Битва за культурные ценности, доставшиеся нам в частичное возмещение колоссального, невообразимого ущерба, нанесенного Германией национальному достоянию России, докатилась до последнего рубежа. 16.04.97 г. должно состояться заседание Совета Федерации, на котором решится судьба закона “О культурных ценностях, перемещенных в СССР в результате второй мировой войны”. К сегодняшнему дню вся ситуация уже предельно обнажена: все позиции заявлены, все аргументы высказаны. Каждый участник решил для себя, на чьей он стороне. Настало, наконец, время поговорить не о фактической и юридической подоплеке дела - здесь всем и так уже все ясно - а о политической и моральной.

          Битва за культурные ценности ведется, как и полвека назад, между русскими и немцами. Только с одной особенностью: на этот раз немецкая сторона действует за кулисами, скрыто, выставляя за себя на арену “гладиаторов” из числа российских граждан, в том числе высшего политического эшелона. Это непривычно и вызывает недоумение. Так воевать - с наймитами-соотечественниками вместо самого противника - нам прежде не случалось. Эти обстоятельства требуют комментария.

Акела промахнулся

          17 апреля в Германии состоится встреча российского Президента с канцлером Колем. На ней Ельцину предстоит держать ответ за судьбу культурных ценностей, возврат которых он обещал по время визита Коля в Завидово в январе с.г.

          В преддверии этой встречи Ельцин уже начал “порциями” вызывать на ковер к себе членов Совета Федерации, чтобы обработать их в индивидуальном порядке и обеспечить необходимый ему лично провал закона. Проверить, так сказать, сенаторов “на изгиб” и “на излом”: из какого они матерьяльца? Видимо, он не сомневается в успехе кулуарных преговоров, уверен в том, что достаточно крепко держит в своих руках кнут и пряник, чтобы заставить плясать под свою дудку губернаторов, президентов республик и глав законодательных собраний субъектов федерации. Не будь он уверен в этом, разве осмелился бы он наложить вето на закон, принятый большинством голосов депутатов Думы и 140 голосами (против одного воздержавшегося) членов Совета Федерации? Ведь, наложив вето при таком раскладе, президент как бы заявил им всем публично - и депутатам, и сенаторам: “Вы все недоумки, ничего не понимаете, а я один все вижу и все понимаю! И все сделаю по-своему!”

          Ниже мы попробуем разобраться в том, что дано и чего не дано понять президенту в данном конкретном вопросе. Пока же скажем: Ельцин дал роковой промах. Он не понял главного.

          Откровенно и демонстративно противопоставив себя всему, практически, Федеральному Собранию, Президент на деле противопоставил себя не просто “капризной и упрямой” Думе и не просто “туповатому, недотепистому” Совету Федерации, как нам дают понять президентские клевреты.  Он противопоставил себя всей России.

          Попутно Президент обнародовал и истинную цену кампании по дискредитации закона о перемещенных культурных ценностях. После его “вето” не осталось никаких сомнений: главный источник административной борзости чиновников минкульта, правительства и президентской администрации , пропрезидентских СМИ, критикующих закон, - на самом верху нашей общественной пирамиды. Ельцин, выскочив на авансцену, как deus ex machina, отбросив, наконец, все драпировки и представ в неприкрытом виде, разоблачил тем самым и заказной характер всей этой кампании.

          Возможно, Президент не надеется прожить более трех лет и не задумывается о том, что ждет его по истечении президентских полномочий. А зря; подумал бы хоть о том, что на свете останутся его дети и внуки; им придется смотреть людям в глаза, отвечать за деяния отца и деда... Им придется ответить и на такой вопрос: почему же Б.Н. так откровенно встал на сторону векового противника России, принесшего ей неисчислимые беды, а теперь еще нагло требующего перечеркнуть итоги Отечественной войны, устанавливающие ответственность страны-агрессора? Неужели только из-за денег, вложенных немцами в “перестройку” и в президентскую кампанию лично г-на Ельцина?

          Но что же еще можно предположить, когда вся Россия в лице своих лучших выборных представителей говорит закону: “Да!”, а Президент отвечает: “Нет!”?!

          Впрочем, что тут невероятного? Разве Ленин когда-то не подписал Брестский мир, сполна рассчитывашись с Вильгельмом и Людендорфом за немецкое золото, заправленное в похлебку русской революции? Разве Горбачев на нашей памяти не встал, не посчитавшись с интересами России, на сторону Германии за куда менее существенную плату? О, властолюбцы российские!

