еще одним из многочисленных примеров, когда КС, вторгаясь в сферу законодательной власти, устанавливает в своих постановлениях конституционную норму, которой нет в Конституции ПМР. А потом на основании этой, установленной им нормы, делает, например, вывод о неконституционности закона о прокуратуре.
Любой контролирующий орган должен быть независим от контролируемого. Это бесспорно. Он может и даже должен пользоваться инструментарием неконтролируемого органа. Это также бесспорно, иначе нечем пользоваться. А теперь вопрос: если прокуратура должна контролировать и исполнительную, и законодательную, и судебную власть, где, в сфере какой власти ее место? Ответ – нигде, ни в какой. Но при этом прокуратура может пользоваться инструментарием всех этих трех властей. Не правда ли, очень знакомо? Да ведь так и записано в Конституции ПМР о прокуратуре, как признал КС!
Но, возразят мне, разве может существовать в обществе какой-то орган власти, не принадлежащий ни к судебной, ни к исполнительной, ни к законодательной власти, и тем не менее исполняющий их функции? Еще как может! Стоит только задуматься о долгих веках, на протяжении которых многие и многие государства жили вообще без всяких разделений властей и вообще без трех властей. Стоит задуматься и о том, что в обществах, в том числе и в современных, в том числе и в Приднестровье, с тремя перечисленными конституционными властями прекрасно уживаются, не входя в эти три ветви, десятки других властей. И часто результаты деятельности этих властей бывают даже выше, чем трех конституционных.
Неизвестные укокошили бизнесмена, свели с ним счеты. Вот вам прямое, многократно осуществляемое на наших глазах действие властей, которых нет в Конституции, но которые блестяще исполнили функции властей - и законодательных, и судебных, и исполнительных.
А разве не свидетельствуют приведенные выше эпизоды из практики, что нынешние правоохранительное органы Приднестровья производят в своей деятельности неписанные законы, которыми руководствуются и они, и другие – попробуй, отступи (законодательная власть); на основании этих неписанных законов выносятся решения, не отраженные ни в одном официальном судебном постановлении (судебная власть), но которые, тем не менее, железно выполняются (исполнительная власть)? Мы видим, что эти органы действуют и как входящие в систему государственных органов власти, и как не входящие в эту систему, точнее, входящие в некую другую не менее эффективную систему. И как эти две системы взаимно переплетаются, дополняют друг друга.
Чтобы не говорить загадками. Одного моего доверителя внесли в черный список. Где-то кто-то принял решение, чтобы ни одно его дело или близких ему людей не было выиграно в судах. Чтобы он не мог устроиться на работу. Чтобы прокуратура организовала его уголовное преследование. И все это осуществляется с методической необратимостью много лет так успешно, как никакой конституционной власти не снилось и ею не достигалось.
Я что, какую-то невероятную историю рассказываю? Да их сотни, оглянитесь вокруг.
Добиваясь кристальной ясности насчет целомудрия разделенных приднестровских властей на примере прокуратуры, КС почему-то не обратил внимания и не дал оценку тому, что буквально вся Конституция ПМР перемешана этими взаимопроникновениями властей - одной в другую. Например, вся судебная власть с потрохами находится в кармане у Президента, то есть исполнительной власти. Президент и назначает, и прекращает полномочия судей. А что, судьи, назначаемые и освобождаемые исполнительной властью, могут быть независимыми от нее? Есть у Президента и большой кусок законодательной власти: издает Указы, действия которых распространяются не только на органы исполнительной власти, но носят всеобщий характер. Примеров тому – море. Некоторые из указов прямо противоречат Конституции. Например, недавний «блокадный» Указ о запрете финансирования некоммерческих организаций из зарубежных источников. Любопытно, что на некоммерческие организации от исполнительной власти запрет не распространяется! Налицо сведение счетов с инакомыслящими в точно выбранную минуту. Больше ведь Президенту делать нечего во время блокады…
А разве сам КС не сидит на двух стульях? Признавая неконституционность законов, тем самым останавливая и отменяя их действие, разве не присваивает функции законодательной власти?
