ПОЛЕМИКА: с Сергеем Королевым («НГ» 06.07.00), Андраником Миграняном, Алексеем Елымановым, Андреем Рябовым, Валерием Соловьем («НГ-Сценарии» 14.06.00), Гавриилом Поповым («НГ» 26.04.00), Виталием Третьяковым («НГ» 01.06.00), Василием Холодным («НГ» 22.07.00)
Александр СЕВАСТЬЯНОВ
О РУССКОМ ФАКТОРЕ - НАЧИСТОТУ
«Сейчас наиболее яркой доминантой в обществе является развитие патриотических, или, если хотите, националистических настроений. На ближайшее время можно с уверенностью прогнозировать именно этот вектор. Вот что отличает наступивший период от прошедшего десятилетия».
Олег Добродеев, председатель ВГТРК.
Интервью С.Шаповалу («Фигуры и лица» 08.06.2000 г.)
ПРЕЖДЕ всего я хотел бы поблагодарить всех, кто помог вывести тему русского национального фактора на уровень «большой» полемики. Давно пора поговорить о вещах серьезных – и не языком ликбеза.
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
ПОМЕСТИВ в «НГ-Сценариях» бок о бок научный доклад департамента политических проблем Фонда «Реформа» под руководством Андраника Миграняна, озаглавленный «Русский фактор в российской политике» (далее: доклад группы Миграняна) и мою статью «Не бойтесь неизбежного», редакция «НГ» поступила весьма остроумно. Ибо перед читателем предстали на одной полосе «сухая теория» и «живая практика» русской национальной политики.
Доклад хорош тем, что, во-первых, включает в себя историческую ретроспективу; историзм – достоинство, совершенно, как правило, незнакомое спекулятивной философии, пытающейся рассуждать о метафизике «русской идеи». Во-вторых, ощутим серьезный мониторинг русской проблемы за последнее десятилетие (хотя не упоминается ни одно имя, кроме Жириновского, не приводится ни одна цитата, из-за чего возникает привкус беспредметности). Это не случайное впечатление: некоторые авторы доклада давно отмечены добротными научными публикациями по русской теме. Так, например, В.Соловей – один из авторов замечательной, я бы даже сказал, рубежной, хотя и недооцененной критикой монографии «Русский народ: Историческая судьба в ХХ веке» (М., 1993. – Мой разбор этой книги см. в ст.: Русская перспектива. – «Наш современник», №7 1998).
Два вышеназванных достоинства обеспечили, в-третьих, научную достоверность ряда выводов, сформулированных на афористическом уровне. На правах активного участника русского движения, посвященного во «внутренние обстоятельства», я позволю себе апробировать следующие из них:
- «Ведущее положение русских в Российской Федерации объективно предопределено их численностью (85% населения страны), местом в социально-профессиональной структуре общества, исторической ролью в создании Российского государства (русские были и остаются его несущим стержнем), значительным влиянием русской культуры и распространенностью русского языка. Политическая стабильность России, ее настоящее и будущее в значительной мере зависят от самочувствия русского народа»;
- «На излете советской эпохи русский народ оказался наиболее денационализированным из всех крупных этносов СССР»;
- «СССР погиб во многом потому, что русские не захотели более его держать: бремя империи подточило жизненные силы русской нации, и она встретила ее разрушение не без горечи, но и без сопротивления»;
- «В правление Ельцина задача строительства полноценного национального государства так и не была решена; вплоть до сегодняшнего дня Россия, скорее, остается протогосударством»;
- «В большинстве своем русские предпочитают идентифицировать себя по этнонациональной принадлежности, а не по гражданству»;
- «Советская форма имперской идентичности русских переживает кризис при одновременном усилении этнонациональной идентичности»;
- «Почти для половины респондентов характерна этнизация строящегося государства, восприятие его прежде всего как русской России. 47% опрошенных (им противостоят 34%) согласны с тем, что «надо стремиться к созданию государства, в котором русские признаются главной нацией»… Можно четко констатировать, что превалирующие в русском массовом сознании тенденции составляют питательную почву для развития русского национализма»;
- «За последнее десятилетие число сторонников русского национализма в России выросло более чем наполовину: с 10-12% в середине 90-х гг. до 16-18% в конце 90-х.»;
- «Образно говоря, всякий русский националист – государственник, но не каждый российский государственник – русский националист».
Нетрудно заметить, что все перечисленные тезисы группы Миграняна почти дословно повторяют опорные мысли моих статей «Как и почему я стал националистом» и «Не бойтесь неизбежного», ставят на них, так сказать, пробу высшей учености. Но, как известно, бытие шагает впереди осмысляющего его сознания, и практика постоянно корректирует теорию. Вот и мне приходится не только благодарить авторов за грамотный и увлекательный доклад, но кое в чем и поспорить с ними - опять-таки на правах деятельного русского националиста (идеолога и политика), предложив иную трактовку фактов, выношенную внутри русского движения.
Славянская общинность и русский национализм
ОБЪЯСНЯЯ денационализированность русского народа «на излете советской эпохи» тем, что в Российской империи русский этнический фактор не акцентировался, а в советской империи – подавлялся, авторы, конечно правы. Все это – тяжелое политическое наследство трехсотлетней истории, которое мы сегодня довольно успешно преодолеваем. Но есть обстоятельства и помимо политических, о которых они не сказали. Уж если «копать» историю – то, по возможности, на максимальную глубину.
Слабость и дефективность русской этнической самоидентификации уходит корнями очень далеко, по меньшей мере в VI-VIII века. Ибо в отличие от многих этносов, живущих замкнутой, иерархичной, культивирующей генеалогию и чувство “крови”, отрицающей всякую ассимиляцию кровнородственной общиной (таковы, например, чеченцы, евреи, викинги-норманны и др.), почти все славянские племена, как установлено, жили общиной территориальной (проф. А.Г.Кузьмин. Истоки русского национального характера. – В кн.: Русский народ: Историческая судьба в ХХ веке). Разница между двумя типами общин принципиальна и глубока.
Психологии людей, живущих той или другой формой общины, кардинально различаются. Племена у славян назывались по месту обитания, а не по имени предка, как, скажем, у германцев или евреев. Всякий, кто поселялся со славянами на одной территории, автоматически получал право включиться в общину, взять себе из нее жену. Славяне не выстраивали генеалогических лестниц (современные чеченцы могут порой насчитать до сорока предков, о евреях я уж и не говорю!), не придавали значения происхождению. Особо следует отметить, что своих рабов славяне держали в рабстве непродолжительное время, после чего им предлагалось либо за некоторый выкуп уехать домой, либо остаться у бывших хозяев на положении свободных людей, при чем предполагались и брачные союзы с бывшими рабами. (В кровнородственной общине это в принципе невозможно.) Развитию ассимилятивности как национального русского свойства способствовала полигамия, установившаяся у большинства славянских племен. Дети разных, в том числе по крови, жен были равны между собой.
Отсутствие генеалогического мышления, генеалогической иерархии предопределило и славянский демократизм, поскольку старейшины не наследовали свой сан, а избирались народом. В отношении большей части славян этот порядок отмечался византийскими хронистами уже с VI века. (Характерно, что особняком стояли одни поляне, организованные по принципу кровнородственной общины, – предки нынешних поляков и украинцев. У тех и других, как известно, с национализмом все в порядке.) Это значит, что никакие соображения “кровной чистоты” не могли быть препятствием для карьеры ассимилированных индивидуумов. Завоевав в VI-VII вв. большую часть Центральной Европы, славяне нигде не установили своего господства. Точно так же, как их потомки, дошедшие в ХVI-XIX вв. до Тихого океана.
Защита семьи, рода-племени не выдвигалась славянами в качестве отдельной задачи, уступая идее защиты “родной земли”. Патриотическая доминанта абсолютно превалировала над националистической. Обычай кровной мести отсутствовал. В то же время у многих народов древних и современных - скандинавов, корсиканцев, чеченцев, евреев, сицилийцев и др. - существуют законы и правила, предполагающие борьбу не на жизнь, а на смерть, когда нужно отстаивать интересы близких по крови лиц (степень близости может быть разной), существует и обычай кровной мести.
Все вышесказанное позволяет доктору исторических наук Аполлону Кузьмину сделать однозначный вывод: “Территориальная община и является объяснением колоссальной способности славян ассимилировать другие народы... и ассимилироваться самим”. До определенного момента это свойство положительно сказывалось на государственном строительстве России.