          Соединив в одном лице Ленина и Горбачева, столь откровенно обнажив свою зависимость от благоволения богатой  Deutschland, Ельцин, похоже, решил заработать титул “лучшего немца - 97”. Титул, от которого ему не отмыться во веки веков.

Чего хочет Коль?

          Наигранная истерия, с которой проблема реституций обсуждается немецкой дипломатией и прессой, имеет явно сезонный характер и сильно отдает шантажом.

          Недавно нам открыли “секрет Полишинеля”: канцлер Германии Г.Коль хочет баллотироваться на очередной срок. До новых выборов - всего год.

          Колю в затылок дышит Клаус Кинкель - молодой, энергичный (я бы сказал даже: агрессивный) министр иностранных дел ФРГ, видный лидер новой волны немецкого реваншизма. Кинкель - давний и принципиальный борец за дело возвращения в Германию всего, что из нее вывезли, независимо от обстоятельств вывоза. Он отрезал себе все пути к отступлению, включив в свою предвыборную программу пункт о немецких культурных ценностях, вывезенных после войны в Россию. И будет идти в этом деле до конца: недаром в недавнем интервью он приравнял по значимости проблему трофеев и проблему расширения НАТО, что, по существу, не такое уж преувеличение. И свой первый личный трофей, благодаря нашему министру культуры Сидорову, публично передавшему Кинкелю пять книг из так называемой “Готской библиотеки”, он (в отличие от Коля, не получившего покамест ничего), уже получил: неслабый козырь!

          Может ли Коль в условиях, когда немецкая пресса пристрастно отслеживает малейшие изменения в реституционном процессе, сдать столь важную позицию? Нет, не может. Используя официальную и неофициальную дипломатию, используя уговоры и деньги, используя личные отношения, он давит и давит на российский МИД, Минкульт и Правительство, давит на Ельцина, превращая Президента России в заложника предвыборной ситуации в ФРГ.

          Ну, а прочие немцы? Как они относятся к проблеме реституций? По-разному. Например, бывший канцлер ФРГ Гельмут Шмидт призвал прекратить дебаты о немецких претензиях, признав “нынешнее местонахождение культурных “трофеев” печальным, но не подлежашим пересмотру результатом войны”. Газета “Цайт” вопрошает: “Нас не смущает, что иные произведения европейских мастеров можно видеть только в Нью-Йорке. Почему же не в более близких Москве или Санкт-Петербурге?” Газета“Хайльброннерштимель” предупреждает: “Возвращение трофеев будет воспринято русскими как оскорбительное признание слабости перед бывшим противником”. Есть, конечно, ярые сторонники возвращения трофеев, но в целом немецкая общественность не столь болезненно реагирует на перипетии принятия нашего закона, как это порой нам представляют. И то сказать: разве с немцами мы обошлись так же, как они с нами, обирая все подчистую, уничтожая то, что нельзя забрать, стирая с лица земли нашу культурную самобытность?! Конечно, нет. Одних “Библий Гутенберга” в сегодняшней Германии свыше двадцати штук (при этом немцы требуют у нас еще один, трофейный, экземпляр). Отбирая трофейные книги для возмещения наших потерь, члены советской комиссии специально следили, чтобы в побежденной Германии обязательно оставались дублеты. Полно в немецких музеев и первоклассных работ немецких мастеров, того же Дюрера, Кранаха... А возвращенная Дрезденская галерея? А возвращение еще 1,5 млн. единиц хранения, помимо “Дрезденки”? И разве немцы не догадываются о том, что удержание Россией пресловутых “культурных ценностей” в качестве компенсации за наши собственные потери - вполне справедливо?

          Все это так. Но есть два обстоятельства, помимо предвыборной политической конъюнктуры, которые заставляют многих немцев настаивать на решении вопроса в пользу Германии вопреки морали и праву.

