И.Р.Шафаревич — сегодня главный идеолог некоммунистического (точнее было бы сказать - “антикоммунистического”) “русского патриотического движения”, которое обычно воспринимает его статьи как свои программные документы, поэтому разобрать это его выступление мне представляется принципиально важным. Начну с его высказываний о Сталине.

Для Шафаревича Сталин — создатель социалистического государства, а следовательно, нерусский (не по национальности) политик, представитель того слоя в КПСС, точнее, в ВКП(б), который руководствовался идеалами интернационализма и мировой революции. А это — мировая игра, в которой русские — только средство. Шафаревичу и в голову не приходит, что именно идеалы интернационализма и мировой революции подвигли передовых русских людей на тот взлёт, который и сделал ХХ век “русским веком”. И те сотни тысяч идейных и готовых на любые жертвы людей, о которых говорит академик, — это ведь русские люди, а не прилетевшие из Космоса. Выразителем их воли и был Сталин. Так что не русские люди послужили средством для мировой революции, а наоборот, мировая революция стала средством для невиданного в истории взлёта пассионарности русских. Шафаревич говорит, что нам уже этих людей не понять? Это почему же? Я, например, их очень хорошо понимаю, тем более что и встречал их живьём (Игорь Ростиславович, который несколько старше меня, также при желании имел бы такую возможность).

Но Сталин был не только выразителем стремлений авангарда русского народа, поднявшегося на всемирно-исторический подвиг, но и создателем его, воспитателем. Вождя не будет без слоя героев, но и этот слой не возникнет, пока не проявится вождь. Да, для тех, кто голосует ныне за коммунистов, Ленин — символ не идеи “поражения своего правительства в войне”, а государства, в котором они прожили всю жизнь. Но без пораженчества Ленина вряд ли было бы создано такое государство. И Сталин для них – олицетворение не коллективизации, а выигранной войны. Но была бы возможной победа в войне, если бы не индустриализация страны? А она немыслима без коллективизации, высвободившей рабочие руки для строек и заводов. Кстати сказать, победи в гражданской войне белые и если бы созданное ими правительство вдруг паче чаяния попыталось бы вырваться из кабалы Запада, разве оно не вынуждено было бы проводить индустриализацию?! Так что крокодиловы слёзы по поводу жертв переустройства жизни народа проливаются совершенно напрасно.

Шафаревич снова поднимает лозунг: национальные союзные республики жили за счёт РСФСР, и узбекский колхозник жил в 9 раз богаче русского. Это узбекский-то крестьянин, гнувший спину на хлопковых полях, отравленных дефолиантами? Впрочем, известные льготы производителям дефицитной продукции действительно полагались. Зато теперь “русские патриоты” могут радоваться: Узбекистан живёт не за счёт России, и ивановские фабрики стоят из-за отсутствия хлопка.

Ну, а теперь о самой деликатной стороне русского вопроса. Да, вожди КПСС, говоря о русской истории, часто имели в виду то, что происходило после 1917 г., потому что политика Романовых была антирусской, антинародной, нацеленной на европеизацию нашей страны. Нет, не всякое соприкосновение с русской исторической традицией болезненно воспринималось коммунистическим режимом. Известно, что Сталин высоко ценил, например, деятельность Ивана Грозного (которого Шафаревич, как и вся русская интеллигенция, считает злодеем, а народ почему-то слагал песни, прославлявшие царя, сумевшего укротить антинародное боярство). Болезненно были восприняты статьи и книги В.В.Кожинова (за упоминание “Слова о Законе и Благодати” митрополита Илариона), Ю.И.Селезнёва (за традиционную для интеллигенции апологию самых реакционных идей Достоевского) и других упоминаемых академиком авторов. Не за то, следовательно, критиковали этих китов “патриотизма”, что они восстанавливали историческую преемственность, а за то, что восстанавливали преемственность не с тем, с чем ощущал свою преемственность авангард народа. Конечно, для интеллигента-почвенника Достоевский выше Христа, но много ли в народе, среди рабочих или крестьян, найдётся поклонников творчества этого писателя? Какие шумные кампании ни проводились по внедрению достоевщины в массы, они кончились ничем, и такое положение вряд ли когда-нибудь изменится.

