Долгие десятилетия интерес русского человека к своей нации должен был удовлетворяться, в основном, беллетристикой либо сочинениями дореволюционных авторов. А о современных проблемах русского народа и вовсе мало что можно было прочесть - как будто нет ни такого народа, ни, соответственно, его проблем. Денационализация русских, подспудно, но настойчиво осуществлявшаяся в СССР, дала свой страшный результат. Еще лишь десять лет назад, в 1986 г., в ходе социологического опроса 78 % русских признали себя “советскими” и только 15 % - русскими, в то время, как, скажем, 90 % эстонцев твердо знали, что они - эстонцы. Последствия всего этого мы, русские, ощущаем сегодня во всем - в неспособности нашей консолидироваться, встать на защиту национальных интересов, в неспособности проникнуться священной ненавистью к врагу в национальной войне (русско-чеченской, к примеру), в не снижающемся проценте смешанных браков, в равнодушии к русским беженцам и вынужденным переселенцам, в оставлении на самотек русского дела в Крыму, Нарве, Новороссии, Южном Урале, Латвии... Перечислять наши пороки, явившиеся следствием целенаправленной политики “великодержавного космополитизма”, проводимой КПСС, можно долго.

          Однако надо отметить, что в последние пять-семь лет наметились позитивные сдвиги в сфере самосознания русских. Разбуженные оплеухами, посыпавшимися со всех сторон от наших дальних, ближних и ближайших “доброжелателей”, мы постепенно приходим в себя от долгого сна, беспамятства, задумываемся над своим прошлым, настоящим и будущим. Благодушие и беспечность, сделавшиеся нашими национальными чертами за годы могущества и стабильности, уступают место озабоченности и активному поиску выхода из катастрофической ситуации. Снова и снова мысль самых прозорливых сынов русского народа обращается к национальному фактору как к якорю спасения. Да и простой народ наконец-то задумался о том же: сегодня, по опросам, уже только 45 % русских не придают значения национальности. Все исследователи отмечают, что в массах зреет глухой, примитивный национализм как реакция инстинкта самосохранения, как средство выживания. Но те же процессы - наконец-то! - пошли и в недрах интеллигенции (которая в силу специфики образования и рода деятельности всегда немного космополитична). Об этом свидетельствует как непрерывный рост публикаций - газетных и книжных - по русскому вопросу, так и крепнущий интерес к этой тематике у читателей. Поэтому можно надеяться, что недалеко то время, когда русская интеллигенция, взяв пример с национальных интеллигенций наших ближайших соседей на юге, востоке и западе, открыто пойдет, в своем большинстве, в авангарде общерусского националистического движения.

          Приступая к серии библиографических обзоров “Русская перспектива”, я беру на себя смелость рецензировать книги и брошюры современных ученых, публицистов и политиков, так или иначе разрабатывающих русскую идею. Разумеется, в обзоры такого рода не может и не должна попадать вся националистическая и патриотическая литература, которая уже насчитывается десятками книг, но только особо примечательные в положительном или отрицательном смысле сочинения. Цель - привлечь или предостеречь читателя.

          Удивительно: книга, которую нельзя назвать иначе, как событием, прошла практически незамеченной в прессе - “Русский народ: историческая судьба в ХХ веке” (М, АНКО, 1993, тираж 10000). Это сборник статей ученых - кандидатов и докторов наук, в основном, сотрудников истфака МГУ, Института Российской истории РАН, Института национальных проблем образования Министерства образования и некоторых иных инстанций (всего 24 автора). Главный редактор сборника - академик Ю.С.Кукушкин, в недавнем прошлом - декан истфака МГУ. Сборник поражает актуальностью и точностью многих оцкенок и прогнозов и читается с огромным интересом. А главное, убеждает нас в том, что передовая часть нашей научной интеллигенции вовсе не индифферентна по отношению к собственному народу, как это порой пытаются представить нам некоторые “монополисты от патриотизма”. Напротив, именно русские ученые-историки четко осознали важную вещь. Как пишет главный редактор сборника: “Парадоксально, но в государстве, где русские составляют большинство населения, руский вопрос до последнего времени не обсуждался. Считалось, что сама его постановка может помешать интернациональному воспитанию. Теперь же он якобы мешает проведению так называемых демократических реформ. Таким образом, русский вопрос был и остается для властей предержащих крайне неудобным. Это в то самое время, когда широко обсуждаются азербайджанский, еврейский, латвийский, татарский, эстонский и многие, многие другие национальные вопросы. Отказ от постановки и решения русского вопроса есть выражение русофобии и ведет к искусственному обострению ситуации прежде всего в России, а также во всем мире. Поэтому ученые не имеют права уходить от этой проблемы”. К наиболее важным, на мой взгляд, статьям сборника я позволю себе привлечь внимание читателей.

          Статья доктора исторических наук А.Г.Кузьмина “Истоки русского национального характера” приоткрывает завесу над самым большим и потаенным секретом нашего народа. Мне всегда казалось непонятным и удивительным беспечное, радушное и благодушное отношение русских к другим народам, странное неразличение национального, глубоко укоренившееся в душе простого русского человека и ставшее поистине нашим историческим проклятьем. Между прочим, это свойство появилось не вчера, под действием советской пропаганды и Коминтерна, а было замечено и до революции. Так, Н.Бердяев писал в 1915 г.: “Россия - самая не шовинистическая страна в мире... Русские почти стыдятся того, что они русские; им чужда национальная гордость и часто даже - увы! - чуждо национальное достоинство. Русскому народу совсем не свойственен агрессивный национализм... Русский не выдвигается, не выставляется, не презирает других. В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность, неведомая западным народам”. Сегодня, в условиях нашего тяжелейшего национального поражения, эти качества, к счастью, многими уже четко осознаются как один из главных факторов русской катастрофы, но по-прежнему неясно: откуда они взялись, где их основа? Не стоит ли поискать в глубине веков? Кузьмин предлагает свой ответ на вопрос о корнях самоубийственной “всесветности” русских: они в этнических истоках Древнерусского государства, точнее - именно в особенностях жизни и быта славянских племен, составлявших основную часть населения.

          В отличие от многих этносов, живущих замкнутой, иерархичной, культивирующей генеалогию и чувство “крови”, отрицающей всякую ассимиляцию кровнородственной общиной (таковы, например, чеченцы, евреи, викинги-норманны и др.), славяне жили общиной территориальной.

          Психологии людей, живущих той или другой формой общины, принципиально различаются. Племена у славян назывались по месту обитания (у германцев - по имени предка). Всякий, кто поселялся с ними на одной территории, автоматически получал право включиться в общину, взять себе из нее жену. Славяне не выстраивали генеалогических лестниц (современные чеченцы могут порой насчитать до сорока предков!), не придавали значения происхождению. Особо следует отметить, что своих рабов славяне держали в рабстве непродолжительное время, после чего им предлагалось либо за некоторый выкуп уехать домой, либо остаться у бывших хозяев на положении свободных людей, при чем, естественно, предполагались и брачные союзы с бывшими рабами. Широкой ассимиляции способствовала и полигамия, установившаяся у большинства славянских племен. Дети разных, в том числе по крови, жен были равны между собой. Завоевав в VI-VII вв. большую часть Центральной Европы, “славяне нигде не установили своего господства” (точно так же, как их потомки, дошедшие в ХVI-XIX вв. до Сибири и Тихого океана).       

          Отсутствие генеалогического мышления, генеалогической иерархии предопределило и славянский демократизм, поскольку старейшины не наследовали свой сан, а избирались народом. В отношении большей части славян этот порядок отмечался византийскими хронистами уже с VI в. Это значит, что никакие соображения “кровной чистоты” не могли быть препятствием для карьеры ассимилированных индивидуумов (особняком стояли одни поляне, организованные по принципу кровнородственной общины).