          Во-первых, немцы - народ расчетливый. Утверждая, что возврат трофеев уже как бы окуплен экономической помощью, оказанной России и лично г-ну Ельцину за последние годы, они прекрасно понимают, что совершают отличную, выгоднейшую сделку. Судите сами. По оценке немецкой прессы, стоимость культурных ценностей, находящихся у нас в качестве компенсаторной реституции, составляет ни много ни мало 100.000.000.000 (сто миллиардов) марок (Д.Погоржельский. Бонн возмущен решением Думы по перемещенным культурным ценностям. - “Сегодня”, 09.07.96). Конечно, как уже говорилось, это слабое возмещение наших аналогичных потерь, оцениваемых в 1,3 триллиона (!) долларов, но все же, согласитесь, немалая сумма.

          Деньги же, вложенные немцами в современную Россию: а) составляют лишь незначительную часть этой суммы; б) не даются нам навсегда, а представляют собой лишь кредит, который будет возвращен рано или поздно; в) как всякий кредит, принесут немцам еще и прибыль в виде процентов.

          Так стоит, на немецкий взгляд, “овчинка выделки”? Еще как стоит! Объяснять это нужно разве что нам, русским, до сих пор не научившимся ценить собственное добро. Хоть бы с евреев брали пример: государство Израиль, которого не было на карте мира , когда окончилась вторая мировая война, получило, однако, с тех пор свыше 84 миллиардов марок репараций (и не в кредит, а насовсем)! Все пароходство Израиля, его железные дороги, сельское хозяйство, гигантский  водопровод через пустыню Негев, - все это сделано на немецкие денежки, без которых экономика страны просто не могла бы существовать. Выплаты продолжаются, им конца-краю не видать... Но то - евреи, им отказать немцы не смеют. С русскими - другой разговор: не вернете трофеи - не дадим кредитов. Вот так.

          Во-вторых, немцы - большие, чтобы не сказать прирожденные, патриоты и националисты. Для них национальное достояние - не пустой звук. Напомню, что Гитлер в свое время издал характерный приказ “по армии искусств”: разыскать по всему миру произведения немецкого художественного гения, покинувшие Германию после 1500 г., с целью их последующей репатриации. Неважно, были ли эти произведения куплены, получены в подарок или захвачены - для них есть только одно место пребывания на свете: фатерлянд. (Вспоминая об этом эпизоде, с интересом думаю: повторит ли этот ход Кинкель, сев в кресло канцлера?) “Отдайте нам наше!” - заявляют и сегодня нам немцы “на голубом глазу”, не задаваясь вопросами о том, есть ли для того моральные и правовые основания. Ярко проявляя этим свою национальную идентичность.

          Не нужно обольщаться: мол, отдадим сейчас трофеи - и все. Снимем острую проблему между нашими народами  - и зашагаем вместе в будущее плечом к плечу, дружески обнявшись. Как бы не так. Будущее нельзя строить, попирая справедливость. Уступив в вопросе с трофеями, проявив “славянскую мягкость”, неспособность оценивать свой ущерб и требовать компенсации, мы только укрепим немцев в сознании собственной непогрешимости и нашей неполноценности. И тогда следом мы услышим требования о пересмотре статуса Калининградской области, а наши славянские соседи - статуса Мемеля-Клайпеды, Данцига-Гданьска, Штеттина-Щецина, Судет и т.д.

          Напротив, если закон о перемещенных ценностях будет принят, и ситуация будет переведена из политического контекста на твердую правовую основу, немцы быстро успокоятся: не прошло - и не надо. (За 50 послевоенных лет они ни разу не пытались подать на нас в Международный суд, ибо понимали и понимают: право на нашей стороне.) Исчезнет почва для шантажа, закулисной игры, силового давления: ведь проблема трофеев уйдет за скобки предвыборной борьбы в Германии, ее конъюнктурное значение моментально сникнет. Закон позволит спокойно, без истерии и ажиотажа, обсуждать взаимные претензии и искать справедливых решений.

         

Пятая власть

          В России помимо трех официальных властей (законодательной, исполнительной и судебной) и одной неофициальной (СМИ) есть еще и пятая, полуофициальная, но пока что главная власть: Распорядительная. На деле это, конечно, все та же исполнительная власть, но только... присвоившая себе дополнительные, внеконституционные полномочия.

          На словах поддерживая и выхваляя демократию, в глубине души Распорядительная власть люто ее ненавидит.

          Ей не хочется быть властью “исполнительной”: просто исполнять предписания закона - и все. Нет. Ей хочется самой, как встарь, распоряжаться всем: имуществом, деньгами, внешней и внутренней политикой, судьбами людей...

