На путь последовательного,
“научного” социализма Россия вступила первой в истории мира. Та русская
интеллигенция, остатки и наследники которой в своем большинстве сейчас находятся
в эмиграции, по понятным причинам не может сознаться в том, что эту
социалистическую революцию подготовила именно она. Что все, что сегодня
практически проводит товарищ Сталин, было заранее спланировано властителями дум
русской интеллигенции, — и единая партия, и единый вождь, и коллективизация
деревни, и диктатура тайной полиции. Но когда мы переходим к
вопросу о русской интеллигенции и ее вине в том,
что ныне делается в России и ИЗ России, мы снова вступаем в обычную для всех
общественных наук путаницу терминов.
История русской общественной мысли делится на
две — очень неравные части. В первой части работали люди первого сорта. Их
читали все, но их не слушал никто. Второю частью безраздельно заведовали
литераторы второго сорта. Их читали мало, но им повиновались все. Достоевский и
Толстой, Пушкин и Блок, Тургенев и Лесков были, конечно, людьми первого сорта.
Но политически они были — или считались — реакционерами. Еще в большей степени
это же относится к представителям русской науки. “Периодическая система
элементов” Д.Менделеева кое-что говорила и уму и сердцу каждого русского
интеллигента. Но политические убеждения Менделеева не интересовали никого: они
были “реакционными”. Точно также никого не интересовали и политические убеждения
И. Павлова. Русское интеллигентское стадо было целиком захвачено “Бесами” и
никакие предупреждения автора этих “Бесов” не помогали ничему. Это стадо так и
покончило свою бездарную и безмозглую жизнь: бросилось в омут революции. Но
“Бесы” пока что остались живы.
Мы, русские, вступили первыми на истинно
бесовский путь. Может быть, мы первыми и сойдем — окончательно и навсегда. По
крайней мере, те из нас, кто уцелеет до этого времени. Может быть — наш
конкретный, наглядный, вопиюще очевидный пример, послужит некоторым
предупреждением и тем “революционным интеллигентам”, которые — в иных странах
одержимы теми же бесами и стоят перед тем же омутом. Тогда, может быть, гибель
почти сотни миллионов людей России и ее соседей не будет совсем уж бесплодной.
Может быть, именно сейчас человечество вспомнит и о другой стороне медали:
социальная революция назревала и готовилась прежде всего в России. Но из России
же пришли и первые страшные пророчества о грядущей победе социализма.
Почти сто лет тому назад Александр Герцен
писал: “Социализм разовьется во всех своих фазах до крайних последствий, до
нелепости. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства
крик страдания и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет
место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущей нам неизвестной
революцией”. (Собр. соч. Женева, т. 5, стр. 121).
Около полувека тому назад писал Ф.
Достоевский: “Дай всем этим современным высшим учителям полную возможность
разрушить старое общество и построить новое, то выйдет такой мрак, такой хаос,
нечто до того грубое, слепое, бесчеловечное, что все здание рухнет под
проклятиями человечества прежде, чем будет завершено... Раз отвергнув Христа, ум
человеческий может дойти до удивительных результатов” (“Гражданин” — Дневник
Писателя, 1873 г. ном. 50).
Почти одновременно с Достоевским —
лаконически, но с изумительной точностью — Лев Толстой нарисовал историческую
схему будущей революции:
“... к власти придут болтуны адвокаты и
пропившиеся помещики, а после них — Мараты и Робеспьеры”. (“Яснополянские
Записки”, стр. 81).
На самом пороге революции — в 1912 году
предупреждал В. Розанов: “В революции нет и не будет никакой радости. Никогда
это царственное чувство не попадет в объятия этого лакея... В революции никогда
не будет сегодня, ибо всякое завтра ее обманет и перейдет в послезавтра”
(“Опавшие листья”).
Почти за сто лет до революции начала
пророчествовать и наша поэзия. И кончила пророчествовать на самом пороге 1917
года. Почти сто лет тому назад М. Лермонтов писал: Настанет год, России черный
год. Когда царей корона упадет...
И — на самом пороге этого падения — А. Блок
предупреждал: Люди, вы ль не узнаете Божией десницы: Сгибнет четверть вас от
глада, мора и меча...
Все это уже свершилось: “России черный год” —
настал. К власти пришли: болтуны адвокаты (Керенский) и пропившиеся помещики
(кн.Львов, председатель первого революционного правительства) — и за ними —
Мараты и Робеспьеры — Ленин и Сталин. Социализм “развивался до крайних
последствий”. Получилось: “мрак, хаос, нечто грубое, слепое, бесчеловечное”.
Около четверти населения страны, действительно, погибло — от тифов, гражданской
войны, от голода коллективизации, от меча
террора. И — нет никакого “сегодня” — каждая завтрашняя пятилетка обманывает и
переходит в послезавтрашнюю. Но: началась и “смертная борьба”. Революционное —
правда, не меньшинство, а большинство, “титаническая грудь” которого надрывается
от отвращения и рвоты при истинно бесчеловечных свершениях тоталитарного
социализма, ведет эту “смертную борьбу” уже с 1917 года и уже заплатило в этой
борьбе десятками миллионов жизней. Но и это большинство пока что бредет ощупью.