          Защита семьи, рода-племени не выдвигалась славянами в качестве отдельной задачи, уступая идее защиты “родной земли”. В то же время у многих народов древних и современных - скандинавов, корсиканцев, чеченцев, евреев, сицилийцев и др. - существуют законы и правила, предлагающие борьбу не на жизнь, а на смерть, когда нужно отстаивать интересы близких по крови лиц (степень близости может быть разной), существует и обычай кровной мести.

          Древние территориальные общины, в том числе славянские, отличались крайним антииндивидуализмом: члены этих общин порой даже не имели имен. И даже в принявших христианство славянских семьях нередко большинство именовалось одним именем.

          Все вышесказанное позволяет автору сделать однозначный вывод: “Территориальная община и является объяснением колоссальной способности славян ассимилировать другие народы... и ассимилироваться самим”. (Отметим, что до определенного момента это свойство положительно сказывалось на государственном строительстве России.)

          Перечисленные психологические черты древних славян, обусловленные их принадлежностью к общине территориального типа, легко узнаются в русском человеке нашего времени. Во многом именно этот набор определил и сегодняшнее наше политическое бытие. Однако не все так просто и однозначно как в древней, так и в современной русской истории, и автор показывает нам эту неоднозначность, рассказывая о “русах”, “руси”, “русских племенах”, пришедших в IX в. к славянам, чтобы возглавить, объединить и защитить их от агрессивного хазарского юга и кровожадного норманнского севера.

          Особенность наших собственно русских предков, “русов”, - в том, что они, будучи изначально иллиро-венетского происхождения, пройдя через частичное смешение со славянами Подунавья и Прикарпатья, сохранились как кровнородственная община и в таком качестве явились к нашим славянским предкам. Таким образом, по мысли автора, сложилось общество, где “Власть и Земля были разделены. Земля была представлена в основном славянами и ассимилированными ими племенами, а власть принадлежала “роду Русскому”, куда выходцам из иных племен путь хотя и не был закрыт, но где господствовали иные ценности”. Надо заметить, что эти ценности - не просто иные, но противоположные - сохранялись в господствующем классе поразительно долго и зачастую сохраняются в осколках дворянских родов и посейчас: русский национализм, индивидуализм, отрицательное отношение к демократии, обостренное чувство кровного родства и сугубое внимание к генеалогии, защита родовой чести, вообще интересов рода, евгенические устремления в вопросе брачного подбора и т.д.

          Автор статьи, научно констатируя вековую оппозицию Власти и Земли, склонен, однако, рассматривать ее через призму идеологической предвзятости, с явной симпатией по отношению к Земле и с антипатией - к Власти. В частности, он отмечает: “В XIX в. осознается, что специфика России - это община, коллективизм и связанная с ним духовность. Развитие капитализма... вызывает отрицательную реакцию у большей части народа. Революции начала ХХ века были неизбежными. И кардинальные факты этой эпохи - стремительный взлет кооперации (к 1917 г. Россия выходит на первое место в мире по этому показателю, включив в разные типы кооперации до 70 % населения), а также голосование за социалистические партии на выборах в Учредительное собрание осенью 1917 г. - почти 90 % избирателей... Разрушая помещичьи усадьбы... крестьяне воссоздавали общину, куда во многих случаях загоняли обратно и хуторян... Революция в 1917 г. шла снизу... именно Земля восстала против Власти... Советы были рождены творчеством масс, и в них по существу восстановилась традиционная славянская форма самоуправления”.

          Все это, видимо, так, но автор, однако, не избежал противоречий.

          Во-первых, наша былая общинность, “соборность” - есть действительно результат вековой общинной жизни; вместе с ней она и отошла в прошлое. Сегодня мы можем наблюдать лишь рудименты этой соборности. Это связано как с изменением социального состава страны (немногим менее трети всех занятых - люди умственного труда, интеллигенция, чье родовое свойство на всех широтах - индивидуализм), так и с изменением среды обитания: частные квартиры вместо деревень, рабочих поселков, коммуналок, казарм, общежитий и т.д.

          Во-вторых, уже слишком много веков и Земля, и Власть, со всеми комплексами свойственных им, во многом полярных, представлений, являли собой две органические части единой русской нации. У каждой из них - своя правда, которая актуализируется в ту или иную эпоху. Но ни одну из них, как видно, нельзя ни исключить, ни сбросить со счета, не нанеся ущерба нации в целом.

          В-третьих, сосредоточившись на социальном аспекте проблемы, автор упустил из виду не менее важный аспект: национальный. Однажды в истории (IX в.) менталитет территориальной   общины славянского этноса   уже обанкротился и поставил этот этнос на грань выживания. И русская община, организованная по иному, кровнородственному   принципу, уже спасла однажды территориальных общинников-славян от национальной катастрофы и истребления. Похоже, что сегодня мы вторично оказались в аналогичной ситуации, угрожающей нашему национальному бытию. Поражение русских в многостороннем национальном конфликте - очевидность. Не означает ли это, что исконным принципам Власти пора отдать приоритет над национальной индифферентностью Земли?

          Теме нашего национального неблагополучия посвящена статья доктора исторических наук В.И.Козлова “О сущности русского вопроса в его основных аспектах”. Автор сразу же определяет эту сущность, которая “представлена двумя сторонами, одна из которых заключается в понижении жизнеспособности русского этноса, другая - в ухудшении отношения к нему со стороны других этносов страны, в изменении его прежде ведущей роли в жизни многонациональной России”.

          Особую тревогу автора в этой связи вызывает демографическая проблема. Согласно переписи 1989 г. доля русских в СССР понизилась до 50,6 %, а в РСФСР - до 81,5 %. Но “в действительности, однако, дело обстояло еще хуже, так как по переписи в число русских вошли также причислявшие себя к ним дети от этнически смешанных браков и, по тем или иным причинам, - люди иноэтнического происхождения, отличавшиеся от исконно русских своим национальным сознанием и приверженностью к иным духовным, культурным ценностям... Численность русских в РСФСР возросла в этот период (с1979 по 1989 гг. - А.С.) на 3,9 млн.   человек за счет естественного прироста и на 2,4 млн. человек за счет этнической ассимиляции”. Автор видит в этом опаснейшую тенденцию: “В 1989 г. естественный прирост русских в Российской Федерации, несмотря на их высокий процент от всего населения... был почти таким же, как суммарный прирост всех остальных национальностей (соответственно - 290 и 287 тыс. человек). Это означает, что примерно к середине XXI века доля русских в Федерации должна будет снизиться до 50 %. Впрочем, события развиваются так, что этот срок, вероятно, сократится”.  

          А между тем эта негативная тенденция обозначилась сравнительно недавно. Автор, говоря об “имперском” периоде русской истории, невысоко оценивает его с точки зрения русских национальных интересов, но тем не менее замечает: “Почти единственным действительным преимуществом русских, прежде всего великорусов, по сравнению с другими этносами Российской империи, была их большая численность, обусловленная исторически давними сравнительно благоприятными соотношениями показателей рождаемости и смертности... Чаще всего именно большая численность великорусов, а не якобы активно проводимая царским правительством “русификатор-ская политика”, определяла для них положительное сальдо в процессах взаимодействия с другими этносами, завершавшихся ассимиляцией”.

          Что же случилось, какие события переломили благоприятный для нас, русских, ход истории? Автор не уходит от этого вопроса. Это оказалось, на его взгляд, связано с “осуществлением ленинско-сталинской антирусской национальной политики”. Она проявилась “прежде всего в том, что крупнейший этнос страны - русские - не получил своей Русской республики, в которой он, подобно другим республиканским этносам, ощущал бы себя “титульной” привилегированной национальностью, имеющей благоприятные возможности для своего материального и особенно духовно-культурного развития. По существующей иерархии национально-государственных образований русские края и области оказались на низшем статусе этнического бытия, фактически - вне такового”.   Краеугольный камень большевистской политики в отношении русских заложило письмо В.И.Ленина “К вопросу о национальностях или об “автономизации” (1922). В нем “Ленин заявил о существовании якобы “моря шовинистической великорусской швали”, назвал русских не “угнетавшей”, а “угнетающей нацией”, великой лишь “своими насилиями, великой так, как велик держиморда”, и призвал не только “соблюдать формальное равенство наций”, но и осуществлять такое неравенство, “которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактической”. Это письмо... производит странное и страшное впечатление; тем не менее, лидеры партии разделяли изложенные в нем идеи и руководствовались ими еще много десятилетий”.