          Захотела - подарила Крым Украине. Захотела - отдала Дрезденскую галерею и еще 1,5 млн. культурных ценностей немцам. Захотела - отняла все у дворянства и Церкви. Захотела - “раскулачила” крепкого крестьянина. Захотела - вернула Церкви храмы, вышвырнув оттуда учреждения медицины, просвещения и культуры...

          По мере развития демократических институтов, Распорядительной власти, по идее, должно быть все труднее творить произвол. Но не тут-то было! Она не сдается. Вот она отнимает у народа сбережения и собственность. Вот передает Кинкелю непринадлежащие ей книги из Готской библиотеки. Вот она втихаря пакует всю эту библиотеку в ящики, чтобы “подсластить” встречу Ельцина в Германии. Вот она с той же целью рекомендует Ельцину прихватить с собой в самолет “Бременскую” коллекцию рисунков. Вот она среди ночи поднимает сотрудников научно-реставрационного центра им. И.Э.Грабаря, чтобы вскрыть хранилище, изъять из него пару картин и передать их руками Ельцина венгерскому правительству во время президентского визита (как значится в правительственном распоряжении № 2060-р, “в порядке реституции”; это Венгрии-то, стране-агрессору!). Напомню читатель, что во всех этих и многих подобных случаях идет речь о нашем с тобой национальном достоянии, о наших правах на это достояние, которые бесцеремонно попираются каждым таким поступком Распорядительной власти. И управы на нее пока - нет.

          Что власть с этого имеет, кроме сладчайшего чувства самой неограниченной власти? Об этом мы можем только догадываться. Зная, скажем, что трофеи оценены в сто миллиардов марок, нетрудно вычислить посреднический процент от сделки по их передаче Германии. Конечно, тут важно не ошибиться, на каждом уровне власти взять “по чину”. Кому-то - многие миллионы на предвыборную кампанию, кому-то - несколько поездок в Германию за счет принимающей стороны (так, например, покатался минкультовский начальник библиотечного отдела Е.И.Кузьмин, ведя переговоры о выдаче Готской библиотеки), кому-то - щедрые взносы в некий “благотво-рительный” фонд...

          Доколе?!

          Закон о перемещенных ценностях ставит Распорядительную власть под контроль, пусть только в этом одном, узком вопросе, лишает ее возможности манипулировать этой частью нашего национального достояния, вынимает у нее из глотки сладкий кусок. Ведь после его принятия судьбу трофеев нельзя будет решать келейно, произвольно, в обход гласности и представительной власти, то есть - без народного контроля. В этом - суть всего: отнять у чиновников трофеи и передать их, наконец, в руки нации. Ненависть Распорядительной власти к закону, к его разработчикам и защитникам - безмерна. Ибо она понимает: лиха беда - начало. Если будет создан прецедент, набрасывающий сеть закона на самовластные руки, это может кончиться тем, что власть, во-первых, потеряет свою главную сладость для ее носителей. А во-вторых, они лишатся тех преимуществ, зачастую более, чем существенных, которые обеспечены их возможностью бесконтрольно распоряжаться всем, чем они сейчас распоряжаются.

          Именно и только поэтому, чтобы дискредитировать закон о перемещенных ценностях культуры, в ход пускаются все средства. Черное выдается за белое, белое - за черное. Знакомясь с критикой закона со стороны его противников, кажется порой, что они его просто не читали. На самом деле это, конечно, не так. Читали, и очень внимательно. Но, зная, что широкая публика уж точно с ним не знакома, толкуют его вкривь и вкось, сея в душах сомнение. В позапрошлом году им удалось внести раскол в Думу прежнего созыва, заблокировать, силами Выбора России и Яблока, принятие решения в нижней палате Федерального собрания. В прошлом году то же повторилось в Совете Федерации прежнего состава. Но - сколько веревочке ни виться... В этом году, наконец, ясность, моральная правота и очевидная юридическая состоятельность закона покорили обе палаты (кстати, по статистике, приводимой “Московским комсомольцем” и “Эхом Москвы”, 86 % наших граждан поддерживают закон). И тогда в ход пошло орудие главного калибра Распорядительной власти. Сам Президент Ельцин.

          Дальнейшее - см. выше.