Современная практика вводит и не боится конституировать новые формы особых «властей», не принадлежащих ни к законодательной, ни к исполнительной, ни к судебной ветвям. Например, институт уполномоченного по правам человека (о нем мы еще поговорим). В современной России в систему разделения властей не входит даже Президент, одна из основных задач которого является как раз координация деятельности всех трех ветвей власти, для этого он наделен полномочиями всех трех ветвей власти. И никто не называет такое положение неконституционным, не изобретает никаких «фундаментов» конституции. Не крушат и российскую прокуратуру за ее надзорные функции в судах.
Мы оказались «впереди планеты всей», если не сказать более неприглядно – насмешили всю планету. Особенно это прискорбно, потому что в основе глубокомысленных пустопорожних теоретизирований Конституционного суда по поводу разделения властей и прокуратуры лежала самая обыкновенная лакейская исполнительность во имя решения шкурной задачи высокопоставленного негодяя.
Что же касается прокуратуры без проку, то, не обеспечив защиту закона, занимаясь ловкачеством и манипулируя правом, она сама себя и перечеркнула. Против нее применили ее же приемчики и превратили в заштатную контору.
Преждевременное послесловие
Ситуация в Приднестровье за то время, что печатается очерк, изменилась настолько кардинально, что можно говорить о Приднестровье «до 3-го марта» и «после 3-го марта». На мой взгляд, приднестровская проблема после 3 марта уже не имеет цивилизованного решения. В лучшем случае, оно отодвинуто на очень дальнюю перспективу. Сегодня возможно только силовое. И речь идет вовсе не об опереточных армиях обеих берегов Днестра. Другой еще оставшийся возможным путь – тоже силовой, только во времени растянут: варварское выдавливание приднестровцев с их родной земли, что сейчас на наших глазах и осуществляется. Путь переговоров перечеркнут. Барьером стал непреодолимый биологический, «животный» фактор самосохранения, диктующий приднестровцам сплочение и консолидацию вокруг их лидеров, какими бы они ни были и какой бы огромной не была их вина за нынешнее провальное состояние дел.
Год назад в статье «Нанкой нам Нантой?» («ЧиП», 6.07.05 г.) я предостерегал от действий в духе угроз небезызвестного кишиневского ястреба О. Нантоя. Только последовательно миролюбивая, искренне доброжелательная во всех аспектах политика со стороны Молдовы с предоставлением пусть даже и немыслимых преференций Приднестровью, а не препятствия и блокады, могли бы привести к разрешению конфликта на Кишиневских условиях, то есть реинтеграции. Изменить взгляды приднестровцев в пользу реинтеграции пряником, а не кнутом – другого цивилизованного пути к цели у Кишинева не было и быть не может. Так Англия в свое время вела три войны с Афганистаном за его колонизацию. И проиграла все три. Тогда изменила тактику. За обязательство взять страну на полное содержание Афганистан согласился войти в сферу колониальных интересов Англии. Метрополия содержала колонию, а не наоборот - необыкновенный пример из колониальной истории. Цель оправдывала средства. А вот Молдова не выдержала характер, сорвалась на крик. И тем создала новую ситуацию в Приднестровье.
О ней, конечно, надо писать отдельно. И я затронул только для объяснения, почему в новых условиях продолжаю печатать очерк о «Приднестровье до третьего марта». Между прочим, сейчас у властей Приднестровья появилась уникальная возможность получить прощение за ошибки прошлого и вернуть доверие людей. Если власти показательно очистятся от одиозных личностей, повернут внутреннюю и внешнюю политику лицом к людям, их нуждам. Я потому решил не останавливать публикацию, что речь в ней идет о корнях, истоках нынешнего провала, о том, что надо реформировать немедленно.