          Остановив свое внимание историка на ряде проявлений особой “заботы” советской власти в отношении русских (в частности, “процент русских заключенных в сталинско-ежовских лагерях оказался заметно выше их доли во всем населении страны... В отношении русских можно говорить примерно о 5 млн. погибших”), автор помимо того отмечает, что на нашу долю пришлись основные потери в войну - 20-25 млн. человек - и т.д. Но помимо наших потерь, вызванных чрезвычайными обстоятельствами (репрессии, войны), подобные которым можно отыскать в истории любого народа, есть также потери, проявляющиеся как устойчивая тенденция, обращенная в будущее, и потому - особо опасные. Автор пишет: “Главная причина, замедлившая рост численности русских после 1926 г., - уменьшение прежде высоких показателей рождаемости, реально проявившееся в переходе значительной части русских от установок на многодетную семью к установкам на среднедетную (3-4 ребенка) и от установок на среднедетную - к установкам на малодетную (1-2 ребенка) семью”. Между тем, отмечает автор, для простого воспроизводства нации “необходимо, чтобы примерно половина семей имела 2-х детей, а другая половина - 3-х (для компенсации бездетности и безбрачия)”. О том, что такая тенденция ведет к снижению удельного веса русских в составе населения России, говорилось выше. Автор подчеркивает, что в новых условиях резкого ухудшения условий жизни народа, год от года растет отрицательное сальдо для русских “при продолжающемся росте численности большинства “титульных” республиканских этносов”. Нетерпимость ситуации не нуждается в разъяснениях.

          Автор видит решение проблемы не в “пропаганде” многодетности, а исключительно в ее материальном поощрении, замечая при этом, что “демографическая политика... потребует для своего осуществления не меньше средств, чем расходы на оборону страны” и подчеркивая, что “таковая политика означает инвестицию, которая может дать позитивные результаты лишь через 18-20 лет”. Мне лично представляется крайне сомнительным, во-первых, что забота властей о русском народе, а равно и самосознание самого русского народа стоят на такой высоте, чтобы пойти на столь большие жертвы со столь отдаленным результатом. А во-вторых, я совершенно не верю, что дело упирается только в причины материального (в том числе денежного) свойства. Если бы дело было так, то наивысшая рождаемость была бы в Швеции, а низшая - в Индии, в Китае. Однако в действительности-то все наоборот! Вызывает удивление также и тот факт, что численность “титульных” народов той же самой России растет, в то время. как численность русского народа падает. Как это понять? Живем-то в одной стране... Видно, дело не только в условиях проживания!

          Развернутую критику подобной позиции мне уже приходилось давать в статье “Первая заповедь” (в моей книге “Национал-демократия” - М., 1996). Здесь скажу только, что на мой взгляд, необходима жесткая налоговая политика в сочетании с гигантской пропагандистской работой и декретными действиями властей. Чрезвычайная демографическая ситуация требует и чрезвычайных мер. Это задача номер один для любого русского политика, считающего себя перспективным.

          Со статьей В.И.Козлова перекликается статья кандидата исторических наук В.И.Котова “Русский народ: демографическая ситуация в национальных автономиях и административно-территориальных областях России (70-80-е гг.)”. Сравнивая данные переписей 1979 и 1989 гг. (а к нашим дням обозначившаяся тенденция многократно усилилась), автор отмечает: “Удельный вес русских снизился во всех автономных областях РСФСР, кроме Хакасской АО, где он вырос на 0,01 % ... Численность русского населения сократилась в пяти республиках. В Дагестанской АССР - на 12,4 %, в Калмыцкой - на 3,2 %, в Мордовской - на 0,9 %, в Северо-Осетинской - на 5,8 %, в Чечено-Ингушской - на 12,6 %”. Сегодня нам ясно, что в связи с чеченской войной эти цифры значительно возросли, но думается, что и сама чеченская война, и известные события в Туве (где за те же годы численность тувинцев выросла на 22,6 % , а русских - только на 2,1 %), и возможные грядущие антирусские выступления на Кавказе - все это подготовлено исподволь именно объективными демографическими изменениями.

          Но если бы дело шло только о периферийных республиках! Все намного хуже: речь идет уже о самой русской России! Из предыдущей статьи мы многое поняли о демографическом неблагополучии русских; В.И.Котов помогает нам осознать это неблагополучие вполне. Он пишет: “С 1979 по 1989 гг. произошло заметное изменение национального состава РСФСР. Значительно выросла (в России! - А.С.) численность населения, представляющего “титульные” национальности, как принято сейчас говорить, “ближнего зарубежья”. Так, численность киргизов увеличилась на 178 %; азербайджанцев - на 120,4 %; таджиков - на 113,9 %; узбеков - на 75,3 %; туркмен - на 72,9 %; молдаван - на 69,1 %; грузин - на 46,2 %; армян - на 46 %; казахов - на 22 %; и т.п.“

          О, благополучный, тихий, счастливый 1989 год! Увы, где ты?! Как с тех пор катастрофически выросло количество восточных пришельцев на нашей земле! Армяно-азербайджанская, грузино-абхазская и грузино-осетинская, осетино-ингушская, приднестровская, таджикская, чеченская войны, нестабильность, в т.ч. экономическая, в Казахстане, Узбекистане, Киргизии, на всем Кавказе - сколько нерусских переселенцев за эти восемь страшных лет просочилось к нам?!

          Экспансия нерусских в Россию в сочетании с отрицательным приростом русских - “все это позволило американскому демографу М.Бернштаму высказать мнение, что к концу текущего столетия темпы роста численности русского народа, которые и так невысоки, резко сократятся, а в XXI веке начнется процесс его вымирания”. И это было написано в 1990 году!..

          А мы, русские люди, что же - так и будем равнодушными свидетелями нашей деградации, этнического растворения и, наконец, полной национальной катастрофы? Уподобимся хладнокровным заокеанским наблюдателям, отслеживающим гибель чужой и враждебной для них (но родной и единственной для нас!) нации?! Мы просто обязаны сделать практические выводы: поднять рождаемость, принять к себе русских из ближнего зарубежья, ликвидировать иммиграцию нерусских и ее последствия, прекратить смешанные браки, добиться своей суверенной государственности в границах компактного проживания русских, включая Крым, Нарву, Южный Урал... Речь идет о нашей жизни и смерти - пора от разговоров переходить к действиям.