После взятия славянских племен под эгиду «руси» (ославяненных иллиро-венетских племен) и принятия христианства, этнический принцип консолидации по-прежнему мало присутствовал в русском обществе, хотя сама «русь» относится к кровнородственному типу общины. Преобладали принципы политические (признаешь власть «руси» - значит, русский; недаром этот этноним с точки зрения грамматики – не существительное, а притяжательное прилагательное), государственно-территориальные, наконец – конфессиональные («православный – значит, русский», хотя христианство в принципе интернационально).
Вплоть до XVII века, когда вчерне сложилась русская этнонация, высокая ассимилятивность русских играла позитивную роль, работая на адаптацию периферии по всему ареалу обитания русского народа и на расширение русской ойкумены. Это же свойство помогало русским в имперский период их развития.
Но данная фаза русской истории закончилась – и бесповоротно. Более того, в силу этнодемографических причин она обращается в свою противоположность. В новых условиях инерция высокой ассимилятивности русских - едва ли не главный тормоз строительства национального русского государства. Она вообще вряд ли совместима с выживанием русской нации. Приживление к русскому менталитету именно акцентированной этнической идентичности, а также максимальная редукция архаических типов русской идентичности, - вопрос жизни и смерти для нас. Речь идет не более не менее как о вынужденной полной смене «русской парадигмы». Но об этом - ниже.
О наших предшественниках
НЕСМОТРЯ на то, что неэтнические компоненты русской идентичности превалировали в нашем менталитете до недавнего времени, неверно полагать, как это делает группа Миграняна, что «имперская составляющая русского сознания оформилась быстрее, чем у русских возникло осознание этнической принадлежности к единому народу». Говоря так, докладчики вычеркивают весьма значительный период, когда русские блистательно вели победные войны в XIX вв., что привело к бурному развитию русского этнонационализма при Екатерине Великой, Александре Благословенном и Николае Первом. (Апофеозом этого периода были, конечно, разгром Наполеона и взятие Парижа, но он продолжался и далее: усмирение Варшавы, взятие Эрзерума, разгром персов, турок, пленение Шамиля и т.п.) Уместно вспомнить восклицание Александра Суворова: «Мы русские – какой восторг!» или его же отповедь Павлу Первому: «Пудра не порох, коса – не тесак, а я, Ваше Величество, не немец, а природный русак!». Естественным, само собой разумеющимся был русский национализм Кутузова, Растопчина, Дениса Давыдова и т.д. Богатый русско-националистический материал дают ежегодные сочинения учеников Московского благородного университетского пансиона (где учились Жуковский и первый декабрист Николай Тургенев). Необходимо сказать о яром русском национализме декабристов вообще (в «Русской правде» Пестеля предполагалось, что в будущей России все будут «русскими» и православными), а также писателей пушкинского круга (и особенно самого Пушкина), Грибоедова, Гоголя, Лермонтова, etc ., etc . Несмотря на то, что и Суворов, и Жуковский, и Пушкин, и Пестель, и Гоголь, и Лермонтов имели не только русские корни, их национализм был в первую очередь именно русским этническим, а вовсе не только российско-государственным или этноконфессиональным. Ибо практически непрерывный вековой воинский подвиг был подвигом, в целом, именно русского народа, причастность к которому стала высоко престижной. Разгром декабристов (с последующей опорой Николая Первого на инородцев) и поражение в Крымской войне положили пределы русским националистическим настроениям, а присоединение Кавказа и Туркестана усилили, в противовес этнической, ту самую «имперскую составляющую», о которой говорят докладчики. Но это отнюдь не дезавуирует указанный факт.
«Черная сотня» не была казенной
НОВАЯ вспышка русского национализма, действительно, как пишут докладчики, происходит в конце XIX века как реакция «на растущий национализм нерусских народов» и «расшатывание государства». Но «черная сотня», вопреки мнению группы Миграняна, увы, расхожему, вовсе не «пользовалась монаршим покровительством». Напротив, в отличие от своего отца, Александра Третьего, Николай Второй был носителем не русского, а лишь имперского сознания, а русский национализм при нем состоял, скорее, в оппозиции. Деятельность «черной сотни» в наши дни детально исследована историком Вадимом Кожиновым, к книгам которого я отсылаю читателя (Загадочные страницы истории ХХ века. «Черносотенцы» и революция. – М., 1995; Россия, век ХХ. Кн. 1. – М., 1999).
О границах радикализма
ДОКЛАДЧИКИ пишут: «В целом можно согласиться с экспертными оценками, согласно которым поддержка радикального русского национализма не превышает 8% населения России». И аргументируют это, в частности, тем, что «только 8% этнических русских хотели бы, чтобы к власти в России пришел политик, «намеренный силой присоединить территории стран ближнего зарубежья, населенные преимущественно русскими». Как мне кажется, авторы неоправданно смешали здесь радикализм – с обычным идиотизмом. Я отношу себя к радикальным русским националистам, но я никогда не пропагандировал силовое решение вопроса, хотя и настаиваю на воссоединении разделенной русской нации (см. мои работы «Итоги ХХ века для России» на сайте « www .nazionalism.net» и «О разделенной русской нации и ее праве на воссоединение в кн.: «Русский проект». – М., 1998).
Казус ЛДПР
ПЕРЕХОДЯ от истории к современности, должен сказать, что мне показалось необъективным заявление докладчиков о том, что «прогнозам о лавинообразном развитии русского национализма и мобилизации русской этничности в постсоветской России не суждено было сбыться». Приводимые ими же цифры, подчеркивающие стремительную динамику роста русского национализма, резко противоречат этому заявлению. Но самым ярким опровержением являются парламентские выборы 1993 года, на которых ЛДПР (в ней большинство еще не успевших ни в чем разобраться русских людей увидели выразителя своих интересов) набрала более 20% голосов, шокировав всех экспертов. При том, что фигура самого Жириновского уже тогда выглядела сомнительной: было видно, что, как пишут докладчики, «главным защитником русских интересов фактически был назначен эксцентричный «сын юриста». (Я, например, за него не голосовал никогда.)
Напомню, что в тот год других общественных объединений, открыто претендовавших на русский электорат, еще не было. И русские проголосовали за ЛДПР так триумфально не потому, что она хороша, а потому, что больше было не за кого.
Здесь уместно заметить, что национализм одновременно существует в двух фазах: латентной и активной. У него есть как ядро, так и периферия. В повседневной жизни заметно только ядро. Но в час политического обострения активизируется и обычно латентный национализм периферии, и тогда происходят такие общественно-политические «протуберанцы», как взлет ЛДПР в 1993 году.
С тех пор популярность этой партии падает от выборов к выборам. Не потому, что «вербальный радикализм ЛДПР сочетался, - как пишут авторы доклада, - с политическим конформизмом, что вообще характерно для политического русского национализма», а потому, что девальвировал лично Жириновский, олицетворяющий всю партию в целом. Во-первых, всем стало ясно, что он именно «назначен». Во-вторых, русские больше не считают возможным, чтобы их интересы представлял «сын юриста». В-третьих, он слишком нерационально эксплуатировал игровое начало в политике, проще говоря – «перешутовал». В-четвертых, он, подобно шулеру, проигрывающему «по маленькой», но регулярно срывающему крупный куш, эпатировал публику дешевым оппозиционерством, но во всех важных вопросах вел себя (а с ним вся партия) как покорная марионетка Кремля. В итоге Жириновский исчерпал кредит доверия и представляет ныне интерес только для инвесторов, вложивших в ЛДПР огромные деньги в дни ее взлета и заинтересованных в том, чтобы эти деньги «отбить»».
Нельзя не согласиться с докладчиками, что «эта партия, монополизировав на первых порах националистическую нишу российской политики, погасила импульсы радикального национализма и оказалась действенным средством его нейтрализации». Оттягивая голоса национал-патриотического электората у реальных русских организаций, ЛДПР, уже давно не имеющая никакого отношения к русскому национализму, закрывает им выход на открытую политическую арену. Но сказанное не означает, что латентный русский национализм исчерпал свой потенциал и больше не проявит себя в такой же полноте. Правда, ничего подобного с 1993 года не было, но не потому, что национализм пошел на убыль, а по иным - объективным и субъективным - причинам.