К примеру, в первой же части, опубликованной 1 марта (за два дня до «блокады»!) говорилось о необходимости незамедлительно развивать в ПМР емкость внутреннего рынка как средства противодействия разного рода таможенному шантажу. Я неоднократно писал о недопустимом перекосе в экономической политике исполнительной власти, которая поставила республику в полную экспортную и импортную зависимость от заграницы. О необходимости курса на электрификацию Приднестровья взамен проводимого курса на газификацию. Уже через две недели после начала «блокады» власти запросили гуманитарной помощи, заговорили о гуманитарной катастрофе, перечеркнув тем самым многолетнюю трескотню о самодостаточности. Как только прижало, так власти кинулись к народу – поднимать на защиту республики, взывать к его патриотизму, судорожно пытаясь в миг реанимировать порушенные и многие годы попираемые демократические ценности.
Словом, как пожар полыхнул – вспомнили про дырявые ведра. Так «блокада» указала на наши слабые места, по-своему потребовала реформ.
Правосудие переходного периода
Мы осмотрели состояние судебной ветви власти в Приднестровье, как она вносила свою весомую лепту в «продырявливание» приднестровского общества.
Мы видим, что, с одной стороны, в Приднестровье - все «как у людей»: самая современная Конституция с «народным суверенитетом», «разделением властей», «правами человека», «рыночными отношениями», «социальным государством» и прочими заклинаниями. Представлены все типы судов с «независимыми» судьями, как в «настоящих государствах», включая Конституционный и мировые (последние пока, правда, не развернуты). Имеется всеохватное законодательство, в котором сказаны все необходимые слова о законности и обоснованности судебных постановлений. И прочее, и прочее. Но, с другой стороны, все эти правильные вещи существуют «для заграницы». Фактически же республика живет по неписанным законам. Реально все рычаги власти сосредоточены в руках несменяемого Президента. Процветает администрирование, демократические механизмы влияния на принимаемые решения отсутствуют. Оппозиция постоянно загоняется в угол. Выборы и плебисциты полностью подконтрольны властям, чему способствует бедность подавляющего большинства народа.
Такая действительность в теории конституционного права имеет название – авторитарный политический режим. Автократия сама по себе ни хороша, ни плоха. Важно, чтобы власть учитывала состояние «человеческого фактора» в стране в конкретное время и во имя того, чтобы общество продвигалось вперед, а не деградировало. В чрезвычайных условиях Приднестровья без автократии, возможно, какое-то время просто было не обойтись. И претензии к И.Н. Смирнову вовсе не за его автократизм. А за то, что нынешняя его автократия - дурная: не для народа, а против народа.
Для сравнения. Конституция Франции предоставляет Президенту воистину диктаторские полномочия. Но ни один Президент Франции за полвека ими ни разу не воспользовался. Другой пример: в 2000 году после изменения Конституции 1995 года Президенту ПМР были предоставлены автократические полномочия. И он не удержался на высоте идеалов Приднестровской революции даже нескольких лет.
Вот что главное! Вот что ставит предел всем усовершенствованиям и надеждам - состояние и уровень цивилизованности, «человеческого фактора» в конкретном обществе. А не та или иная теоретическая схема, изложенная в Конституции и законах, будь она даже про «разделение властей».
Многие проблемы Приднестровья, на мой взгляд, вызваны переходным периодом, неопределенностью, шаткостью, смешиванием основ разных укладов.
После краха системы социалистических государств Фидель Кастро прозорливо определил выбор кубинского народа так: «Социализм или смерть». Имеется ввиду не то, что все кубинцы умрут за социализм, а то, что без социализма Куба перестанет быть государством, снова превратится во всеамериканский бордель, чем она и была до Кубинской революции.
Считаю, что вывод Фиделя актуален и для Приднестровья. Как только Приднестровье отступило от социалистического содержания общественных отношений – немедленно встал вопрос о дальнейшем существовании республики. Сегодня мы стоим не за шаг до международного признания нашей независимости, как утверждают официальные идеологи, а за шаг до ликвидации нашего государства. Причем угроза исходит не только от внешних блокад и других ущемлений (мы переживали и более серьезные вещи, войну, например), нет, наше общество саморазваливается изнутри, потому что в нем обрушены важные скрепы, а новые пока не созданы.