          Но вернемся к сборнику. Среди наиболее ярких его статей я бы выделил работу доктора исторических наук А.И.Вдовина “Национальная политика большевиков и ее альтернативы”. В наши дни, когда объективные исследования многих ученых давно уже поставили знак равенства между словами “большевик” и “русофоб”, трудно удивить чем-то читателя, но автору это удается. Перед нами открывается глубинная, от самых истоков, связь русского социализма с космополитизмом и интернационализмом. Откровенными “гражданами мира” предстают: М.В.Буташевич-Петрашевский, считавший, что “социализм есть доктрина космополитическая, стоящая выше национальностей: для социалиста различие народностей исчезает, есть только люди”; П.Л.Лавров, полагавший, что в социалистической перспективе различие национальностей станет лишь “бледным преданием истории, без практического смысла”; непосредственный предшественник Ленина - П.Н.Ткачев, который в статье “Революция и принцип национальности” (1878) писал, что между образованными, психически развитыми людьми нет и не может быть “ни эллинов, ни иудеев”, есть только люди; что все главнейшие факторы буржуазного прогресса стремятся сгладить все национальные особенности и перемешать, переплавить людей разных национальностей в один общенациональный, общечеловеческий тип; что принцип национальности несовместим с принципом социализма и социальной революции и должен быть принесен в жертву последнему; что невозможно быть социалистом и оставаться националистом; Г.В.Плеханов, писавший в 1905 г.: “Как идея племени сменилась идеей отечества... так и идея отечества должна отступить перед несравненно более широкой идеей человечества”... Все это послужило основой для убеждений Ленина, Сталина и их соратников, вылилось в конкретные действия победившей в гражданской войне стороны. Прав был П.Б.Струве, резюмировавший в 1918 г.: русская революция - “первый в мировой истории случай торжества интернационализма и классовой идеи над национализмом и национальной идеей”.

          Среди главных причин этой победы, столь же убедительной, сколь и противоестественной, автор, вслед за мыслителями первой волны эмиграции, называет отречение русской интеллигенции от национализма, от русской идеи, которая оказалась монополизированной казенными идеологами, приобретя при этом ряд отрицательных черт. Ссылаясь на В.Н.Муравьева, одного из авторов сборника “Из глубины” (1918), А.И.Вдовин отмечает: “Надо было пережить великое потрясение, чтобы осознать, что “можно быть социалистом, радикалом, либералом, монархистом, но раньше надо быть националистом в том высоком и чистом значении этого слова, которое означает человека, ищущего прежде всего блага своей стране и своему народу”.

          На мой взгляд, объяснять колоссальный общественный переворот, настоящую антирусскую революцию в огромной стране лишь верхушечными настроениями ничтожной части нации (согласно предреволюционной переписи интеллигенция составила 2,7 % занятого населения) - недостаточно. Здесь, несомненно, сказались и глубинная, подсознательная даже основа славянского менталитета, идущая от территориальной общины, о чем уже говорилось, и (выскажу еретическую для многих, но дорогую для меня мысль) космополитическое воспитующее значение христианства, согласно которому все мы “братья во Адаме” и “нет ни эллина, ни иудея”, и - в немалой степени - прямое вооруженное подавление русской народной массы нерусскими силами венгров, латышей, китайцев, евреев, чехов, поляков и т.д. Требует исторического объяснения и то “отречение интеллигенции от русской идеи”, на которое справедливо указывалось выше.

          Победа большевиков позволила антирусскому содержанию Октябрьской революции развернуться в государственную программу. Выше уже цитировалось инструктивное письмо В.И.Ленина 1922 года по этому вопросу. А.И.Вдовин приводит и более раннее замечание большевика номер один, заявившего в 1919 г.: “Пусть 90 % русского народа погибнет, лишь бы 10 % дожило до мировой революции” (цитата приводится по кн.: А.М.Терне. В царстве Ленина. Очерки современной жизни в Р.С.Ф.С.Р. - Берлин, 1922. С. 5; см. также московское издание 1991 г., с. 3; также: Сироткин В. Освобождение от химеры: красное знамя в кривом зеркале мировой революции. - “Независимая газета”, 23.10.92 г., с. 5). Как отмечает Вдовин, “последователи вождя мирового пролетариата... для осуществления завета сделали немало”.

          На большом фактическом материале автор показывает, что “первоначальная установка большевиков, с которой они приступили к реализации своей национальной политики, заключалась в том, чтобы поддержать все, помогающее стиранию национальных различий и ведущее к слиянию наций. Цель социализма в этом отношении виделась в том, что нации надо не только сблизить, но и слить”[1] [5] . Надо сказать. что усилия в этом направлении были употреблены огромные, но результат получился противоречивый. Поскольку “нивелировка” происходила за счет одновременного культурно-экономического подъема нерусских наций и сдерживания развития нации русской, то выросшие на почве такой политики национальные элиты перешли на позиции радикального национализма и подготовили взрыв СССР как раз в те годы, когда официально было провозглашено создание “советского народа - новой исторической общности людей”. В очередной раз послужить крепежным материалом и удержать страну от распада ослабленная русская нация уже, естественно, не могла.

          В этой связи сегодня нам самое время задуматься о пользе кормления смотрящих в лес волков. В 1923 г. редакционная статья в “Правде” увещевала русских людей: “Величайшие уступки, самопожертвование со стороны пролетариата великодержавной нации - даже этой ценой необходимо покупать полнейшее доверие, поддержку со стороны прежде угнетенных наций”. Самопожертвования (в том числе принудительного) было с тех пор сколько угодно, но что мы этим купили?! Сегодня нас вновь призывают жертвовать - на восстановление Чечни, на поддержку нерусских иммигрантов, на задобривание Украины и т.д. Мы создали особую экономическую зону в Ингушетии (“черную дыру” российского бюджета), наполняем на 90 % бюджет Дагестана... Что купим мы этими жертвами? Угадать нетрудно...

          Противостояние русской нации с нерусскими на просторах бывшего СССР выявилось на сегодня вполне рельефно. И перспективы - это очевидно - неутешительны. Между тем, как отмечает А.И.Вдовин, у нас не перевелись не только адепты мифической “российской нации”, но даже и сторонники концепции “советского народа”. Критике этих концепций посвящены сильные страницы статьи. Старовойтова, Гефтер, Лимонов, Полторанин, “евразийцы”, академик Сахаров, банкир Рокфеллер, директор Института антропологии и этнографии В.Тишков, Троцкий и другие теоретики “всечелове-чества” в его разных вариантах (в т.ч. в замкнутом ареале России) повернуты здесь к нам своими слабыми сторонами.

          Что же предлагает автор в качестве позитива? К сожалению, на мой взгляд, его позиция несколько уклончива и чрезмерно осторожна. Цитируя известное фундаментальное высказывание митрополита Иоанна: “Россия есть государство русского народа”, Вдовин опасается, что законодательное оформление этого тезиса может быть расценено другими народами, населяющими Россию, как великодержавие”. Вместо этого автор предлагает решать русский вопрос по аналогии с другими национальными вопросами на основании идеи равноправия народов. Он настаивает - и неоднократно - на ликвидации “нынешней системы национально-государственных образований в России”, поскольку эта система подчинена “идеям приоритетного развития в этих образованиях одних только “коренных” народов” и “игнорирует потребности в таком же развитии “некоренных” народов и национальных групп”. Чем же заменить эту систему? Автор считает: федерацией на основе культурно-национальной автономии.

          При этом не следует ни менять границы внутри России, ни вообще отменять существующее национально-государственное деление страны. Надо только изменить организацию системы власти и управления в национальных районах, округах, областях и республиках. Так, чтобы она из национальной превратилась в наднациональную, “обеспечивающую реализацию интересов всех национальных групп, проживающих на данной территории”.

          С чего начать движение к подобной идиллии? “В первую очередь это потребует особого государственного акта - декларации о равноправии национальных групп во всех областях общественной жизни и повсеместно”. По поводу принятия подобного акта должен быть проведен референдум, чтобы обеспечить ему высшую легитимность.

          Что ж, как тактический ход подобное предложение, пожалуй, верно: красиво, прилично, соответствует Декларации прав человека. Вероятно, законодательное обеспечение русских целей и задач может быть и таким.

          Но при этом нельзя забывать, что ходить-то придется не по бумагам, а по оврагам. Никакие законы и конституции не помогут там, где сильный имеет все условия, чтобы установить де-факто свои права и порядки. Можно предположить (но верится с трудом), что равноправие сыграет на руку русским в Якутии, Башкирии, может быть, даже в Татарстане. Но в мононациональных автономиях, таких как Ингушетия (про Чечню уж не говорю), Тува, Дагестан (многонациональный сам по себе, но при том почти монолитно нерусский) русскому никогда не добиться равноправия, размахивая бюллетенем Думы. А это значит, что в параллель легитимному прикрытию должны существовать и иные способы решения русской проблемы [2] [6] .

