Перед этими выборами, как и в предыдущие кампании, «демократы» снова поднимают забойную тему перестройки — репрессии. Мысль, которую вбивают телезрителям средствами пропаганды, сводится к тому, что склонность к репрессиям есть, якобы, родовая, генетическая особенность коммунизма. Именно особенность, которой лишены антикоммунистические идеологии и движения, представленные «демократами».

Заметим, что их антикоммунизм оформился как переход на сторону геополитического противника СССР в холодной войне и никакой связи со Столыпиным или Корниловым не имеет. От чьего имени обвиняют русских коммунистов наши реформаторы-западники? От имени западной демократии, которую олицетворяет победитель «империи зла» — США. Но на фоне недавней истории и даже современных действий США стоны по поводу репрессий более чем полувековой давности — не более чем прием манипуляции сознанием. Никакой моральной силы не имеет голос тех, кто взял сторону США, которые вели войну во Вьетнаме с крупномасштабным геноцидом, без зазрения совести бомбят любую слабую страну в «зоне своих интересов» и готовят в своих академиях кадры «эскадронов смерти». В этой реальной «системе координат» стенания о репрессиях не должны бы приниматься всерьез. В нашей нынешней политике разумно было бы не спорить о делах наших дедушек, а исходить уже из той реальности, которую мы имеем сегодня — о реальности, созданной именно демократами. Но не все в политике разумно, о репрессиях люди думают, и полезно высказать ряд соображений.

Перестроечная и нынешняя антикоммунистическая кампания была очень недобросовестной и нанесла всему обществу огромный вред. В ней не было критики, и все действительно сложные проблемы принижались. Манипуляторы всегда напускают туману, смешивают эпохи, явления, давят на эмоции. Дошло до того, что часто повторяется, будто «большевики свергли царя» ! В нашем вопросе две части: установка на насилие как часть политической философии и насилие как политическая практика. Разделим их.

После февраля 1917 г. в России столкнулись несколько революционных течений, о них и речь. Царизм и близкие к нему консерваторы были устранены. Реально надо говорить о либералах (кадетах), эсерах, большевиках (почвенниках и западниках) и стихийных анархистах. К октябрю 1917 г. с арены сошли либералы, в Учредительном собрании они получили 17 мест (4%). Попытка восстановить положение через гражданскую войну у них также провалилась, так что и говорить о них нечего. Сравнивать надо философскую базу революционных социалистических движений. Когда нам с телеэкрана намекают, что мифический царь-батюшка никогда бы не обидел народ так, как большевики, то это дешевый трюк. Царя-батюшку свергли западники при всеобщем одобрении. И сравнивать надо не с ним, а, например, с мясником-эсером Борисом Савинковым. И тогда возникает иная картина.
Политическая философия Ленина совершенно не содержит «мышления палача» (которые можно найти, например, у Робеспьера, Марата или Троцкого). Ленин не был сентиментален, но он был близок к Марксу и не верил, что можно «толкать историю» через насилие. Поэтому, в частности, ему были так чужды и народовольцы, и анархисты, и эсеры с их верой в силу террора.

Как воспринимались революционные течения, хорошо видно из дневника М.М.Пришвина. Он был очень чутким наблюдателем и писал в марте 1917 г.: «Эсеры мало сознательны, в своем поведении подчиняются чувству, и это их приближает к стихии, где нет добра и зла. Социал-демократы происходят от немцев, от них они научились действовать с умом, с расчетом. Жестоки в мыслях, на практике они мало убивают. Эсеры, мягкие и чувствительные, пользуются террором и обдуманным убийством. Большевики меньше уповают на насилие и они менее враждебны царизму, чем эсеры.

В дебатах о типе репрессий (1918 г.) участвовали большевики, меньшевики и эсеры. Эти дебаты показывают надежно установленную вещь: большевики были единственной партией, которая боролась за скорейшее восстановление правового, государственного характера репрессий — вместо политического, партийного. Именно это и вызывало острую критику со стороны эсеров и меньшевиков. Они не возражали против внесудебных расстрелов в ВЧК, но подняли шумную кампанию протеста, когда в июне 1918 г. состоялся суд над адмиралом А.Щастным, который обвинялся в попытке передачи судов Балтфлота немцам и был приговорен к расстрелу. Лидер меньшевиков Мартов даже напечатал памфлет «Долой смертную казнь», где не стеснялся в выражениях: «Зверь лизнул горячей человеческой крови. Машина человекоубийства пущена в ход... Зачумленные, отверженные, палачи-людоеды...» и пр. Очень резко выступили эсеры на V Съезде Советов.

В чем же был протест? Им было жалко адмирала? Ничуть нет. Они протестовали против вынесения смертных приговоров путем судопроизводства, поскольку это, дескать, «возрождает старую проклятую буржуазную государственность». Сегодня эта антигосударственная позиция покажется нам дикой, но она была настолько распространена в то время, что прокурор Крыленко отговаривался с помощью крючкотворства: мол, суд «не приговорил к смерти, а просто приказал расстрелять».

Правда в том, что из всех политических течений, которые в то время имели шанс придти к власти в России, большевики в вопросах репрессий были наиболее умеренными и наиболее государственниками. А государственные репрессии всегда наносят народу меньше травм, чем репрессии неформалов. Среди большевиков установкой на репрессии резко выделялся Троцкий и близкие к нему деятели. Но его не раз блокировали на уровне ЦК РКП(б).

Проект Троцкого в важнейших вопросах был несовместим с проектом Ленина, и к концу 30-х годов был подавлен — вплоть до конца 80-х годов.