Как пример провала русских по чисто субъективной причине, можно вспомнить историю с Конгрессом русских общин, случившуюся в 1995 году. Версия, которую мне довелось узнать от весьма осведомленного и причастного к событиям источника, такова. Ельцин решил поменять не справившегося с работой Черномырдина на Юрия Скокова и дал «отмашку» КРО на выборах. Конгресс и его лидеров – Скокова, Лебедя, Рогозина – активно потянули на телевидение, к кампании КРО были подверстаны весьма крупные ресурсы, президент России прислал приветствие на съезд этой вроде бы оппозиционной организации, на местах резко активизировались электоральные массы и т.д. Все шло как по маслу, но… ослепленный тщеславием Скоков поторопился. Во время парадного визита в Америку он, ощущая уже себя победителем, чувствуя в кармане ельцинские гарантии, обмолвился, что на президентских выборах 1996 года он будет претендентом номер один. Стенограмма его выступления мгновенно легла на стол Черномырдину, а там и Ельцину. В результате КРО, реально набравший, по данной версии, более 7% голосов, официально удостоился лишь чуть более 4%.
Пример неудачи русского движения по объективным причинам дают выборы 1999 года. И здесь я вновь должен возразить группе Миграняна.
Что показали выборы-99
ДОКЛАДЧИКИ пишут: «Как показали итоги последних общенациональных голосований, у других националистических организаций (как радикальных, так и умеренных) не хватило ни ресурсов, ни политического умения, ни воли, чтобы перехватить существенную часть националистической поддержки. Возможно, главное объяснение неудач русских националистов на выборах кроется в сравнительно небольших размерах «жесткого» националистического электората и, соответственно, в ограниченных возможностях «чистой» этнической мобилизации».
На деле это не совсем так. По нашим, полученным из хорошо информированных инстанций, сведениям, рейтинг «Спаса» колебался между 10 и 15%. Не случайно и ведущий ОРТ Павел Шеремет во время телеинтервью с Дмитрием Рогозиным обмолвился, что по его данным (а он тоже пользовался репрезентативными источниками информации) «Спас» набирает более 10% голосов. Между тем эта организация, соединившая в рамках избирательной кампании «слесарский» национализм Баркашова с «профессорским» национализмом Севастьянова, мобилизовала, несомненно, именно «жесткий» националистический электорат и задействовала именно «чистую» этническую мобилизацию. Мы шли на это сознательно и добились результата, протестировав таким образом общество.
Как известно, «Спас» не участвовал в выборах: таково было политическое решение Кремля. Из-за отсутствия истинного лидера русский электорат отчасти рассыпался по многим организациям, отчасти проголосовал «против всех», отчасти отошел к ЛДПР, отчасти – к «Единству». (Одной из причин упорного преследования «Спаса» властями и его снятия с дистанции послужила именно реальная конкуренция с «медведями».) В целом русское движение после нашего выбытия из предвыборной гонки оказалось обречено на провал. Это вполне естественно.
Напомню, что попыткам политической организации русского народа – всего каких-то десять лет, в отличие от народов, за плечами которых столетний, а то и тысячелетний опыт национальной консолидации. Русское движение пока не структурировано, оно нафаршировано подставными фигурами, амбициозными псевдолидерами, не имеющих за душой ничего, кроме жажды власти. У него нет единой аутентичной идеологии, единой стратегии. Нет финансов. Нет общепризнанного лидера. Нет действенных политических инструментов, кроме сотни-другой малых и средних газет и пары-тройки информагентств, не работающих, к тому же, в связке… Словом, нет почти ничего, кроме интенций миллионных масс, стремительно осознающих свое положение, свои интересы и цели. Перед русским движением стоит множество проблем, решению которых до сих пор сильно мешала его политическая раздробленность.
Выборы-99 подвели черту под десятилетним этапом развития русского движения, ярко высветив его недостатки. Все без исключения лидеры русских организаций, принявшие участие в выборах, обанкротились морально и политически, а их организации – финансово. Всем им предъявлены астрономические счета за предвыборный эфир, а поскольку оплатить их они не смогут, им навсегда закрыта дорога в политику. В этом огромное благо прошедших выборов, «расчистивших площадку».
Сегодня мы, обогащенные опытом и знанием людей, вовлеченных в русское дело, начинаем на этой площадке строить все заново – но не с нуля. У нас все впереди.
Скрытая сила русского национализма
О СИЛЕ и значении латентного русского национализма (каковые кое-кто склонен преуменьшать) убедительно говорит одно обстоятельство. Оно отмечено докладчиками, но не вполне расшифровано. Речь идет о тактике и стратегии выборной кампании ОВР и «Единства»; о том, что именно «национал-державнический электорат» стал «объектом острой конкуренции» между ними.
Договорим все до конца. Именно русский фактор помог одному из претендентов взлететь на российский престол, а другому нанес огромный и непоправимый ущерб.
Фраза Путина о «простом русском человеке», прозвучавшая на всю страну у могилы генерала Малофеева, в один момент перевесила многолетние хлопоты Лужкова о благоустройстве московского космополиса. Потому что вызвала огромный резонанс.
Юрий Лужков, напротив, лихо поскользнулся на русском вопросе. «Ошибки» начались, как только у руля кампании ОВР встал «кремлевский штирлиц» Ястржембский: Лужков оказался быстро и решительно отсечен от всей вертикали русского движения, начиная с низового и радикального РНЕ и кончая верхушечно-респектабельным КРО. Надо сказать, что Лужков, активно и органически не принимающий русского национализма, сам во всем виноват, позволив легко втянуть себя в скандальное противостояние с РНЕ (после чего по всей России прошли митинги под лозунгом «Лужков, твое отечество – Израиль!»), а затем дав повод Рогозину «хлопнуть дверью». Последовавшая за сим кооптация Рогозина в президентскую команду, увенчанная получением поста председателя думского комитета по международным делам, говорит о многом. Еще больше могли бы рассказать Александр Волошин и Павел Бородин, если бы захотели. Во всяком случае, докладчики правы: «Победа Путина на выборах была обеспечена в первую очередь благодаря поддержке государственнического электората», в который входят и национал-патриоты.
Но докладчики, мне кажется, неправы в своем прогнозе на дальнейшее. И в этом самая суть наших разногласий.
Что было – что будет
ГРУППА Миграняна наблюдательно замечает: «Национал-державнический электорат позиционируется в политическом центре, дистанцируясь одновременно и от коммунистов, и от либералов. Тем самым он представляет собой базу поддержки «партии власти» в случае, если ее политика, как в идеале и должно быть в нормальном государстве, основывается на государственнических и патриотических ценностях», «патриотизм и умеренный национализм могут стать важным политическим ресурсом новой власти». Казалось бы, вот он – залог политического долголетия русских националистических организаций. Но авторов, видимо, такой вывод не устраивает, и они предлагают иные варианты.
Вариант первый: «Этнический русский национализм ожидает… незавидная участь: отдельных его представителей кооптируют во власть (исключительно на второстепенных позициях) для придания ей патриотической окраски, «конвенциональных» националистов используют в качестве клаки, радикальных – будут по-прежнему маргинализировать и даже, возможно, подавлять».
В данном прогнозе, как мне видится, авторы (возможно, под впечатлением рогозинской карьеры) наделяют нынешнюю власть совершенно излишним профицитом лицемерия и дешевого прагматизма. Между тем, в условиях становления в России национал-капитализма (и, на его базе, - национал-демократии), которое я предсказывал еще в 1994 году и которому мы уже теперь становимся свидетелями, у власти нет никакой нужды в таком сугубом двуличии. Она вполне органично может и должна не только проповедовать, но и исповедовать ценности национализма, хотя… лишь до определенных пределов, поставленных мировым сообществом. Именно поэтому радикальный русский национализм остро необходим власти: в его отсутствие она попадает в положение «крайнего» и лишается свободы маневра. Это очевидно.
Понимая все это, мы сформулировали не только платформу союза с властью (о ней – ниже), но и платформу наших расхождений. Она называется просто: «Чего не может Путин». Среди наших требований к новому президенту России «есть такие, которые Путин не сможет выполнить никогда. Например: трансформировать «многонациональную» Россию в русское национальное государство; довести до логического завершения атаку на еврейских олигархов; ужесточить внешнюю политику по отношению к Израилю и США вплоть до полного разрыва дипломатических отношений; вообще сказать «Нет» Западу и «Да» Востоку; ввести в законодательство обязательное требование к кандидатам на выборах декларировать свою национальность (вплоть до третьего колена) и сексуальную ориентацию; перекрыть пути в Россию нерусским иммигрантам, выйти из всех международных соглашений по миграции, депортировать всех нерусских мигрантов, находящихся в нашей стране без законных оснований. Но главное - власть вряд ли осуществит наши самые основные приоритеты: признание русских, во-первых, единственной государствообразующей нацией России, а во-вторых – разделенной нацией с правом на воссоединение. Путин также не может сказать «нет» грабительской приватизации и национализировать неправедно нажитое добро и стратегические отрасли народного хозяйства».