          Вдовину возражает кандидат исторических наук А.В.Никонов в статье “Можно ли в России быть русским?”, где он также настаивает на замене национально-территориального принципа деления страны. Но не по принципу национально-культурных автономий, а по административно-территориальному принципу. Хотя и подчеркивает, что “быстрый и безболезненный переход к этой системе в существующих условиях невозможен... ибо народы могут воспринять подобный переход как покушение на их национальные права”. Автор предлагает начать с выравнивания экономического и культурного статуса административных образований (областей, округов и т.д.) - с национальными. Что ж, против этого возразить невозможно. Но при этом нельзя забывать и о перспективе. А эта перспектива задана такими параметрами, на которые сам же автор и указывает: “В России на долю 153 народов разной численности приходится несколько более 18 % населения” (напомню, что в этот процент входят родственные нам белорусы и украинцы), а на долю русских - почти 82 %. Это дает право причислить Россию к мононациональным странам, в которых наряду с государствообразующей нацией проживают не “другие нации”, а национальные меньшинства и малые народы. “Каков из этого вывод? - спрашивает автор и отвечает, - Россия не только государство русских, но это все же прежде всего - государство русских”. Так не следует ли это фактическое положение оформить де-юре?

          Статья доктора исторических наук М.Е.Найденова “Националь-ные проблемы Российской Федерации и опыт регулирования межнациональных отношений в СССР” интересна не столько предложением освоить в новых условиях прежний опыт (трактуемый автором позитивно), а скорее наоборот - фактурой, вызывающей эмоции, работающие против этого предложения. Читая о том, как за счет самоотверженного труда русских людей, за счет денег, вынутых из русских карманов, поднимались и расцветали, в полном соответствии с большевистскими установками, национальные окраины, национальные республики, - испытываешь невыразимо горькое чувство! Автор пишет вполне объективно и справедливо, что советская автономия явилась для народов нашей страны “оптимальной формой самоопределения. Благодаря ей они в короткий срок смогли преодолеть свою вековую отсталость и выйти на широкую дорогу общественного прогресса”. Добавим: отбросив при этом Россию, как спутник, выходя на орбиту, отбрасывает прогоревшую ракету-носитель... Неужели мы и в самом деле не учтем этот опыт в новых условиях?!

          О том, какие испытания выпали на долю русского народа в то время, как другие народы, населявшие СССР, “выходили на дорогу прогресса”, напоминает статья доктора исторических наук Н.Ф.Бугая “Казаки - представители русского народа: проблемы реабилитации”. Ее невозможно читать без волнения. Оказывается, уже с 1918 г. по прямому указанию Орджоникидзе силами ингушей началось истребление терского казачества, выселение станиц, разрушение казачьих кладбищ и храмов. С тех пор репрессии против казаков всех войск - терского, кубанского, донского, сибирского - не останавливались (автор рассказывает об этом подробно) до 1936 г., после чего была еще одна вспышка репрессий в 1943-1945 гг. Реабилитация же так и не состоялась, несмотря на президентский Указ от 15.06.92 г.; “половин-чатый характер его, несомненно, привел к еще большему обострению существовавших проблем”.

          Сборник вполне логически завершают еще две статьи. Одна из них (автор - кандидат исторических наук В.Д.Соловей) называется “Эволюция современного русского национализма (1985-1993)”; она посвящена закономерной реакции нашего народа на все, что происходило и происходит с ним на протяжении столетия, и что так детально раскрыто в предшествующих статьях. К сожалению, события, люди и идеи последних четырех лет в ней не отразились, а ведь динамика развития русского национального движения просто поразительна! Однако ценность статьи как хроники этого движения не уменьшается хотя бы потому, что выводы ее актуальны и сегодня. Я привожу их в сокращении: “Русский национализм обладает колоссальным политическим и идейным потенциалом. Во-первых, в условиях идейного вакуума и очевидной неспособности марксистских и либерально-демократических идей его заполнить, национализм выступает как интегрирующий элемент, момент консолидации, столь необходимой разрозненному российскому обществу для выхода из кризиса... Во-вторых, ярко выраженная государственная доминанта русского национализма оказывается особо привлекательной в период значительного ослабления и распада властных структур, нарастающего хаоса и накатывающейся волны преступности. В-третьих, рост антирусских настроений на периферии бывшего Советского Союза и лавинообразный поток беженцев в Россию... неизбежно инициируют русский национализм в его самых радикальных формах... Уже сейчас русский национализм, невзирая на все свои слабости, превратился в столь мощный фактор политической жизни современной России, игнорировать который невозможно и значение которого будет постоянно возрастать”.

          Статья кандидата исторических наук А.С.Барсенкова “Русский народ в ХХ столетии: меняющаяся роль в национальной политике” является последней и итоговой в сборнике. Она как бы конспективно воспроизводит путь русских в его ключевых моментах, дополняя, оттачивая и шлифуя наши представления о всем многообразии дискриминационных мер, которые пришлось претерпеть нашим отцам и дедам, подчеркивая наличие в самой природе Революции и Советской власти сильнейшего антирусского фактора. Особенно важно иметь в виду, что наряду с этнической дискриминацией и размыванием русского этноса, с уничтожением нашей национальной элиты шла духовная денационализация, шло наступление на основы национальной русской идентичности: историю, религию, культуру, образ жизни. Доныне не отринута донорская роль, предписанная нашему народу на Десятом съезде правящей партии, роль, медленно убивающая, обескровливающая нас.

          Автор подробно анализирует такое проявление русофобии, как дискриминация русских в бывших советских республиках, а также проблему расчлененности русского народа.

          В конце статьи наше внимание привлекает проблема критерия: кого считать русским человеком? Предложив нам несколько бытующих сегодня вариантов, автор уходит от прямого ответа на этот вопрос. Тем не менее завершающие строки статьи достойно завершают и всю книгу в целом: “Консолидация русских в единую общность была ускорена и проходила во многом под влиянием борьбы за независимость, а то и просто - за выживание. Политическое, экономическое, культурное давление на Россию и русских сейчас таково, что вновь требует от них осознания себя единой общностью. При этом возрождение русского национального самосознания является не только и не столько фактором социокультурного значения. Сегодня оно становится условием личной (гражданской) и национальной (государственной) безопасности людей, живущих в России и за ее пределами”.

          Я так подробно рассказал о данном сборнике потому, что считаю его важнейшей вехой на пути обретения русской   интеллигенцией своей идентичности, а нацией в целом - национального самосознания. Идея русского суверенитета, русской государственности проходит через всю книгу красной нитью. К сожалению, пока что эта книга остается в своем роде единственной; она нисколько не утратила актуальности, но жизнь требует оперативной научной оценки сдвигов, произошедших в судьбе русского народа за последние годы. Будем надеяться, что наши ученые откликнутся на это требование и смогут продолжить полезное начинание.

          Одним из авторов сборника, А.И.Вдовиным, выпущена также отдельная книга (точнее, докторская диссертация в виде книги), на которой я считаю необходимым остановиться. Она называется “Российская нация”. Национально-политические проблемы ХХ и общенациональная российская идея” (М., Либрис, 1995, тираж 500 экз.).

          Основной пафос книги - разоблачение пресловутого мифа о “российской нации”, которую, того и гляди, объявят “новой исторической общностью людей”. Автор исходит из того, что “на наших глазах происходит настоящая национальная катастрофа” (параметры которой ему хорошо известны как соавтору вышеописанного сборника и как разработчику спецкурса “Национальный вопрос в России и СССР в ХХ веке”). Он совершенно справедливо, на мой взгляд, указывает: “Национальный вопрос, неоднократно провозглашавшийся в нашей стране решенным и даже окончательно решенным, заставляет народы бывшего СССР дорого расплачиваться за некомпетентность ученых и политиков”. Исходя из того, что в научном и политическом жаргоне слово “нация” многозначно, автор видит свою задачу в том, чтобы “проследить проблему соотношения “народа”, “нации” и “согражданства” в идеологии и политике на различных этапах отечественной истории ХХ века”.