Одно дело, когда наши власти в угоду моде конца века проводили акционирование государственных предприятий. «Ах, вам нужны акционерные общества, чтобы с нами торговать и нас за людей признавать? Да на здоровье! Сколько угодно!» И, посмеиваясь, провели стопроцентное акционирование заводов, оставив все 100 процентов акций в руках государства. То есть, меняя, ничего не изменили в главном. И мы были вместе с такой властью, мы понимали ее, одобряли ее шаги. Ибо только монолитная экономика могла противостоять разного рода вызовам внешних врагов. Потому-то республика успешно им тогда противостояла.
Другое дело, когда с началом приватизации, распустив слюни от возможности поживиться, власти начали разбазаривать всенародную собственность, крушить при этом единый народно-хозяйственный комплекс республики, наплодив множество хозяйчиков неизвестного происхождения, образа мыслей, с полным раздраем их личных интересов, далеких от общенародных. Некоторые их действия и решения были настолько безумными, что тут же восстановили людей против властей. Так, первый управленец приватизированной Молдавской ГРЭС дурачечек Лесь не придумал ничего лучшего, как запретить людям рыбу ловить там, где они ее ловили всю жизнь. При первом же серьезном вызове извне всю эту камарилью пришлось бесполезно уговаривать, а кое-кого и принуждать не бежать к ворогу на поклон, подумать о завтрашнем дне народа и своем собственном. Какое уж тут противостояние врагу? Караул! SOS!
Приднестровье переживает сейчас этап первоначального воровского накопления капиталов. Правоохранительная система, естественно, не должна мешать течению этого процесса. Правосознание и правоприменение уже не социалистическое, но еще и не буржуазное. Буржуазное ворам также не нужно: оно имеет по-своему высокие критерии и в части нравственных требований к человеку и в части деловых требований. Свобода, равенство, братство, деловая репутация - и все такое прочее.
Переходный характер общественных отношений, в частности, в судах отражается в том, что судейский чиновник:
- начинает думать, что он царь и бог и все может (эпизод 2 - изъятие из дела важнейшего доказательства А. Цверковичем и С. Вильгаук, эпизод 3 - незаконный протест Н. Воровальницевой);
- начинает использовать свои специфические знания (и полномочия) в личных, а не в общественных интересах (эпизод 1 - экспертиза Г. Балан, эпизод 2 - переквалифицирование документа А. Цверковичем);
- не исполняет (не руководствуется) даже теми законами, которые не допускают вариантов (эпизод 4 - иск по потере кормильца должен рассматриваться 10 дней - его рассматривают годами);
- уклоняется от окончательного решения, от взятия полной ответственности за него (эпизод 4 - круги Верховного суда по делу В.Коробки, эпизод 7 - уклонение прокурора В.Захарова от ответов на заявления);
- уверен, что надо войти в стаю, со стаей уж точно никто не справится, и в стае агрессивно обороняется (эпизод 3 - защита Н. Воровальницевой, эпизод 6 – преследование заведомо невиновного Тираспольской прокуратурой).
Возвращаясь к судебной реформе, необходимо видеть, что основной вопрос назревших перемен заключается не в том, соответствуют ли те или иные законы, правовые нормы неким абстрактным конструкциям – «разделению властей», «правовому государству», «демократии» и тому подобному. А в том, будут ли приведены правовые нормы в соответствие с реальным балансом общественных интересов, уровнем цивилизованности общества, его экономическими возможностями; обусловлены ли законы уровнем правосознания, этики, традициями, способствуют ли достижению целей и задач, которые общество выдвигает.
Может ли, к примеру, государство существовать без прокуратуры? Я не об усечении приднестровской прокуратуры Конституционным судом ПМР - существовать даже вообще без прокуратуры? Ну, разумеется, может! Великобритания, старейшее демократическое государство, – вообще никакой прокуратуры. Нет ее. Альтернативный подход демонстрирует Япония, где не только существует прокуратура с широчайшими полномочиями, от которых наш Конституционный суд просто упал бы в обморок, но где за действиями прокурора надзирает специальная комиссия, составленная по жребию (!) из числа избирателей округа. И Англия и Япония, несмотря на столь разное отношение к прокуратуре, - государства процветающие.