До тех пор, пока данная «платформа расхождений» не опровергнута самой властью, у радикального русского национализма сохраняются все шансы на политическое долголетие. И что еще важнее - на общественную востребованность.
Вариант второй. Понимая роль упомянутого мирового сообщества, авторы пишут: «Судьбы русского национализма, как и русской этничности вообще, зависят от того, какую модернизационную стратегию выберет Россия. Курс на интеграцию в глобальное сообщество, скорее всего, неизбежен…Если Россия пополнит список последних (стран-аутсайдеров. – А.С.), нельзя исключить дальнейшего усиления политизации русской этничности, тем более значительного, чем серьезнее и масштабнее окажется крах модернизационной стратегии. Поскольку либеральная и коммунистическая идеология в России «отыграны» и в значительной мере исчерпали свой ресурс, то, скорее всего, именно этнический русский национализм… причем в наиболее жесткой версии, будет востребован обществом и выйдет на первый план в ситуации национальной катастрофы, неизбежно сопровождающейся усилением внешнего давления на Россию».
Конечно, полностью исключить такой поворот событий нельзя. Однако мне кажется, что авторы, с одной стороны, не совсем адекватно понимают феномен глобализации, с другой – излишне драматизируют русскую перспективу, связывая востребованность национализма лишь с катастрофическим сценарием (цель: напугать?).
Не имея возможности полно высказаться здесь по поводу глобализации, я отсылаю читателя к упомянутой выше работе «Итоги ХХ века для России». Замечу только, что глобализация, по-видимому, в значительной степени – миф, придуманный в обеспечение деятельности ТНК и лоббистов проекта мирового правительства. В действительности же количество национальных государств за ХХ век возросло с 55 до 200 с лишним: мир стал куда более раздробленным. Везде, кроме некоторых небольших мононациональных стран (таких, как Португалия или Норвегия), наблюдается усиление этнократических интенций, вспыхивают все новые жестокие этнические и этноконфессиональные войны, растет этнический сепаратизм. Что же касается национальной толерантности в отдельных регионах Западной Европы и Северной Америки, то это – явление временное и вынужденное, идущее вразрез со всей исторической традицией европейских народов. Оно вызвано лишь этнодемографическими процессами, разразившимися в текущем пока еще столетии, политическое противостояние которым растет год от года. XXI век, вне сомнений, будет отмечен небывалыми национальными и расовыми войнами (холодными и горячими), не оставляющими никаких надежд адептам глобализма. Единственное, в чем глобализм как концепция оправдывает себя, это в том, что любая война сегодня (например, русско-чеченская или афганская гражданская) является в какой-то степени мировой, ибо интересы всех стран тесно переплетены. Таким образом, традиционная «война всех против всех» дополняется политикой перманентного строительства блоков. Но даже мегаблок – это еще не глобус.
Такое видение проблемы дает мне возможность утверждать, что любой проект модернизации России потребует экстренной и максимальной русской национальной консолидации. Что, конечно, невозможно без опоры на русский национализм.
В сущности, авторы доклада своими оговорками не исключают подобную трактовку, но что-то помешало им, на мой взгляд, договорить все до конца.
ЗАЧЕМ НУЖНО БЕРЕЧЬ РУССКИХ
«Небрежение этнологией, будь то в масштабах государства, родового союза или моногамной семьи, следует квалифицировать как легкомыслие, преступное по отношению к потомкам»
Л.Н.Гумилев. Этногенез и биосфера Земли
ГАВРИИЛ Харитонович Попов жалуется, что некоторые добрые знакомые не поняли пафоса его статей «Берегите русских» и «Русский Холокост», обвинили чуть ли не в великорусском шовинизме.
Совсем напрасно погорячились добрые знакомые. Они просто не вчитались в статьи мэтра, не прониклись его мотивами. Я постарался сделать это за них. Поскольку на первую статью я уже откликался в предыдущей публикации, коснусь здесь лишь «Русского Холокоста». Эта статья имеет очень ясный подзаголовок: «Борьба великороссов за себя, за свое государство становится необходимой не только им, но и всему постиндустриальному обществу». Защищая себя от упреков, известный политолог довольно цинично разъясняет всем и каждому (и не в последнюю очередь - Западу), зачем нужно беречь русских и почему «обществу» необходимо русское государство.
Мотивы Попова весьма далеки от заботы о русских ради них самих. Нет, речь идет совсем о другом. Попов ясно видит глобальную проблему Запада и предлагает решить ее за наш счет – только и всего.
В чем проблема Запада…
Проблема Запада, возникшая в нашем столетии, состоит в стремительном сокращении удельного веса белой расы (сегодня на одну женщину в Европе приходится всего 1,4 ребенка) и в заселении наиболее развитых стран мира легионами иммигрантов, особенно цветных (общепринятый в науке термин, не несущий оценочного смысла). Ориентировочные цифры таковы.
Возьмем, к примеру, мусульманские народы. В Марокко на одну женщину приходится 2,55 ребенка, в Тунисе – 2,45, примерно столько же в Ливии и Мавритании, в Иране – 3,5, в Кувейте и ОАЭ рождаемость еще выше, поскольку это поощряется правительством. Население исламских стран, уже в 1992 году составлявшее 23% населения планеты, продолжает расти. Пока оно в основном сосредоточено в Азии и Африке (соответственно 70% и 23%).
Южная и Восточная Азия удерживают пока первое и второе места по численности населения в мире. Но к середине следующего столетия Африка, по прогнозам экспертов, выйдет на второе место, оттеснив Восточную Азию на третье, а Европу – на пятое место в мире.
Согласно опубликованному 01.09.1998 г. докладу ООН, единственный континент, население которого будет сокращаться в обозримом будущем – как раз Европа. Если в 1970 г. доля экономически развитых стран составляла 30% населения Земли, то к середине XXI века, по всем прогнозным оценкам, она сократится до 15%. Правда, составители доклада вряд ли учли расовый аспект и рост миграции. Но европейцам от этого не легче.
Не лишена головной боли и Америка. Всего за последние 150 лет, то есть после гражданской войны 1861-1865 гг., в Америку переселилось свыше 50 млн. человек, которые затем продолжали активно размножаться в относительно тепличных условиях. Иммиграция долгое время скрупулезно квотировалась по расовому и национальному признакам. Но квоты постепенно росли. В 1949 году уже всем странам Азии – 41 стране – была выделена квота по сто человек в год (ибо было «необходимо завоевать дружбу азиатов в борьбе за сдерживание коммунистической агрессии»). Несмотря на это, до 1965 года среди переселенцев, все же, преобладали европейцы. Но 3 октября президент Линдон Джонсон на ступенях статуи Свободы торжественно подписал новый закон об иммиграции. В итоге некоторые диаспорные образования стали расти как на дрожжах. В одном только 1969 году в Америку переехало: 44.623 мексиканцев, 59.395 вест-индцев, 20.744 филиппинцев, 16.947 ямайцев, 15.440 китайцев (с Тайваня), 13.751 кубинцев, 10.670 доминиканских граждан и 23.928 латиносов. Если учесть, что с 1930 по 1965 гг. произошел трехкратный рост населения Южной Америки – с 200 до 600 млн человек, удивляться не приходится. Процесс, как говорится, пошел.
В упоминавшейся выше работе «Итоги ХХ века для России» я пишу об этом явлении так:
«Развивающимся нациям сегодня дан уникальный, единственный в истории человечества счастливый шанс: провести свое раскрестьянивание за счет массового заселения, «засеивания» развитых стран белой расы своим семенем, вместо того, чтобы сжигать это семя в топке войн и революций. Именно это «засеивание» развивающиеся нации и совершают самым активным образом, выпихивая миллионы своих единокровных на ловлю счастья в Европу и Америку. Они стремятся использовать свой шанс максимально, дабы сберечь свой генофонд.
Афро-азиатский и латиноамериканский «империализм» пока что носит мирный характер. Цветной мир великодушно не воздает белому по былым «заслугам». Процесс завоевания белого мира, «глобальная реконкиста», протекает, в нарушение тысячелетних традиций, без вооруженной борьбы. Европейцы беззвучно, не сопротивляясь, терпят нашествие на свой дом, как стихийное бедствие, как налет саранчи. Американцы дальновидно поглядывают, куда бы снова эмигрировать, не в Россию ли: Пентагон недавно провел штабные учения по защите «своей» Сибири от Китая.