Оно еще не в состоянии “отрешиться от старого мира” и забыть те заповеди
научного социализма, которые оно всосало с млеком всех философских систем
Европы. Человек есть то, что он есть. Человеческая жизнь есть кратчайшее
расстояние между органами хватания и органами выделения — вот млеко этих систем,
сгущенное до двух строчек. Но на этом питании вырастали поколения, принимавшие
за науку то, что было безмерно хуже всякой схоластики: черную магию печатных
значков на белой бумаге полных собраний сочинений Великих Жрецов Ненависти и
Лжи.
“Если бы Бог был отец ваш, то вы любили бы
меня. Но ваш отец дьявол, и вы хотите исполнить похоти отца вашего. Он был
человекоубийца от начала... Когда он говорит ложь — он говорит свое, ибо он лжец
и отец лжи” (Иоанн, 8, 42-44).
Великие жрецы философии, подчинившей Европу,
были лжецами, и отец их был отцом лжи. Вся сумма современных “гуманитарных наук”
в течение тысяч лет звавших нас к невыразимо прекрасному будущему
материалистического утопизма — была основана на лжи. Сейчас, когда обещания
выполнены и утопии реализованы, когда вся Европа захлебывается в голоде, грязи и
крови, — когда та вавилонская башня безбожного социализма, которую предсказывал
Достоевский, — почти достроилась и уже начинает рушиться, — нам, всем нам —
окаянно трудно примириться с тем фактом, что
в основу философии и в фундамент башни — была заложена ложь. Карл Маркс был по
своему прав, когда он сказал: “философия — это душа пролетариата”. В душе
пролетариата — да и не только его одного, философия заменила религию, и Гегели
заменили Бога. Мы все прямо или косвенно, сознательно или бессознательно,
воспитаны на Гегелях. Нам всем трудно примириться с тем фактом, что перед всеми
нами стоит выбор: или философия или религия, с тем фактом, что вся сумма
гуманитарных наук есть заведомо
организованная ложь и что самая научная книга, когда бы то ни было написанная о
человеческом духе и о человеческом общежитии — есть просто — Священное Писание.
И что реакционна не Библия — реакционна революция. Что “опиум для народа”
поставлял не Христос — этот опиум поставляла
вся философия — начиная от Платона и кончая пока что Гегелем и Марксом.
Весь умственный багаж ведущих слоев
современной Европы состоит из философий. Этим слоям торговать больше нечем. Мои
утверждения о лжи философии в частности и гуманитарных наук вообще — будут для
этих слоев профессионально неприемлимы. Для среднего человека, наделенного
здравым смыслом, но наделенного и рядом въевшихся в сознание галлюцинаций, — эти
утверждения будут неправдоподобны. Я пытаюсь доказать их
документально. Эти доказательства — или по крайней
мере часть из них, мне кажутся совершенно неоспоримыми. Но я отдаю себе
достаточно ясный отчет в том, что современная техника пропаганды окончательно
убила всякое доверие ко всяким документам, доказательствам, ссылкам и цифрам.
Современная техника публицистики развила такую — еще невиданную ловкость рук,
при которой одинаково документальным путем можно доказать — или по крайней мере
доказывать — решительно все, что угодно. Однако вся Европа сейчас находится в
таком положении, какое лет тридцать тому назад показалось бы совершенно
неправдоподобным всякому человеку, обладающему нормальным здравым смыслом и
нормальными человеческими инстинктами. Неправдоподобен тот факт, что Россия —
недавняя житница Европы — уже тридцать лет не выходит из хронического голода.
Неправдоподобен тот факт, что народ Гегеля и Канта, Гете и Бетховена до
последней капли крови сражался за последнюю комнату в Reichskanzlei и за идеалы
Бельзена и Дахау. Неправдоподобен тот факт, что в Европе, после полутора тысяч
лет сверхчеловеческих усилий христианства, на очередь дня был поставлен вопрос о
физическом уничтожении целых классов и целых рас — этот вопрос и сейчас еще не
снят с повестки дня. Люди, когда-то праздновавшие 1900 год, — переход
от XIX века к XX, присутствовавшие при исполнении
древней сказки о завоевании воздуха и подводившие некоторые итоги беспримерным в
истории человечества завоеваниям XIX века — что сказали бы эти люди, если бы в
юбилейных сборниках начала XX века им нарисовали бы картину его середины?
Европа, сидящая в голоде, грязи, бараках, развалинах, — в крови, ненависти,
страхе и отчаянии? Родина белой расы и всей ее культуры, расколотая трещинами и
классовой и национальной ненависти. Национальные войны переплетаются с
гражданскими. Расовый террор — с классовым террором. Одни “пролетарии” грабят
других “пролетариев”. Одни народы пытаются истребить другие народы. Одна часть
европейцев ждет спасения от “империализма доллара”, другая от демократии НКВД. И
никто не верит ни во что, кроме, как кусок хлеба, который нужно добывать путем
грабежа, то ли спасать от грабежа. “Человек есть то, что он есть” — эта аксиома
была написана на знаменах революционной Европы — и к этой аксиоме Европа и
пришла: кроме куска хлеба, за душой не осталось ровным счетом ничего.