Какой подход по прокуратуре избрать для Приднестровья? Может, англичанам с их твердым словом («Да, сэр!») прокурор и не нужен, а в Приднестровье пока что без него не обойтись. Прокуратура всегда играла совершенно исключительную роль в российском правовом поле (азы которого применяет и Приднестровье). «Государевым оком» называл прокурора Петр Первый. Для Приднестровья вторым по значению бедствием после разрушительного землетрясения стала бы ликвидация прокуратуры или ограничение ее функций до декоративных, как сейчас. Полномочия прокуратуры должны быть не только восстановлены в полном объеме, но и значительно расширены. При одновременном усилении спроса с руководителей. Хотя японские вольности нам при этом ни к чему – этак прокуроров не напасешься.
Новый Верховный Совет ПМР – это, конечно же, по своему преобладающему составу орган буржуазной законодательной власти. И надеяться на проведение им социалистических преобразований было бы наивно и смешно. Народы бывшего СССР (и приднестровцы не исключение) должны еще нахлебаться крови, прежде чем некоторые из них осмысленно вернутся к социализму как к своему единственно возможному способу существования. «Социализм или смерть!» Но приднестровское общество имеет право и обязано уже сейчас потребовать от Верховного Совета проведения таких реформ, которые бы максимально раскрыли для людей позитивные возможности капитализма и максимальным образом защитили от его негативных сторон. Уверенность в быстром и грамотном решении этого вопроса зиждется на том, что тут нам ничего нового не придется изобретать (в отличие от первопроходческого социализма). Человечество имеет тяжелейший и разнообразнейший опыт трепыхания в условиях капитализма. И нужно только этим опытом грамотно воспользоваться.
Не собираясь что-либо навязывать законодателям, выскажу несколько предложений о самом, на мой взгляд, неотложном в судебной реформе.
Так можно двумя словами обозначить суть перемен.
Демократизация должна начинаться, разумеется, с восстановления права граждан на выбор судей. Норма нашей Конституции о народовластии («единственным источником власти является народ») должна наконец получить прямое действие и для судебной ветви власти. Хватит нам посредников в лице исполнительной власти. Ни к чему хорошему это не привело. Надо иметь ввиду, что актом избрания судей не просто назначается на должность тот или иной человек, но, главное, люди признают за ним (а у него появляется) законное право судить тех, кто его избрал, а значит признал и наделил полномочиями.
Речь не идет о создании некоего «рынка судей». Такую роскошь не может себе позволить даже большое государство, не то что Приднестровье с его дефицитом на все и прежде всего - человеческим дефицитом. Судья – настолько штучный и редкий «товар», что его никогда не бывает и не может быть в изобилии. И было бы наивным думать, что выборы судей могут проходить на альтернативной основе – по два-три кандидата на место. Но безальтернативные выборы неизбежно превращаются в фарс. Как же быть?
Можно воспользоваться опытом Японии. Там судья назначается, но при первых же выборах в муниципии, где он работает, происходят и выборы (точнее, подтверждение полномочий) судьи. Если судья не приглянулся избирателям данной муниципии, то его можно назначить в другую муниципию, провести ротацию неутвержденных на выборах судей, таким образом, не увеличивать количество резервных (безработных) судей в стране. Естественно, такая ротация не может происходить бесконечно, иначе мы просто сохраняем неграмотного или непорядочного судью. Предполагается, что не прошедший выборы судья начнет работу над ошибками и к следующим выборам его авторитет поднимется. Однако судья, не прошедший энное количество выборов, должен, разумеется, пройти переподготовку или сменить профессию.
Сапер, как известно, ошибается только один раз. Пожизненный судья по действующему законодательству может себе позволить ошибаться бесконечно. Мне представляется, что такой порядок необходимо изменить. Думаю, что количество ошибок должно иметь предел, после которого судья, как минимум должен пойти на переподготовку с последующим подтверждением уровня компетентности. В то же время необходимо обеспечить принцип: конкретный судья имеет право на ошибку, суд в целом – не имеет.