Но тишина, я уверен, обманчива. Если белые вдруг попытаются возмутиться этой ползучей оккупацией, вздумают сопротивляться – хрупкий расовый, национальный и этноконфессиональный мир моментально рухнет, и откроется кровавая бездна. (Как она уже открылась в Косово, где расплодившиеся албанцы вполне закономерно вычистили из «сердца Сербии» снизивших рождаемость сербов, вздумавших было восстановить исторический статус-кво. Косово – не есть неповторимый политический уникум, напротив, это образцовая модель развития событий.) И тогда индо-пакистанцы припомнят англичанам беспрецедентное по жестокости подавление сипайских восстаний, китайцы англичанам и французам – опиумные войны, турки немцам – вековую войну Османской и Австрийской империй и т.д., и т.п…
Иммигранта легко впустить, но нелегко потом выставить. Спохватились со временем и европейцы, и американцы. Но поздно.
Америка судорожно пытается прикрыть дверь. Ввели законы, по которым с 1988 г. даже евреям ограничили въезд. Куда там! Находят лазейки и едут. Республиканцы с отчаяния пытались в 1996 г. ввести поправку к Конституции, чтобы хотя бы дети иммигрантов не получали автоматически американского гражданства. Не тут-то было. «Нация иммигрантов» их понять не пожелала: поправку пришлось снять, чтобы не повредила на нынешних выборах, ибо иммигранты тоже голосуют.
Европейцы пытаются сделать то же – и тоже не выходит. Они получили необратимый результат собственной глупости и недальновидности. В 1977 году Правительство Франции по соглашению с Национальным советом объявило, что к 1985 году сократит количество иммигрантов с 2 млн. (на самом деле их уже было 4.196 тыс.) до 1 млн. И даже приняло ограничивающие миграцию законы. Результат? Уже к началу 1978 года количество иммигрантов возросло до 4.373 тыс. и только росло в дальнейшем. Англичане в 1981 году ввели закон о гражданстве, по которому только родившийся в третьем поколении жителей Великобритании ребенок может его получить. Снизило ли это пропорцию иммигрантов? Никак нет: она растет. Как за счет приезжих, так и за счет высокой рождаемости цветных».
…И как ее решает Попов
Итак, проблема Запада налицо. Вот ее-то Попов и предлагает решить за наш счет. В той же статье я пишу об этом так:
«Попов боится и ненавидит южан (в первую очередь мусульман, но не только). И вкладывает им в уста страшные слова: «Западный мир должен быть уничтожен. Как ошибка истории». Он комментирует эту угрозу: «Мы имеем дело с альтернативой постиндустриализма и вообще европейской цивилизации. При таких установках агрессивного Юга несколько миллионов русских, приезжающих в Россию из Средней Азии и Кавказа, покажутся всего лишь предвестием грозы - десятков миллионов, которые будут вынуждены возвращаться назад, в Европу (прежде всего из США и Канады).
Я предвижу, что не удастся из-за отсутствия серьезных географических рубежей удержаться постиндустриализму в США и Канаде, что латиноамериканцы займут всю «прародину» индейцев. Я вижу некий гигантский «мост» между Аляской и Чукоткой, по которому возвращаются в Европу десятки миллионов потомков тех, кто когда-то пересекал Атлантику. И территория, которую на Севере и в Сибири отстоят русские, может дать достаточно работы и для части этих переселенцев. Такой вариант заселения Сибири дополнит многомиллионный приток русских и станет альтернативой «освоения из Китая».
Итак, мы не должны отдавать свою землицу китайцам, но должны приберечь ее для американцев и канадцев европейского происхождения. Как будто они нам ближе и нужнее. Ну что ж, похоже, и Пентагон так считает; браво, профессор!
Ясно, что американцы привезут с собой, если, не дай бог, переселятся в Россию, свою психологию и весь идейный багаж, не совместимый с нашим, и начнут превращать Россию в Америку со всеми ее противоречиями. Со всем тем, отчего им самим там стало мерзко жить. Зачем же пускать к себе столь сомнительных гостей, сделавших уже невыносимой жизнь в своей собственной стране? Бегущих от собственных порядков? Кроме того, они, спасаясь от «агрессии Юга» (по выражению Попова), просто принесут ее к нам на своих плечах. Нужно нам это?
А профессор тем временем суммирует: «В свете этого борьба великороссов за себя, за свое государство становится необходимой не только им, но и всему постиндустриальному обществу. Это во-первых. А во-вторых, в ходе поиска приемлемого для себя варианта постиндустриального общества Россия может сформировать такую модель постиндустриализма, которая, возможно, окажется более привлекательной для «третьего мира» и чем американская пирамида, и чем модель агрессивного Юга. Это способно ослабить опасность катастрофы современной цивилизации. Вот почему программа возрождения русских не только не враждебна, не только не опасна для других европейских народов, но и соответствует их коренным интересам. И интересам нерусских народов России… Подвожу итог: возрождая себя, русские внесут существенный вклад в сохранение в XXI веке европейской цивилизации».
Нам уже понятно, что такое «внесение вклада» обернется для русских не «возрождением», а окончательными и бесповоротным похоронами. И не все ли нам равно, черные, желтые или белые руки пришельцев нас, русских, закопают?»
Беречь русских, безусловно, надо. Как и создавать русское национальное государство. Но не ради кого-то другого, а ради нас самих. Зачем вымаливать при этом каких-то индульгенций на этом пути? Их щедро выдает инстинкт самосохранения нации.
Некоторые заповеди русского националиста
ПРОБЛЕМА соотношения территории и населения, вдохновившая Попова, – одна из важнейших в истории человечества. Она существует на самом деле и определяет если не все, то очень многое в судьбе народов. И в России она стоит с большой, все возрастающей остротой. Как ее решать?
У меня сформулирована на этот счет короткая программа.
1. Идеальный вариант состоит в заселении русскими людьми опустевших, малозаселенных территорий. Как это и было всегда. Никакой паллиатив здесь невозможен, и никакие «россияне» вместо русских не подходят для такой задачи.
2. Если нельзя заселить русскими, надо постараться удержать эти пустынные территории силой - в том числе, стратегического, ядерного оружия. Пусть будут про запас: лучше иметь, чем не иметь. Когда-нибудь могут пригодиться.
3. Если невозможно сделать ни того ни другого, нужно сделать эти земли предметом политического торга, отдать их как можно дороже тому из соседей, кого меньше всего опасаешься. Возможно, даже автохтонному народу здешних мест. И не навсегда, а в аренду. История может повернуться по-всякому; смотришь, сосед и сам пройдет через раскрестьянивание и лет через сто ему тоже станет некем заселять и защищать арендованный кусок земли. И тогда возникнет возможность возвращения его под свою юрисдикцию. Народы живут долго, надо уметь смотреть вперед и ждать. Кстати, мудрый и терпеливый Китай, меряющий время тысячелетиями, недавно именно так вернул себе цветущие Гонконг и Макао.
4. Ничего другого предложить невозможно.
5. Звать инородцев на земли, заселенные русскими, – нельзя. Никаких. Никогда. Ни на каких условиях. Это - абсолютное табу.
6. Обсуждать последний тезис с кем-либо бессмысленно. Тому, кто не принимает его всей душой, всем, как говорится, «нутром», - никакие аргументы никогда ничего не объяснят. Это водораздел, который перейти нельзя, за которым схватка не на жизнь, а на смерть.
Таков мой ответ Гавриилу Попову.
СТРАШНЫЕ СНЫ СЕРГЕЯ КОРОЛЕВА ИЛИ
ЦИРК ИЛЛЮЗИЙ И ФОБИЙ КОМИНТЕРНА
Произносили вы упреки,
Но как-то вяло, без огня,
Ведь вас пугавшие пороки
Забавой были для меня.