Для Шафаревича упоминаемая им статья Яковлева — эталон антипатриотизма. У меня к Яковлеву претензии по поводу его предательства идеалов социализма и в связи с его деятельностью по развалу СССР, но то, что он подметил главный порок “русистов”, ностальгию по “справному мужику”, это совершенно справедливо. Русский крестьянин после гражданской войны почувствовал себя творцом истории, человеком, перед которым были открыты все пути к вершинам науки, культуры, власти, и его идеалом стал совсем не “справный мужик”, всецело погружённый в хлопоты ради процветания собственного хозяйства и ради этого готовый захомутать своих же односельчан в батраки. Ведь сам Шафаревич отмечает, что у сотен тысяч русских коммунистов была одна программа: “бей кулака!” Не Сталин выдвинул этот лозунг, его выдвинула сама жизнь. А если писатели не рискнули высказать сочувствие “справному мужику”, то это характеризует их не с лучшей стороны. Сумел же, например, Шолохов высказать сочувствие своему герою “Тихого Дона”, хотя и не оправдывал его позиции. Так распорядилась история, по-человечески её жертвы заслуживают сочувствия, но не “справный мужик” оказался её героем.

Главное здесь — в том, что Шафаревич и другие “русские патриоты” вот уже столько лет спекулируют на подмене. С их точки зрения коллективизация была курсом на уничтожение крестьянства, составлявшего 4/5 населения страны. Естественно, что партия, ставившая такую задачу, должна быть объявлена просто людоедской. Но ведь здесь речь идёт об обыкновенной фальшивке. Никто не ставил вопроса о ликвидации крестьянства как класса (если бы такая задача стояла, то жертвами коллективизации должны были бы стать 130 млн. человек). Нужно было создать новое крестьянство, крестьянство индустриальной эры, а высвобождаемое население деревни переместить в город и переквалифицировать.

То, что коллективизация проводилась жестокими методами, в обстановке ожесточённой классовой борьбы, это несомненно, но считать её целью уничтожение крестьянства могут только ненавистники социализма, ослеплённые своей ненавистью. Рискну заявить, что из всех развитых стран мира, пожалуй, только в СССР крестьянство-то и осталось. Разве можно назвать крестьянином американского фермера, занимающегося только выращиванием бройлеров, когда он цыплят получает готовыми от одной фирмы, корма от другой, а продаёт продукцию третьей? Наш колхозник, по крайней мере, и на колхозном поле выполнял весь цикл сельскохозяйственных работ, и после одного трудового дня вкалывал второй, уже на своём приусадебном участке, где тоже и вспахивал землю, и сажал картошку, и окучивал, и пропалывал — и так до самой уборки.

Вот и выходит, что прав был и Андропов: интеллигенты хотели бороться за национальные интересы русского народа и были в этом искренни, но они неправильно понимали эти интересы, их идеалом оставался “справный мужик”, тогда как идеалом народа были Чкалов и Королёв, Гагарин и Матросов. Бедные, заблудившиеся в трёх соснах “слепые вожди слепых” и до сих пор забивают головы искренним русским людям, вовлекая их в ряды “патриотов”.

И напрасно искать корни “русскости” в деревне. Русский народ сложился в ХII в. и вышел на историческую арену после Куликовской битвы как народ-государственник, преемник великой империи Чингизхана, как народ городской (“москвитяне”, “москали”). Ведь тогда города были иными, чем сейчас, городская усадьба была одновременно и сельскохозяйственным, и ремесленным или торговым предприятием. Город в России всегда был водителем, а деревня ведомой. И чтобы выработать “третий путь”, космоцентристскую цивилизацию, вовсе не обязательно обращать большинство населения в крестьян. Сейчас многие горожане, имеющие садовые участки, по глубине агротехнических знаний превосходят лучших колхозников или фермеров, и в то же время не теряют широты кругозора, присущей активному городскому жителю.

Единственное, в чём можно согласиться с Шафаревичем, — это в критике современных коммунистов, ставших второй партией правящего режима, но и тут нужна одна оговорка: он считает, что всякая оппозиция ныне хоть чем-то полезна. Нет, нынешняя коммунистическая оппозиция крайне вредна, потому что создаёт видимость борьбы с режимом, на деле служа ему, а значит, отвлекает народ от осознания подлинного положения страны. Не будь этой лживой оппозиции, могла бы появиться оппозиция настоящая, чего больше всего боятся и режим, и служащие ему “оппозиционеры”. Да, не ей, этой “оппозиции”, поднимать страну, но и не “русистам”. И уповать на окончание революции и гражданской войны в России, пока в Москве засел Деникин, вряд ли патриотично. Русский строй — это социализм. А Шафаревич, заслуживший известность своими трудами, где социализм характеризуется как стремление к смерти, был антикоммунистом и антисоветчиком и, как видно из его последней статьи, остаётся таковым, а следовательно, должен быть признан врагом русского народа.