Разумеется, речь идет о доброкачественных ошибках, на которые имеет право каждый человек, судья в том числе. Если же речь идет о судейском мошенничестве, то никакого продолжения судейской биографии не должно быть. Мое предложение сводится к тому, что судейское мошенничество должно быть наказуемым как уголовное преступление и тем самым открыта дорога для разрушения неприкасаемости судей, подрывающих основы правосудия и доверия к государственной власти.
Законодатель должен четко определиться в основном подходе: либо мы считаем судью честным богоподобным существом (социалистический подход), либо – обыкновенным человеком, полным соблазнов и желаний (буржуазный подход). Либо общество применяет моральные критерии (социалистический подход), то есть задает вопрос, на какие деньги судья приобретает «Мерседес» по цене его десятилетних доходов, либо не интересуется происхождение этих денег (буржуазный подход). Если общество отказывается от моральных критериев, если судьи принимаются на работу как дворники, то такая судебная система также возможна и не стоит кричать «караул», но надлежит обеспечить объективность и законность судопроизводства соответствующими способами. Без взывания к стыду и совести. Это означает прежде всего жесткий контроль за деятельностью судов и судей со стороны общества, восстановление в надзорных правах прокуратуры, выработка нормативов высокого материального обеспечения судей и контроля за балансом их доходов и расходов – вплоть до взятия судей и их семей на полное государственное обеспечение.
Должна быть изменена архаичная процедура отвода судьи. Лучшим вариантом было бы предоставить лицам, участвующим в деле, право на некоторое количество отводов судьи по простому заявлению. Допустим, одного судью участник процесса может отвести, просто заявив ему недоверие. Второго - с указанием обстоятельств, свидетельствующих о небеспристрастности судьи, решение по такому отводу должен принимать председатель суда. Третий судья не может быть отведен. По такой схеме лицо, отводящее судью, может попасть из огня да в полымя, что послужит гарантией от злоупотребления правом отвода.
В плане демократизации правосудия необходимо предоставить право запускать надзорное производство любому участнику судебного процесса, а не только прокурорам и высокопоставленным судейским чиновникам. Именно такое положение введено в новом гражданском процессуальном законодательстве России. Тем самым расширяются возможности добиться справедливого исхода дела.
Стороны должны получить возможность обжаловать любое судебное постановление. Сегодня существует много необъяснимых ограничений, по которым такое обжалование невозможно. Например, невозможно обжаловать отказ в отводе судьи. Мало того, что сегодня сам судья решает судьбу заявленного ему отвода, так его определение по этому вопросу еще и невозможно обжаловать.
Большой круг вопросов необходимо рассмотреть в связи с искоренением волокиты и нарушением сроков рассмотрения дел. Необходимо стремиться к созданию условий для реализации в наших судах международных процессуальных норм и рекомендаций. Например, рекомендации о проведении только двух судебных заседаний при рассмотрении любого гражданского иска. Одно заседание подготовительное, другое заключительное. Для этого необходимо пересмотреть всю систему подготовки дел, секретари судей должны быть преобразованы из машинисток в действительных помощников, их должно стать больше. Судьи и их помощники должны быть обеспечены современной оргтехникой, средствами связи.
Необходимо нормировать сроки рассмотрения по всем категориям дел, а не только по некоторым, как сейчас. При этом необходимо четче указывать, какой должен достигаться результат по прошествии заданных сроков: закончена подготовка иска к рассмотрению, вынесено решение, принято определение по кассационной жалобе и т.п. Сегодняшние формулировки о сроках рассмотрения отдельных категорий дел допускают разночтения. А контроль за сроками лишь части судопроизводства позволяет фактически не исполнять и оговоренные в законе сроки.
Ну, например. В процессуальном законе говорится, что дела о взыскании алиментов необходимо рассматривать в суде первой инстанции в десятидневный срок. Однако для рассмотрения жалобы на судебное решение в кассационной инстанции твердый срок не установлен. Кассационная жалоба по алиментному делу может рассматриваться и месяц и два. Далее, кассационная инстанция может отменить решение и направить дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. В какой срок? Не установлено. А если кассационная инстанция отменит и второе решение, и третье? Эти отмены также не ограничены никакими количествами, никакими сроками. Таким образом, на совершенно законных основаниях алиментные дела могут длиться годами. Разве о таком результате хлопотал законодатель, когда устанавливал десятидневный срок рассмотрения алиментного дела? Ну, так вы ж продумайте всю эту линию до конца. И установите срок, когда решение по алиментному делу должно вступить в законную силу. А иначе все эти «заботы» о несчастных мамашах и брошенных детях становятся пустым сотрясением воздуха.