Андрей Добрынин
ОБНАРУЖИВ, что в «антисевастьяновский фронт» плечом к плечу с Прошечкиным и Абдулатиповым встал русский доктор философии Королев, я был настолько этим заинтригован, что отправился в «Ленинку», дабы полнее ознакомиться с творчеством моего ученого оппонента. И просмотрел там такие его труды: Современный троцкизм – орудие антикоммунизма (М., 1980); Буржуазная «советология» на службе антикоммунизма (М., 1983); Реальный социализм и буржуазное мифотворчество (М., 1986); Политический курс КПСС в интерпретации буржуазной пропаганды (М., 1988); Проблемы социализма в идейной борьбе (М., 1989). А также кандидатскую диссертацию по истории «Троцкизм на службе антикоммунизма» (М., 1975). Она настолько запала в душу, что я даже выписал из нее ключевые слова: «При критике антикоммунизма советским исследователям необходимо уделять больше внимания разоблачению методов борьбы против марксизма-ленинизма» (с. 163). Сразу понял, за что мне досталось…
Видимо, русский национализм имеет особое благоволение небес, посылающих ему таких противников, как Прошечкин, Абдулатипов или Королев. Не знаю, кого больше напомнил мне сей последний в свете своих трудов: не то Дон Кихота, сражающегося с мельницей, не то, пожалуй, мельницу, сражающуюся с донкихотами, размахивающую обветшалыми, но грозными коминтерновскими крыльями.
Королев дал своей статье подзаголовок: «Заметки о политической маргинальности». Собственно, на этом я мог бы и закрыть всю полемику с данным автором, противопоставив ему даже не свои возражения, а те выводы научной группы Миграняна, которые я привел в начале статьи. Или всего лишь только эпиграф из Добродеева – одного из самых информированных людей страны. Можно было бы даже и этого не делать, а просто задать вопрос оппоненту: «Если русский национализм – маргинальное явление, стоило ли трудить себя, пачкать ручки о каких-то маргиналов?» В крайнем случае – вообще не отвечать, поскольку статья Королева в основном навеяна личной антипатией, а не серьезным изучением современной русской националистической парадигмы.
Я тем не менее принял вызов – потому что мне кажется необходимым развеять некоторые весьма типические именно для русской интеллигенции иллюзии, предрассудки и фобии, ярко проявленные в статье Королева.
Запоздалые советы блюстителя идейной чистоты
Основная иллюзия состоит в том, что классическая русская философия 2-й пол. XIX – 1-й пол. ХХ вв. способна быть хоть как-то утилизована в наших условиях.
Знаток троцкизма Королев отечески советует нам, русским националистам, ради преодоления своей маргинальности сделать вот что: «Читайте Николая Бердяева, читайте Георгия Федотова, читайте так мало уважаемого вами «безнадежно обветшалого» Владимира Соловьева… Толстого Льва Николаевича не обижайте, не относите все им сказанное и вам немилое на счет помрачений старика… Да и Льва Николаевича Гумилева не игнорируйте». Ему вторит и другой доктор философии (не считая доктора философии Абдулатипова, тоже пропагандирующего по мере сил Соловьева, Толстого и Гумилева) – Василий Холодный: «Распространяющимся на планете национализму и космополитизму противостояли многие западные и российские философские направления. Наиболее значимое из них, на мой взгляд, - это учение Алексея Хомякова… Многие российские мыслители вслед за Хомяковым отстаивали идею ориентированности русской ментальности на всечеловечность…».
Советы троих докторов философии хороши, но в отношении меня несколько запоздали. Я увлеченно штудировал Федотова и Бердяева, Соловьева и Хомякова на втором-третьем курсе филфака МГУ четверть века тому назад, за что коллеги г-на Королева снижали мне оценки, находя в моих ответах отзвуки «федотовщины» и «бердяевщины» и советуя читать вместо них Ленина и Плеханова. И на самые первые публичные лекции Льва Гумилева я с неменьшим увлечением ходил в середине 1970-х в Ленинграде…Все это пройдено, господа, пройдено - и не только усвоено, но давно и успешно преодолено. (Это не значит, что в русском философском наследии вообще нет ничего для нас пригодного. Но редкие подлинные русские националисты начала ХХ века, такие как М.Меньшиков или В.Строганов, не входят в пантеон излюбленных королевыми авторов, возможно вовсе не знакомы им.)
Запоздали эти советы и в отношении русского народа в целом. Но не потому, что русский народ уже все прочел. А потому, что да, был у нас такой замечательно интересный этап духовного развития, но – в прошлом. И выводы и рекомендации эти блестящие философы давали в прошлом очень интересные и замечательные. А вот в настоящем от них приходится решительно отказываться. Почему? Да потому, что веками развивавшиеся имперские тенденции русского этноса сегодня обернулись своей противоположностью. И вся русская классическая философия, аккумулировавшая вековой русский опыт и оформлявшая в духовной сфере указанные имперские тенденции (отсюда – концепции «всемирности», «всечеловечности» русского человека), оказалась сегодня совершенно не ко двору. Она повисает в воздухе, лишенная почвы, болтая изящными ножками. Любоваться – можно; пользоваться – нет.
Как и всякий современный последователь русской философской классики, г-н Королев – представитель философии спекулятивной. Эта философия не имеет ни опоры в реальной современной истории, ни практического применения в будущем. И попытки навязать нам ее - это попытка развернуть назад голову человеку, идущему вперед. Я готов понять корпоративный дух отечественных философов, громивших некогда антисоветчиков и заодно «русский философский идеализм», а теперь прозревших, устыдившихся - и искупающих былые вины, тот же самый идеализм рекламируя. Бог им судья. Но когда они же пытаются трактовать историю – это уж извините.
Традиционализм второй свежести
Доктор философии Королев пишет о нас, русских националистах так: «Сознание политического маргинала слишком простое, плоское, идеократичное; оно апеллирует к русской нации, но не знает истории России, ее деталей, фактуры и не понимает присущей ей логики».
В чем же эта логика, на взгляд знатока троцкизма и русской истории г-на Королева? Он демонстрирует нам свое понимание несколько раз кряду, так что ошибиться невозможно:
«Если быть объективными, у русских националистов всегда имелась и имеется возможность опереться на могучий российский традиционализм, которому, при всей его архаичности, присущи и патриотизм и уважение к твердой власти. Этот традиционализм – благодатная почва для антизападной риторики и возбуждающих «антинацменовских» филиппик; в конце концов, он несет в себе заряд бытового антисемитизма».
Не знаю: что тут такого прельстительного и почему Королев советует нам опираться на традиционализм? Может быть, вот поэтому:
«Российская традиция была на протяжении веков традицией универсалистского, надэтнического государства».
Да, конечно, он повторяет эту свежую мысль: «Российская государственность всегда опиралась на универсалистскую, надэтническую идею. В эпоху Московской Руси это была идея православного царства, нашедшая свое воплощение в формуле «Москва – Третий Рим». В петровскую и екатерининскую эпохи, вплоть до Александра III (почему не до Николая II ? – А.С.), это была идея империи. Даже большевики вынуждены были воспринять императив универсальности и надэтничности».
Ну, просто-таки все прелести и приманки общественной жизни, все самое «вкусное» предлагает нам гонитель троцкизма и национализма Королев, от православного царства до «идеи социальной справедливости, царства свободы народов» по-коммунистически – ешь не хочу! Но вот странно: мы почему-то не пленяемся традиционализмом ни в банальной трактовке г-на Королева, ни в чьей-либо иной.
И когда, наконец, до г-на Королева доходит, что современный русский национализм на дух не выносит традиционализма, с его универсализмом и надэтничностью, - это его шокирует донельзя: «Самым большим открытием, которое я сделал, изучая тексты г-на Севастьянова, было такое: оказывается, русский националист может самоутвердиться, лишь аннигилировав фундаментальные константы тысячелетней русской истории… Севастьянов выступает против тысячелетней логики российской истории».
О ужас! О кощунство!
…Как характерна для философа феноменальная близорукость: он заметил, что я отказался от изжившей себя идеи, но не заметил, что идея себя изжила! «Фундаментальные константы тысячелетней истории» перед всем честным народом дважды сами себя «аннигилировали» за какие-то семьдесят лет, но философ и ухом не повел!
Тысячу лет эти константы работали, а теперь – перестали. Можно оценивать этот факт как угодно, но только нельзя закрывать на него глаза, нельзя отворачиваться от него, нельзя не пытаться его осмыслить. Но для этого мало читать бердяевых и соловьевых, надо думать своей головой. А вот этому-то наших философов как раз и не учили. Их больше натаскивали на троцкизм и антисоветизм…
В чем роковая ошибка королевых?
«Так было – так будет», - рассуждают эти гиганты мысли над школьными учебниками российской истории. И не видят того, что в нашей жизни произошли радикальные изменения, повернувшие вспять тысячелетние законы развития. Вынужден вновь обратиться к автоцитированию. (Меня побуждает к этому не невостребованность, как предполагает г-н Королев, а ужасный цейтнот и привычка к экономии.)