Европа наполнена голодом. Это очень плохо, и
об этом пишут и говорят все. Но Европа еще больше наполнена ненавистью — о
ненависти сейчас, в сахаринные дни ООН — не принято ни писать, ни говорить.
Однако: было бы глупо предполагать, что поляки могут забыть подвиги гегелевской
Германии в Польше 1939-44 годов или что немцы постараются не вспоминать подвиги
марксистской Польши на востоке Германии в 1944-47 годах. Что д-р Шумахер забудет
подвиги геноссе Пика, венгры — демократизацию
по “восточному образцу”, “королевские сербы” — ген.
Михайловича, красные испанцы — подвиги Франко и белые испанцы — подвиги красных,
что миллионов двадцать европейских пролетариев, “смещенных” со своих очагов,
ограбленных до нитки, выданных — то ли на произвол УНРРА, то ли на милость НКВД
— забудут все то, что они пережили за годы окончательных торжеств гегелевской
философии в ее расистском варианте и той же философии в ее марксистском
варианте.
В юбилейный 1900 год все это показалось бы
совершенно неправдоподобной ерундой. Но все это стало реальностью.
Неправдоподобная реальность по необходимости должна иметь неправдоподобное
объяснение.
По-видимому, самым неправдоподобным из всех
объяснений будет рождение социализма просто на просто из сексуальной
неполноценности: из вечной обиды сексуально ущемленного homo sapiens, ненавидящего Господа Бога именно за эту обиду — но ненавидящего и все остальное
в мире. Сейчас — социализм предпочитает не вспоминать о тех двух тысячах лет
своей пропаганды, когда “обобществление жен и детей” стояло на первом месте всех
социалистических программ. Обобществления и женщин и имущества, по понятным
соображениям добиваются прежде всего те, у кого нет ни того, ни другого —
пролетарии кармана и санкюлотты пола. И они, от Платона до Гитлера, шли в атаку:
не только против карманов, но и против женщин. Не только и не столько против
“частной собственности”, сколько против семьи. Импотенты стояли у философских
истоков социализма — импотенты стали и на верхах революционной власти. Великий и
многоликий урод отравил все источники человеческого бытия — и основу всего —
религиозный инстинкт. Евангелие Блага, Весть любви, заменено полными собраниями
учебников ненависти: расовой, классовой, национальной, групповой и какой хотите
еще.
Философия, “душа пролетариата” и идейная
основа всякой революции, объявила войну Евангелию, — больше ей ничего и не
оставалось. Европа продала душу свою духу безбожия, и Европе были обещаны все
блага мира. Русский фольклор в самых разнообразных вариантах повторяет сказку о
человеке, продавшем черту душу свою за заколдованный клад. Этот человек убивает
ближних своих, их кровью подписывает соответствующий контракт, получает клад,
приносит его домой и то, что казалось грудами золота — оказывается кучей
черепков — чертовых черепков. Ни души — ни золота. Европе были обещаны “все
блага мира” — в обмен на ее душу. Душа была продана. Сейчас, Европа, как Иов,
сидит на гноище и черепками отскребывает язвы свои. Философия материализма
опустошила души всего нынешнего поколения — но материальная компенсация за
проданную душу была выдана черепками. Ни душ — ни калорий.
Почти две тысячи лет тому назад некий — сейчас
основательно забытый Автор — предупреждал нас: “берегитесь волков в овечьей
шкуре — по делам их узнаете их”. Мы не послушались. Мы объявили Забытого Автора
агентом капитализма, защитником реакции, пропагандистом опиума, суеверия,
невежества и чепухи. Теперь — волки пришли.
Для всех нас, для всего человечества, вопрос
заключается в том, удастся ли нам вернуться к Забытому Автору, или весь мир
пойдет по стопам Европы. С той только разницей, что социалистическую Европу пока
что кормит и спасает от окончательного взаимоистребления капиталистическая,
реакционная, монополистическая, философски невежественная Америка. Но что будет,
если и Америка пойдет по путям философии? Кто тогда положит кусок хлеба в
протянутую через океан руку строителей невыразимо прекрасного, философски
обоснованного, научно неизбежного социалистического будущего? Атомистическая
философия празднует у нас свою победу: человечество — европейское человечество,
превратилось в атомизированные кучи никакими заповедями не связанных людей. Что
будет, если и Америка пойдет по этому пути?
Тогда останется одно — но только одно
утешение: строители невыразимо прекрасного будущего съедят самих себя. Они
вырежут друг друга до последнего. Будущим богословам они дадут недостающее
доказательство бытия Божия: жизнь без Бога оказывается невозможной. Это будет
великое утешение, — для тех, кто до него доживет...