          Дело в том, что в России существуют влиятельные силы, заинтересованные в том, чтобы стереть существенные различия между этими понятиями, слить их в одно, заставить нас смотреть на нацию только как на “гражданское сообщество”. Представитель этих сил, В.Ф.Шумейко ярко выразил свои надежды и намерения: “В последнее время... уже многие ученые, деятели искусства, просто думающие люди высказывают идею... о создании единой российской нации (по аналогии с американской), которая вберет в себя потомков всех народов, населяющих Российскую Федерацию (выделено мной. - А.С.)”.

          Автор книги отмечает два противоречия, которые обретают подобные установки в российском контексте. Во-первых, “в отечественной обществоведческой традиции... под нацией чаще всего понимают определенную ступень в развитии народа (этноса), историческую общность, результат развития капиталистических отношений, приводящих к экономическому, территориальному, культурному, языковому и социально-психологическому единству определенной совокупности людей, стремящихся обеспечить интересы своего дальнейшего развития непременно с помощью обособленного национального государства”. Во-вторых, “государственное устройство нации, понимаемой как согражданство, может иметь целый ряд вариантов, но, как показывает мировой опыт, оно не предполагает составных административно-территориальных частей, образуемых по этническому признаку”.

          Можно было бы добавить, в-третьих, что еще никому не удавалось слить разные нации в одну искусственным путем. Свежий пример “советского народа” у нас перед глазами. В Америке (пример Шумейко неудачен), несмотря на то, что она изначально создавалась как национальный конгломерат, стремительно развивается этносепаратизм: растет не по дням, а по часам “нация ислама” (обособленные и агрессивные черные расисты-мусульмане); отчетливо стоит на позициях этноэгоцентризма и национальной экспансии еврейская община; замкнутый мир представляют собой населенные китайцами “чайна-тауны”, блюдет свою моноэтничность, равно как свои интересы, итальянская мафия и т.д. В Афганистане пуштуны воюют с узбеками и таджиками, разрывая страну на части... Все убеждает нас в том, что рано или поздно химерическое существование подобных квази-наций будет взорвано внутренними противоречиями между временно политически   объединенными подлинными, настоящими нациями, сложившимися на прочной этнической основе.   Какими бы благими целями ни прикрывались адепты “российской нации”, типа В.Шумейко, В.Тишкова и других, поставленная ими задача идет вразрез с законами природы и общества и не может быть решена в принципе.

          Между тем, у г-на Шумейко были идейные предшественники, мечтавшие о создании такой искусственной единой “государственной” нации под видом “российской”, “евразийской” или “советской”. Это, как указывает автор, кадеты (А.Ященко и др.), евразийцы (Н.Трубецкой и др.), “русские фашисты”, Народно-трудовой союз, “экономи-сты” (С.Прокопович) и др. Автор справедливо замечает: “В этом отношении большевики не столь существенно выделялись ни из общей массы “передовой” российской интеллигенции, ни среди “прогрессив-ных” политических партий. Ничего не имели они и против космополитизма в особом, “красном” его варианте, называемом интернационализмом. Вдовин приводит выразительную цитату из выдающегося русского мыслителя П.Новгородцева о том, что в дореволюционной России “ни одна из прогрессивных партий не решалась назвать себя русской национальной партией... такое наименование считалось предосудительным и постыдным”. Партии, считавшие себя государственными и сверхклассовыми (т.е. надклассовыми. - А.С.), тоже ставили себе в заслугу, что они не национальны, а сверхнациональны, стоят выше национальных особенностей и разделений. Оказавшись в эмиграции, подобные организации стыдливо скрывали свою принадлежность к русскому народу под чисто географическим обозначением “российский“. Что же касается российских социалистических и интернационалистических партий, то последние однозначно полагали: “национализм есть пережиток прошлого”.

          Сегодня, на исходе второго тысячелетия, мы видим воочию, как властно этот “пережиток” распоряжается судьбами мира. Этому предостережению нельзя не внять. Пренебречь политическим национализмом - непростительная недальновидность. Имеющий глаза - да видит. Если этого не хотят делать строители “российской нации” - тем хуже для них.

          Парадоксально, но некоторые разработчики “руской” идеи оказались в плену обветшалой традиции этнонациональной индифферентности. Вдовин отмечает, к примеру, что часть современных коммунистов настаивает на такой трактовке слова “русский”: “Великий суперэтнос, связанный воедино общей исторической судьбой и общей суперкультурой... Тогда русские - это и великоросс, и белорус, и украинец, башкир, мордвин, еврей, бурят, татарин... То есть русские - это те, кто связан общей государственной территорией... общей экономикой, общей культурой”. Не вдаваясь в споры о том, насколько общие у нас, скажем, с татарами или чеченцами история и культура, отмечу, что подобное, традиционное для коммунистов навязывание общности разным народам, на поверку, никогда ничего, кроме роста местного национализма, не вызывало.

          Недалеко ушли от коммунистов и православные авторы “Манифеста возрождения России”, вызревшего в недрах Союза Возрождения России и Конгресса русских общин. Они полагают, что русский народ - это “представители этносов, формирующих национальные, государственные, культурные традиции России”, тем самым объединяя в одном понятии, не спрашивая у них разрешения, русских и нерусских россиян. Традиция неразличения национальностей, характерная для христианства (особенно восточного), равно как и для коммунизма, явно сказалась в такой формулировке. Закономерным ответом на эту традицию является нередкое ныне утверждение оппонентов, якобы русская нация - это миф, и что русские как таковые не существуют.

          Проанализировав еще несколько концепций, на чем я не стану останавливаться, Вдовин призывает не упрощать проблему, однозначно трактуя нацию либо как народ, либо как гражданство. По правде говоря, такой научный объективизм автора, граничащий с неопределенностью и релятивизмом, не снимает вопроса о сущности нации. Впрочем, автор - историк, а не теоретик-социолог - тем и интересен, что беспристрастно знакомит нас с разными взглядами, с развитием идей. Вторая и третья главы его книги посвящены советскому периоду русской истории: “Идея строительства мировой социалистической общности людей. Разрыв с патриотизмом” и “Социализм в одной стране и общегосударственная общность людей (“советский народ - новая историческая общность”)”. Частично составляющий их материал отразился в разобранной выше статье А.И.Вдовина [3] [7] , поэтому я ограничусь лишь изложением совершенно непреложного вывода, следующего из тех многочисленных фактов и выразительных цитат из сочинений идеологов и практиков социализма, которые сумел собрать автор книги. Этот вывод таков: социализм - во всяком случае, в российском варианте - категорически несочетаем с национализмом; это понятия взаимоисключающие.

          Помимо этого умозаключения, я бы назвал еще один итог, который резюмируется не только разумом, но и сердцем. Тяжесть испытаний, выпавших на долю именно нашего, русского народа, горечь его разорения, истощения, нечеловеческая идейная, рациональная жестокость его эксплуататоров и уничтожителей, постоянно действующая агрессия русофобии - все это вызывает в русской душе чувства, ложащиеся краеугольным камнем в основание нового русского национального сознания, нового русского национализма. Прошли те благополучные времена, когда мы, в своей силе, могли позволить себе спокойное безразличие к своим (и не только своим) национальным проблемам, когда благодушествовали, не различая “ни эллина, ни иудея”, ни иных прочих национальностей. Выдержав антирусскую революцию, выдержав экономическую и политическую экспансию множества народов и народиков, вынеся восьмидесятилетний срок своего добровольно-принудительного донорства, пережив бешеный натиск русофобии 1980-1990-х гг., едва живые от этой затянувшейся на целый век катастрофы, мы не имеем другого выхода, другого способа выжить, другого завета для своих детей, нежели тот, что заключен в одном слове: “Сосредоточиться!”. Сосредоточиться, то есть посвятить жизнь русской нации, решению русских национальных проблем: таково сегодня веление времени [4] [8] . Можно надеяться, что придет час, и мы вновь окажемся в силах выйти за пределы узкой цели самосохранения, “распространиться”. Но если сейчас мы не “сосредоточимся”, тот некому будет потом и “распространяться”.