Все переменилось, а они и не заметили
«Кем строилась Российская Империя? Казаками, солдатами, крестьянами-колонистами? Конечно, да.
Но в первую очередь - беременными русскими бабами.
Напоминаю тем, кто забыл: перед Великой Октябрьской революцией на каждую русскую бабу – от царицы до крестьянки – приходилось в среднем по семь живых детей. Рожали все, независимо от достатка и социального положения. Вспомним: у последней царицы было шестеро детей. Жена великого писателя Толстого (дворянка, помещица) родила и вырастила двенадцать детей. И т.д. У двух моих прадедов было по шестеро детей. У меня тоже их шестеро, но сегодня я – белая ворона, а тогда это было нормой.
Великороссы к этому времени стали вторым по численности народом мира (55,7 млн. человек), уступая только китайцам. «Большая численность великороссов сложилась главным образом благодаря длительному и значительному положительному сальдо между показателями рождаемости и смертности, причем по показателям смертности они уступали западноевропейским нациям, а по рождаемости существенно превосходили их», - пишет известный демограф, лауреат Государственной премии В.И.Козлов.
Россия, по сравнению с той же Средней Азией, была областью высокого демографического давления. Такое же положение еще раньше сложилось в отношении Сибири, где на огромных территориях проживало очень небольшое население местных племен. Избыточное население «переливалось через край» российской чаши туда, где это давление было меньше. Имперское строительство было естественным следствием такого баланса. Присоединение новых территорий не несло большой угрозы для цельности и статуса русской нации, пока эта демографическая тенденция сохранялась».
Замечу, прервав самого себя, что за сто лет с 1795 по 1890 гг. население России увеличилось с 41,2 млн. до 100 млн. человек, а с 1890 по 1913 гг. – еще стремительнее: со 100 млн. до 150 млн. человек. Рост населения продолжался и в первые десятилетия Советской власти: в 1929 году СССР обгонял по темпам прироста населения Францию – в 22 раза, Англию – в 5,5, Германию – в 3,6. Неудивительно, что Советская власть сохраняла «императив универсальности и надэтничности» - ведь предстояло существенное расширение ареала расселения русских за счет не только Севера, Сибири и Дальнего Востока, но и Восточной Европы.
«Но за сто лет положение полностью переменилось и превратилось в свою противоположность. К 1990 году в РСФСР уже была самая низкая рождаемость в Советском Союзе, в 1,4 раза ниже, чем в среднем по стране и даже ниже грани расширенного воспроизводства населения. В то же самое время в мусульманских республиках наблюдался рост населения в 5 раз выше среднего.
Приведенное сравнение позволяет совершенно ясно понять, что с нами произошло и происходит. Сто лет назад у нас выживало семь детей на одну бабу, а у туркменок, узбечек – трое-четверо. Сегодня у них по-прежнему трое-четверо детей в семье, а у нас…
Сокращение удельного веса русских активно идет на территории бывшего СССР, в зоне жизненных интересов России. В Узбекистане, например, по расчетам демографов, к 2025 году ожидается удвоение населения (конкретно: узбеков). Поскольку еще в 1959 году на селе проживало 80% узбеков, ясно, чем для нас чреват этот рост в сочетании с раскрестьяниванием. Азербайджан в результате карабахского конфликта был вынужден принять у себя свыше миллиона беженцев, не имеющих крыши над головой. Но рождаемость при этом у азербайджанцев не снижается. В Таджикистане же сохраняется и вовсе немыслимо высокая для бывшего СССР рождаемость (45 новорожденных на тысячу жителей). А у нас, по тем же расчетам, к 2050 году может произойти сокращение населения в два раза. Поэтому остается только благодарить Бога, что СССР распался, и что Узбекистан теперь отделен от нас границами, и поток узбеков пока не хлынул в Россию через край «узбекской чаши». Как уже хлынул поток, например, азербайджанцев (до 3 млн.), таджиков (500 тыс.) или киргизов (на 600 тыс. русских, перебравшихся за последние десять лет из Киргизии в России на ПМЖ, приходится 450 тыс. киргизов-переселенцев)…
Перепад демографического давления, обеспечивавший когда-то русское имперское строительство, теперь сложился не в нашу пользу и работает против нас.
Увы, не только под боком России, за какими-никакими границами, а и в ней самой происходят те же страшные дела. В последние 5-6 лет в нашей стране рождается поровну русских и нерусских детей. Демографы утверждают, что если эта тенденция сохранится, то к 2050 году удельный вес русских, достигающий сегодня до 85%, снизится до 50%. А эта роковая цифра – есть тот самый критический рубеж, к которому (за счет присоединения новых земель и народов) подошла накануне распада Российская империя, а затем (за счет этнодемографических процессов) так же накануне распада подошел Советский Союз. Нет никаких сомнений, что, превратившись всего лишь в половину населения, русские не удержат государственность даже нынешней урезанной России» («Итоги ХХ века для России»).
Народ, переживший и завершивший имперский период своей истории, но пока еще не осознавший этого вполне, – идейно наг и беззащитен. Самое страшное, что можно с ним сделать, это продолжать культивировать у него имперскую психологию и философию. Тот самый «надэтнический универсализм», о котором хлопочут доктора философии – мои оппоненты. Они похваляются знанием истории России, но это знание явно простирается не далее 1917 года. А весь ХХ век как был для них под жесточайшим коммунистическим запретом, так и остался вне поля их разумения.
Советовать нам обратиться к заветам «традиционализма» - все равно что советовать старику «вспомнить молодость» и жениться на молодухе. Приятно? Еще бы! Но расплата за удовольствие – безвременная смерть.
Не нужно нам ни таких советов, ни таких советчиков.
«Он пугает, а мне не страшно»
Поговорили об иллюзиях и предрассудках типичного русского интеллигента, теперь поговорим о его фобиях – навязчивых, но безосновательных страхах.
Г-н Королев почему-то уверен, что в «государстве, устроенном по разумению гг. русских националистов… четверть населения сразу станет людьми второго сорта, причем не де-факто станет, а де-юре будет объявлена таковой. И еще примерно столько же вынуждены будут жить в вечном страхе, ощущая в себе ток не вполне русской, с посторонними примесями, крови, и содрогаться перед перспективой возможного разоблачения… Надо хорошенько задуматься, какой политический режим должен быть установлен для того, чтобы удержать систему этнократического господства в России… Режим – это ГУЛАГ, это ВЧК, НКВД и прочее, это колхозы с бесплатной работой, это политические процессы, это удушение свободной прессы по образцу 1917 г., это поиски «полукровок» в государственных учреждениях по рецептам г-на русского националиста».
Позвольте, но мы все описанное где-то уже видели. Причем тут «гг. националисты»? Зачем валить с больной головы на здоровую? Ведь это же все хорошо знакомые нам приметы как раз того общества, которое г-н Ковалев защищал от троцкистов! И устроили это общество отнюдь не русские националисты, а как раз-таки пламенные интернационалисты. Это наших родных, имевших в себе вполне русскую, без примесей, кровь, направляли в ГУЛАГ и ВЧК! Это люди нашего круга содрогались еще не так давно перед перспективой их возможного разоблачения ретивыми борцами с антисоветизмом! Это нас, интеллигенцию, официально объявили какой-то невразумительной «прослойкой», людьми не второго даже, а третьего сорта в государстве рабочих и крестьян! Да и полукровок по учреждениям искали тоже братья г-на Королева во Марксе…
Ну, надо же, какие выкрутасы выделывает нечистая совесть! Где ты, Фрейд?!
Или все-таки страх? В самом деле - может быть, г-ну Королеву жгли пятки, заставляя волком выгрызать троцкизм… Тогда еще можно бы понять истерику борца с антисоветчиками, который, обжегшись на коммунистическом молоке, дует теперь на националистическую воду. Недаром он так боится, что «жесткая и потная волосатая лапа» (видали, знаем) «сожмет всех в кулак и затолкнет каждого на его маленькое, узенькое место» (допустим, на кафедру философии), «где он будет иметь только одну привилегию – ругательски ругать инородцев и до отупения изучать труды идеологов режима». Да, прав был Пушкин: «Узнают коней ретивых по их выжженным таврам»…
Что ж, придется успокоить мятущуюся душу «маленького человека».