Стоило бы ограничить и количество кругов рассмотрения одного и того же дела в судах первой инстанции после отмены решения кассационной инстанцией. Сегодня наши суды первой инстанции на одно новое дело, наверняка, рассматривают еще одно дело по второму разу. (Любопытно было бы познакомиться со статистикой на этот счет). С одной стороны, ограничение на возврат дел в суд первой инстанции - мера опасная, поскольку сказывается на возможности достижения справедливого решения. Но с другой стороны, сложилась практика, когда отсутствие такого ограничения используют с целью заволокитить дело. Я бы предложил такую норму, чтобы кассационная инстанция Верховного суда имела право лишь на однократный возврат дела на повторное рассмотрение в суд первой инстанции. Если и второе судебное постановление, полученное из суда первой инстанции, не удовлетворит кассационную инстанцию Верховного суда, она должна окончательно разрешить спор. Если в деле не хватает каких-то материалов для окончательного решения, Верховный суд должен рассмотреть дело в качестве суда первой инстанции. Думается, это справедливо. Учите судей, господа! Или работайте за них сами. Истцы не должны годами дожидаться законного решения вследствие того, что у вас в судах первой инстанции сидят неграмотные судьи, которые со второго, третьего, четвертого и т.д. раза выносят и выносят некачественные судебные постановления. Между тем даже анализ практики рассмотрения тех или иных категорий дел с рекомендациями и разъяснениями, что типично, например, для Верховного суда России, в Верховном суде ПМР фактически отсутствует. Тем самым судьи из судов первой инстанции не получают никакой помощи от своих более квалифицированных высокопоставленных коллег.
Сегодня приднестровский судья, как правило, по необходимости рассматривает одновременно десятки дел. Если бы удалось разгрузить судей, это в значительной степени способствовало бы ускорению судопроизводства и улучшению его качества. Но как это сделать? Экономическое положение республики не позволяет ни резко увеличить количество судей, ни даже развернуть систему мировых судов, которые бы занимались разной мелочевкой. И такое положение объективно, более того, в обозримом будущем оно не изменится к лучшему, а только ухудшится.
Выход должен быть найден на каких-то качественных путях, а не количественных. Например, совершенно напрасно год от года сокращается диапазон споров, которые должны (и могут) иметь досудебный порядок разрешения. По каждому поводу теперь надо бежать в суд. Обязав исполнительную власть самой разгребать завалы порожденных ею же (никудышней ее работой) споров, условно говоря, по протекающим крышам, при этом оговорив жесткие санкции за волокиту и вред вследствие бездействия, мы существенно разгрузим суды.
Я думаю, нам в Приднестровье не следует и слепо копировать судебную систему «большого государства». Убежден, что, например, Конституционный суд вообще не нужен, тем более такой, какой у нас получился. Верховный Совет вполне может взять на себя толкование законов и рассмотрение жалоб на несоответствие Конституции нормативных актов.
Осмелюсь выразить сомнение в необходимости для Приднестровья и особого Арбитражного (хозяйственного) суда. В результате приватизации и развития вторичного рынка хозяйствующими субъектами в ПМР все чаще становятся граждане и юридические лица иностранных государств. Вот пусть эти государства и берут на себя заботы по разрешению споров между этими субъектами. Сегодня это уже широко распространенная международная практика.
А вот мировые суды нужны позарез! Я бы даже предложил, чтобы главным содержанием деятельности этих судов было не рассмотрение разной мелочевки (как сейчас на них возложено). На этом пути мы получим только создающую дополнительные проблемы инстанцию, поскольку мировые судьи, как правило, люди неопытные, решения их бывают весьма не качественные, и вместо сокращения обращений в суды общество получает дополнительный источник споров. Я бы предложил, чтобы мировые суды занимались в основном именно примирением сторон, МИРОВОЙ. В сущности, чтобы это были бы более продвинутые и полномочные юридические консультации, где за небольшую плату участникам спора помогали бы достичь компромисса интересов.