          Анализируя национальные взаимоотношения в главе “Русский народ в “новых общностях” и “федерациях”, Вдовин приходит к важным мыслям. Так, вслед за бывшим председателем Верховного Совета СССР Анатолием Лукьяновым, признававшим со знанием дела: “Было задушено русское начало вообще. Развал нашего Союза с этого и начинался”, Вдовин констатирует: “Распад СССР свидетельствует о большем: он ярко высветил негативные стороны государственной политики большевиков и несостоятельность ее основы - так называемого “подлинного интернационализма” и его неизбежных спутников: русофобии, национального нигилизма, космополитизма”. Далее, считая, что “самую большую проблему современной России и отношений между ее национальностями представляет русский вопрос”, автор его решение во многом связывает с созданием русской государственности. Он считает неестественным, что “у русских, вопреки логике самого понятия федерации, нет своей республики, в то время, как составляющие 7,02 % всей численности России нерусские национальные группы... имеют 21 национальную республику, одну национальную область и 10 национальных округов”. Рассказав о том, кто, когда и как блокировал создание русской республики, вплоть до нынешней верховной власти России, автор дает нам понять что осуществление этого проекта может, наконец, дать русским твердую опору для решения своих задач. Вопрос о границах “республики Русь” встает при таком подходе, разумеется, с большой остротой. Автор не дает своего ответа, но отмечает, что создавать, как советовал некий Поэль Карп, “Русскую советскую республику, отдельную от Татарской, Якутской, Чувашской и прочих, входящих ныне в РСФСР”, либо же, как призывает Д.Ольшанский, в вообще границах Великого княжества Московского, - было бы “малопродуктивно” и просто оскорбительно для национальных чувств русского народа. (Замечу, что идея русской государственности получила сегодня полное признание у русских идеологов и политиков и активно развивается, в основном, в двух направлениях: 1) суверенитет русских на всей территории России; 2) суверенитет русских на всей территории компактного проживания, где русские составляют большинство населения, в том числе за пределами нынешних границ.)

          Ясно одно - и тут нельзя не согласиться с автором: критика русской государственной идеи несомненно является проявлением русофобии и двойного стандарта в морали и политике.

          Завершает книгу глава “Российская общенациональная идея сегодня”. Автор приводит в итоге выдержку из статьи П.Б.Струве (1918), завет которого читается сегодня столь современно, что и добавить к нему, кажется, нечего: “Если есть русская “интеллигенция” как совокупность образованных людей, способных создавать себе идеалы и действовать во имя их, и если есть у этой “интеллигенции” какой-нибудь “долг перед народом”, то долг этот состоит в том, чтобы со страстью и упорством нести в широкие массы национальную идею как оздоровляющую и организующую силу, без которой невозможно ни возрождение народа, ни воссоздание государства”.

          Среди книг, которые мне хотелось бы отметить в обзоре, одна посвящена фронтальной критике многочисленных современных концепций бытия: А.Кольев. Идеология абсурда: Симптомы и лечение (М., Интеллект. 1995). Автор, по самохарактеристике, стоит на позициях “русского традиционализма”, полагая, что “погружаясь в свое историческое прошлое, мы погружаемся вглубь собственной души”, а потому рецепты будущего следует искать именно в прошлом. С этим тезисом можно было бы поспорить, ибо ситуация в настоящем в корне отлична от ситуации, скажем, девятнадцатого века, и вообще, все наше прошлое обнаруживает сильное движение, развитие,часто революционное, перекраивающее душу народа, лишенное единого алгоритма. Кроме того, автор, не будучи сам историком, черезчур доверяет неким авторитетам, например, Сергею Булгакову, что обесценивает его выводы. Но, поскольку задача и достоинство книги не в собственной положительной концепции, а в критическом анализе чужих концепций, мы обратимся к этой ее стороне. Спектр критикуемых теорий и комплексов идей очень широк, вот он: революционный либерализм, демократический патриотизм, корпоративный этносепаратизм, евразийский рецидив, иллюзия державного коммунизма, многовариантный политический экстремизм. Книга написана интересно и хорошо, пересказывать ее - обеднить читателя. Но на некоторых позициях стоит остановить внимание.

          Анализируя ситуацию в области национальных отношений, автор особо выделяет теоретические разработки, осуществленные под руководством бывшего зампредседателя Совета Федерации Р.Абдулатипова, а также документы движения “Сенежский форум” (Р.Абдулатипов) и “Союза народов России” (Ю.Скоков). Порочность этих разработок прежде всего в том, что в них единая большая Россия- родина “рассыпается на мелкие “родинки” этнических меньшинств, рядом с которыми русским уже нет места”. Автор полагает абсурдным считать Россию “многонациональным” государством (ибо признание такого статуса потребует - с необходимостью! - признать наше российское государство “включающим в свой состав этнические общности и территории, имеющие основания бороться за собственную государственность”).

          Проект Государственной программы национального возрождения и межнационаьного сотрудничества, подготовленный Абдулатиповым и поддержанный Сенежским форумом, предстает в глазах Кольева эталонным документом корпоративного этносепаратизма. Он обращает наше внимание на то, что никакие программы не исполняются буквально, а лишь вызывают к жизни определенные архетипы или политическую практику по реализации “определенного рода интересов”. Поэтому Кольев резонно, на мой взгляд, пишет (даю обширную цитату): “Право на преодоление допущенной дискриминации по этническому признаку всегда может быть интерпретировано как оправдание дискриминации по отношению к людям, не имевшим никакого отношения к прежним конфликтам между властями и этносом (в программе Абдулатипова имеется в виду право на определенную “компенсацию” для репрессированных народов, которую можно выплатить только за счет других народов). Равенство прав народов может нарушить равенство прав граждан. И непременно нарушит, если подразумевать под правом народов право на любые формы самоопределения или же сохранение сложившегося случайно статуса вхождения в Федерацию, пусть даже и ограниченные принципом единства государства. (Здесь необходимо сослаться на документы Союза народов России, в которых так прямо и утверждается, что права человека и права народов неразделимы.)

          Поддержка малых народов может дать в процессе реализации ущемление прав русского народа; свободное использование природных ресурсов малыми народами - распродажу национального достояния за пустяковые услуги иностранных авантюристов; внедрение этнических меньшинств в органы власти - нарушение естественно складывающегося представительства...

          Допустим, что вполне определенная политическая сила (в данном случае - лидеры “титульных” этносов Российской Федерации) начали реализовывать пункт программы о внесении в судебное расследование национально-языковых особенностей. Этнический архетип тут же откликнется попущениями “братьям по языку”... Допустим, что теми же силами начнет реализовываться программа обеспечения свободы выражения этнической самобытности. Самобытность тут же совпадет с пренебрежением к традиционному укладу, отказом принимать нормы поведения, принятые в ведущем общенациональном типе культуры. Это мы можем хорошо видеть на среднерусских базарах, оккупированных кавказской публикой.

          По тем же самым причинам право на образование на национальном языке при хроническом дефиците средств сплошь и рядом будет реализовано как право навязывать образование именно на языке “титульного” этноса при ущемлении права получать образование на государственном языке.

          Отметим, что все наши опасения - уже не теория, а практика современной жизни России.