Лигой защиты национального достояния, которую я имею честь возглавлять, разработан, с помощью специалистов с юрфака МГУ и Института государства и права РАН, проект новой Конституции России. Именно в нем четко и недвусмысленно (в отличие от фантазий г-на Королева) прописаны и изложены в чеканных юридических формулах все контуры «государства, устроенного по разумению гг. русских националистов». Не нужно за нас ничего придумывать и домысливать, мы уже сами все придумали. Если бы г-н Королев удосужился заглянуть в известную ему брошюру «Русский проект», не пришлось бы наговаривать на нас всякую ерунду. Я не хочу пересказывать содержание проекта, тем более что однажды уже подробно сделал это на страницах «НГ-Сценариев» (14.08.97). Отсылаю интересующихся деталями читателей к первоисточникам. А здесь скажу коротко: Россия в нашем проекте – демократическое государство, в котором граждане сохраняют все права и свободы, прописанные в действующей ныне Конституции. Вместе с тем, в ней устранены те несправедливости в отношении русского народа, которые перечислены мной в предыдущей статье («НГ-Сценарии» 14.06.00). Вот и все.
О нормальных русских мужиках
Г-н Королев не знает не только русской истории, но и русской современности и не представляет себе провинциальной русской жизни. Это ясно из его слов о том, что «простой, добрый, чуть наивный русский народ» (привет от сентименталистов) якобы бесконечно далек от русского национализма в моем исполнении.
«Возможно, - пишет он, - этнический национализм оказался слишком «идейным» для исконного русского традиционалиста. Возможно, он, стихийный традиционалист, нормальный русский мужик, человек-из-глубинки, печенкой чувствует, что его дурят, морочат, что мир – он хитрее устроен, чем его изображают те, кто предлагает объединиться всем русским, вдарить наконец по чужим, пришлым, нерусским и решить все проблемы».
О том, что такое латентный национализм, как, когда и в каких условиях он проявляется, в чем его сила, я говорил выше, полемизируя с коллегами из группы Миграняна. Здесь скажу о другом.
Как главный редактор «Национальной газеты», я получаю весьма много писем из самых разных уголков бывшего СССР. Не представляю себе, как моя малая газета, большая часть тиража которой расходится в Москве, доходит до таких точек на карте, как слобода Тюрмеровка Владимирской области, село Можары Рязанской области или Славянск-на-Кубани, о которых я раньше никогда даже не слышал. За три года работы я получил письма из 146 городов и поселков – от Калининграда и Бреста до Ачинска и Вилючинска (Камчатка). Среди моих корреспондентов два академика, сапожник, учителя, офицеры, рабочие…
Щадя нервы г-на Королева, я не стану цитировать эти письма. Скажу лишь, что в них, порой совсем неграмотно написанных, я черпаю великую поддержку своему делу и силы продолжать его несмотря ни на что. И с каждым таким письмом я еще больше убеждаюсь, что мои, по выражению г-на Королева «простые и прямые, как луч света в темном, захваченном мировой закулисой царстве, риторические фигуры» доходят до самого сердца адресата. После чего я читаю в письме такие, к примеру, слова: «Я всю жизнь об этом думаю, а Вы так внятно сказали. Спасибо, спасибо за науку, Александр Никитич!» (М.Пузырев, 80 лет, из раскулаченных, г. Котлас, 20.07.00).
Не философу Королеву судить о русском мужике.
Тяжелая тема
Дежурный упрек в антисемитизме меня позабавил. Не знаю, что и возразить на это человеку, столь болезненно реагирующему на слово «донос». Интересно, что русофобия, по Королеву, - это «код, пароль, унифицированная идеологическая одежда». А антисемитизм, философ?
Между тем Борис Миронов, бывший министр печати, снятый Ельциным с поста за признание в русском национализме, критикует мою статью с иных позиций: «Нет евреев в статье Севастьянова! Какое лукавство, цинизм, какое лицемерие в огромной статье, познающей природу русского национализма, избегнуть еврейского вопроса. Разве от якута или бурята ощущает русский человек себя в опасности? Разве в русском человеке медленно, с трудом, но пробуждается русское национальное сознание не от того, что он видит кругом наглое жидовское засилье? Жид ему житья не дает - вот и прозревает националист в русском человеке, равно как в якуте, буряте, адыге, чеченце...» (опубликовано в ряде газет).
Что уж это за тема такая особая: что ни скажи или даже промолчи – все кому-нибудь не угодишь! Впрочем, дело ученого не угождать, а искать ответы на вопросы.
Вот, к примеру: что такое «антисемитизм»? Кому как не патентованному гонителю троцкизма судить об этом! (Странно, что за былые увлечения его самого по нашим временам не записали в антисемиты.) Особенно потрясла меня королевская классификация антисемитизма: «патологический», «оргиастический» и «органический». В силу исторических причин слово «антисемит» не является в России оскорблением, а то я подал бы в суд на г-на Королева. Но вот будь я евреем, я бы точно обеспокоился таким танцклассом на любимой мозоли. Тактично ли со стороны русского человека расписывать все новые и новые дефиниции антисемитизма? Не лучше бы спросить самих евреев, что они думают на этот счет? Тогда бы мой критик узнал, что «антисемит – человек, не любящий евреев» (Карманная еврейская энциклопедия. Под ред. М.Членова. – Ростов н/Д, 1999. – С. 13). Не любящий – и все.
Но уважающий себя ученый не может предвзято относиться ни к одному народу, кроме своего собственного. Ни любви, ни ненависти, ни иных эмоций мы не должны питать заранее ни к кому. Мы только должны с академическим холодком ставить корректный научный вопрос: в каких отношениях данный народ с нашим народом? И получать на него корректный научный ответ. При таком подходе не остается места ни для фило-, ни для антисемитизма. Рекомендую этот путь некоторым русским докторам философии, если у них хватит научного, гражданского и человеческого мужества. Глядишь, и перестанут бросаться «страшными» словами.
В НАДЕЖДЕ СЛАВЫ И ДОБРА
ИЛИ НАЦИОНАЛ-КАПИТАЛИЗМ-3
Итак, есть ли будущее у русского национализма?
Это зависит от того, насколько умна сегодняшняя власть в России, насколько способна отдавать отчет себе в том, в какую эпоху живет и что делает.
Виталий Третьяков в одной из недавних статей четко обозначил проблему: «Может ли Путин, минуя бюрократию, опереться непосредственно на народ? Мог бы, если бы в России была (пред) революционная ситуация (на манер 1991 года) или наблюдалось бы гражданское общество (на манер года эдак 2015-го)» («НГ» 01.06.00).
Я бы сказал на это, во-первых, что, ведя свою войну «против всех», Путин опирается не только на бюрократию и не только на силовиков. На самом деле у него есть скрытая, не всеми видимая опора: абсолютное большинство населения - русский народ, который воспринимает путинскую войну с чеченцами, с олигархами и стоящими за ними силами, с национальными элитами республик, с самовластными губернаторами и «президентами» - как свою собственную.
Во-вторых, на мой взгляд, сегодня в России именно революционная ситуация. Буржаузно-демократическая революция плавно переходит в национал-демократическую. Как я писал уже в «Независимой газете» (статья «Чтобы волки были целы, а овцы – сыты»), мы стоим на пороге Большого Передела. Здесь не место для подробного изложения моей позиции. Скажу лишь, что в стране сложился новый и революционный класс – мелкий и средний капитал русского, в основном, национального происхождения, жаждущий стать, соответственно, средним и крупным. Этот класс, удрученный несправедливостью проведенной приватизации и неравными стартовыми условиями, в которых он оказался по сравнению с некоторыми другими национальными группами капитала, недолго будет терпеть такое положение дел. Он уже сегодня ищет силу, способную представлять в легальном политическом поле его интересы. Ибо уже понимает: русский капитал может быть хозяином только в русской стране. В «транснациональной» стране, где отсутствует четкая этнополитическая доминанта, и хозяин неизбежно – транснациональный.
Русскому капиталу нужна русская власть в русской стране. А для искомой русской власти он – опора преобразований, подобная мелкому и среднему помещику XVI -XVIII вв. В ту пору небогатое дворянство заглядывалось на земли бояр и монастырей, копило энергию для решающей сословной битвы. Именно этой энергией была создана Иваном IV – опричнина, а Петром I – Российская Империя. Что нас ждет на этот раз?
Национал-капитализм неизбежен. Но на таком базисе с неизбежностью же может вырасти только одна надстройка: национал-демократия.
У русского национализма есть будущее.
А.Н.СЕВАСТЬЯНОВ 15.08.00 г.