Сегодня мировому решению споров в судах почти не уделяется внимания. В лучшем случае, суды предлагают спорящим сторонам договориться где-нибудь в коридорчике без участия судьи (подчеркнуто без участи судьи, чтобы, мол, не оказывать давления, не выказывать небеспристрастности). Мировые суды могли бы взять на себя анализ перспектив процесса и тем самым показать сторонам, чем все может для каждого из них закончиться. Многие истцы, если бы им показали и доказали перспективы их дела, может быть, сняли бы иски или бы пошли на компромисс с ответчиками. И мировые судьи, обладая опытом достижения мирового соглашения, могли бы делать соответствующие мировые предложения и показать их разумность, выгодность сторонам. Не подставляясь под обвинения в небеспристрастности, поскольку они бы не решали спор по существу.
Никто не придумал лучшего способа навсегда остановить судебный спор и бесконечные, порой многолетние обжалования судебных постановлений, не изобрел другого средства, чтобы были удовлетворены обе спорящие стороны, кроме мирового соглашения. Если мировые суды станут решать такую задачу, они наверняка существенно разгрузят наши суды.
Верховный Совет должен также определиться с вопросом о состязательности сторон в судопроизводстве. Тут сложилось совершенно нетерпимое положение. И нужно поставить точку. Либо мы признаЕм состязательность сторон в судопроизводстве, либо не признаЕм, то есть оставляем судью не только арбитром сторон, но и участником спора. И та и другая концепции жизнеспособны, но каждая из них требует своего инструментария и соблюдения своих правил игры. А у нас в судах, образно говоря, действуют одновременно взаимоисключающие правила из разных игр. И судьи этим мошеннически пользуются. Это все равно, как если бы в футболе разрешить судье штрафовать за игру рукой или не штрафовать по его усмотрению. Представляете, сколько бы голов забивала любимая команда судьи или команда, которая дала ему взятку!
Но и в этом вопросе мы упираемся в неопределенность основ.
Состязательность сторон является неотъемлемой частью буржуазного судопроизводства, последовательной реализацией принципа правового государства. Но Приднестровье к состязательности сторон не готово. У нас нет развитой адвокатуры, доходы бедных и богатых невероятно несоизмеримы. Введение состязательности приведет к узаконенному неправосудию для подавляющего большинства бедного народа, у которого нет средств на судебные тяжбы. Воры за счет наворованного смогут нанять лучшего адвоката и получить в судах решающую фору. Не случайно главным противником введения состязательности сторон выступил прокурор ПМР В. Захаров. Он прямо заявил, что преступники будут уходить от наказания – тем все и кончится. Тем не менее надо перечитать действующее законодательство и прополоть его, подчиняя одной какой-то избранной концепции.
И, наконец, не терпит отлагательства начало работы в ПМР уполномоченного по правам человека. На сегодня институт уполномоченного по правам человека – практически единственный из действующих механизмов правозащиты, который позволяет простому человеку реально противостоять государственной машине, позволяет корректировать недостатки и нестыковки законодательства и рассматривать жалобы на нарушение прав даже после того, как исчерпаны все законные пути для их разрешения. Он также является единственным регистрирующим и анализирующим органом в сфере защиты прав человека, обладающим достаточной независимостью от всех властей. Разумеется, все это станет возможным при наделении омбудсмана (уполномоченного) необходимыми конституционными правами. Верховный Совет при этом располагает прекрасной возможностью через институт уполномоченного по правам человека снять остроту многих вопросов и недостатков реального правосудия, введя механизм его системного саморегулирования в интересах самого обыкновенного человека, а не каких-то там «ветвей власти», чем занимался до сих пор Конституционный суд.
Мы скоро узнаем, как справится Верховный Совет ПМР со своими очередными задачами…
Опубликовано в газете «Человек и его права» (г. Тирасполь, ПМР), март-май 2006 г.