          ...Для достижения ложно сформулированной цели прописывается даже система мер: отказ от приоритета развития одних языков (читай - русского языка) за счет других, оказание помощи “потенциально слабым языкам”, придание статуса государственного языку “титульной нации”, создание языковых резерваций для дошкольников, поддержка языков этнических диаспор за счет сотрудничества “суверенных республик” и т.д.

          Суммируя, можно полагать, что программа Сенежского форума может быть взята на вооружение теми, кому не терпится трансформировать Российскую Федерацию в конфедерацию, а потом и вовсе - в лоскутное одеяло суверенных государствиц”.

          Кольев приводит выразительные цитаты из сочинений Абдулатипова: “Россия превратилась в зону сплошного нарушения прав национальностей: и экономических, и культурных, и права на сохранение среду обитания, и права на природопользование, и т.д.”, “установился настоящий диктат доминирующих культур над национальными культурами”, “сохраняется ситуация, при которой, чтобы защитить свои минимальные права, нужно стать Дудаевым”. Кольев справедливо резюмирует: “Русофобией от всего этого несет за версту”.

          Автор видит лишь одну альтернативу воинствующему этно-сепаратизму: это имперская идеология. С моей точки зрения, здесь есть определенное противоречие. Империя может существовать только в том случае, если наличествует имперский этнос, желающий и могущий эту империю создавать и держать. Все, что мы сегодня узнаем о состоянии дел у русских, говорит о том, что на роль имперского этноса мы больше не претендуем - не в силах претендовать! Оставаясь потенциально имперским, наш народ должен сегодня решать исключительно лишь задачи, диктуемые инстинктом самосохранения. Судя по тому, что русские не воспротивились распаду СССР, уходу Чечни - этот инстинкт еще жив. Проблема целостности России на сегодня - это проблема этнической комплиментарности населяющих ее народов. И ничего более.

          Наряду с книгами, проясняющими для нас вопрос о положении русского народа и стоящих перед ним национальных задачах, есть и книги, этот вопрос затемняющие. О них необходимо сказать.

          Доктор юридических наук Г.Ф.Хохряков выпустил книжку под акутальным заглавием “Русские, кто мы?” (М., 1993, тираж 3000 экз.). Ответа на заглавный вопрос в книге нет. Автор только дважды сочувственно цитирует газету “Русский инвалид” за 1908 г., где говорится: “Русский не тот, кто носит русскую фамилию, а тот, кто любит Россию и считает ее своим отечеством”; очевидно, эта формула ему очень по душе. Однако мы знаем, до чего эта русско-инвалидная точка зрения уже довела Российскую, а затем и Советскую империи. Не все, видимо, так просто, как хотелось бы автору. “Современное цивилизованное общество гордится тем, что не интересуется национальностью граждан”, - пишет он, не замечая, что подобное безразличие - отчасти мнимое, а отчасти и вынужденное - есть результат ужасного упадка и истощения европейской расы, свидетельство ее вырождения и близкого краха. Сознающие это здоровые силы европейских наций пытаются - с опозданием и преодолевая как сопротивление инородцев, так и инерцию собственного, “родного” быдла - противостоять процессам национального размывания, утраты национальной идентификации. “Интерес” к национальности сограждан для них - вопрос жизни. И надо сказать, что успехи австрийских (Национально-либеральная партия), французских (Национальный фронт), итальянских (Итальянское социальное движение) националистов весьма впечатляют. Похоже, что маятник на часах национальных европейских государств пошел в обратную сторону, переждав полвека послевоенной “демократии без границ” и пережив пик увлечения паневропеизма.

          Подобными же сомнительными постулатами наполнены многие страницы книги. Так, автор пишет: “Национальная политика - политика патриотизма, любви к отечеству, веры в духовные силы народа, единение через понимание любви к родному очагу”. Для нас уже ясно, что смешение автором понятий “нация-этнос” и “нация-согражданство” ведет к подмене национальной политики - политикой государственной. А это правомерно только в том случае, если государствообразующая нация прочно стоит на ногах, если ей не противостоят другие народы внутри страны, если она не подвержена коррозии и может полностью отождествлять государственные интересы со своими национальными интересами. Как мы видели, в случае с СССР это было совсем не так: русские интересы во многом разошлись с советско-имперскими. Не вполне так это и в сегодняшней России.

          Неверен и следующий тезис: “Национальное сознание в России не могло и не может быть простым. Оно являлось одновременно великорусским, русским и российским”. Хотелось бы послушать, как автор развил бы подобный тезис пред лицом татарина, чеченца... Никогда татарское, чеченское сознание не будет инонациональным! Феномен утраты 78 процентами русских в СССР сознания своей русскости - вне аналогов. Определенная размытость идентичности наблюдалась и у других советских народов, но в несравнимо меньшей степени. Попытка придать этому феномену характер универсального закона, закрепить его как эталон - ведет лишь к усугублению денационализации русских, к дальнейшему разоружению их перед лицом крепнущего национализма многочисленных народов России.

          Автор постоянно уповает на идеалы, на восстановление святынь, на справедливость и солидарность, на “веру в созидающую силу единения, терпимости, сотрудничества”. Он и сам верит в мистику “экономических связей”, в “кровную связь” народов России, не замечая того, что сегодня в нашей стране настал “час выбора”, жестко требующий от метисов - определиться; что повсеместно в бывшем СССР не экономика и политика определяют национальные отношения, а наоборот: национальные эмоции и инстинкты диктуют политику и определяют экономику. Прекраснодушные ламентации доктора юриспруденции напомнили мне знаменитый призыв Екатерины Великой: “Сограждане! Перестанемте быть злыми!”. Через четыре года императрице ответил Емельян Пугачев.

          Неудивительно, что отвлеченный идеализм автора влечет его ум к таким практическим рекомендациям, которые сегодня воспринимаются трагикомически: “не надо бояться самой широкой автономии”, “Россия должна озаботиться выращиванием и поддерживанием национальных элит в экономике, политике, науке”, “она не станет навязывать своих интересов”. Ссылки на Святое Писание, встречающиеся на страницах книги, не повышают степени доверия к автору.

          В чем причина несостоятельности концепции г-на Хохрякова? На мой взгляд, помимо идеализма, есть еще одно важное обстоятельство. Свое детство автор провел в рабочем поселке вблизи промышленного уральского города. Здесь, по его признанию, дружно жили все вместе: татары, немцы, русские, поляки, евреи, мордвины, чуваши, украинцы и даже корейцы. Все это заставляет вспомнить о том, что национализм вообще не свойствен классам, стоящим внизу общественной пирамиды. В войске Спартака были рабы всех национальностей, с Пугачевым шли башкиры и калмыки. Про Октябрьскую революцию и говорить нечего. “Может ли раб быть гражданином?” - вопрошали декабристы вслед за Княжниным. “Пролетарий не имеет отечества”, - отвечал им Маркс. И это, видимо, действительно так. Носитель и выразитель национального сознания, национальных инстинктов - элита. На руси, как мы помним, это закреплено на уровне архетипа еще и сочетанием двух разновидностей общинной жизни: территориальной у славян, кровнородственной - у русов, превратившихся в господствующий класс. Притупленные у простого народа национальные и расовые инстинкты - вот психологическая основа для “единой семьи народов”. Условие создания подобной “семьи” - уничтожение национальных элит. А восстановление элит - залог ее распада. И то, и другое образцово демонстрирует пример СССР.

          Знакомство с книгой Хохрякова ценно для нас в первую очередь тем, что позволяет провести и осознать резкую границу между современным русским национализмом, набирающим силу, и нисходящим, ветшающим на глазах безродным российским патриотизмом и, тем более, империализмом. Польза от такого осознания - несомненна. (Кстати, по моим сведениям, г-н Хохряков проделал за четыре года большую эволюцию и во многом откорректировал свои взгляды. Но это не снимает необходимости критиковать его книгу.)

(Продолжение следует)