Не надо врать, господа

          Чиновник - он и есть чиновник. С одной стороны, он звенышко той самой Распорядительной власти, на нем лежит отблеск ее могущества, в его душе цветут коорпоративные инстинкты и чувства, подвигающие его на защиту интересов этой власти. С другой стороны, он - всегдашний “полу-проводник”, проводящий импульсы только в одну сторону: сверху - вниз, от начальства  - к народу. И никогда - наоборот. Поэтому, читая развернутые мнения чиновников по тому или иному вопросу, не стоит искать в них личного: их устами глаголет, во-первых, корпорация, а во-вторых - начальство. В нашем конкретном случае - Минкульт и Ельцин. Точнее: Ельцин и Минкульт.

          Передо мной - два наиболее ярких выступления на тему закона о перемещенных ценностях, исходящие именно от тех, кто по прямой своей должности может, хочет и обязан добиваться непринятия закона: 1) представителя Президента в Думе - А.А.Котенкова, 2) начальника отдела реституции Минкульта - В.Д.Кулишова. Оба они, как ложка к обеду, появились вовремя: в день отклонения Думой президентского вето - ни раньше, ни позже. Собственно, иной цели у них и не было: не допустить этого отклонения. Не зажгись “красная лампочка опасности”, не рвани супервластно-распорядительная рука сонетку звонка, ни тот, ни другой и не подумали бы заняться этим вопросом, молчали бы, как и молчали все эти годы. Источник возмущения у обоих авторов один: ярость и страх Ельцина.

          Что же пытаются нам внушить “полупроводники”? По сути, аргументы у обоих одни и те же, согласованные. В этой паре Котенков - ведущий, Кулешов - ведомый. Схема возражений одна, и цена им одинакова. Но то, что у первого звучит сухо, квази-научно, у второго расцвечено подробностями и примерами. Итак, рассмотрим суть самодержавного протеста, озвученного знатными дьяками.

          Котенков в своей думской речи сказал: “Закон  ставит во главу угла одностороннее решение проблемы перемещенных ценностей без учета общепризнанных норм международного права, а также результатов проведенных переговоров, что ослабляет российские позиции на ведущихся в настоящее время переговорах”. Но в том-то и дело, что закон составлен именно с таким учетом, причем скрупулезнейшим, чего как раз и боятся больше всего наши противники: знают, что закон не оставляет никаких щелей, раз навсегда перекрывает не только судебные (их нет сегодня и так), но и внесудебные возможности односторонней выдачи трофеев. Так что - не “ослабляет”, а как раз-таки усиливает наши позиции и устраняет почву для произвола. Что же касается учета “проведеннных переговоров” - это иное дело! Ведь тут в первую очередь имеются в виду закулисные переговоры нашего Президента с немцами: закон аннулирует их значение в прошлом и перекрывает им ход на будущее (что больше всего бесит Президента) - так и слава Богу!

          Кулишов “размазывает манную кашу по белой тарелке”, вторит: “Авторы закона предлагают свое силовое решение этой весьма непростой проблемы”. Простите, но “силовое решение”, уважаемый, было применено немцами в 1941-1944 гг. как раз в отношении нас (об этом известно достаточно). В законе же решение не силовое и не произвольное, а именно законное, основанное на международно-правовых актах как военного, так и всего послевоенного времени, сохраняющих свою силу, как бы кому-то ни хотелось иного. Ошибочно думать, что новая реальность отрицает старую, нет, она вырастет из нее. “Эпоха Ельцина” строится, вопреки мечтам ее главного героя, не на пустом месте. Никакой документ, подписанный Президентом, не может ни перечеркнуть историю Отечественной войны, ни отменить ее итоги, ни начать с чистого листа новую историю России.

          Котенков: “При регулировании вопроса о статусе перемещенных культурных ценностей в законе не делается различий между бывшими неприятельскими, союзническими и нейтральными государствами, а также различными категориями частных лиц в отношении прав собственности на культурные ценности... Закон не определяет правового режима культурных ценностей, попавших в Германию из третьих стран и вывезенных позднее на территорию Советского Союза... Статус подобных культурных ценностей должен быть различен”.

          Кулишов вторит, злоупотребляя авторитетом эксперта, и пытается уверить нас в том, что претензии бывших союзнических государств носят-де бессрочный характер. Но уж ему-то, в отличие от Котенкова, прекрасно известно, что в период деятельности Контрольного механизма в Германии действовали следующие условия осуществления реституций: правом на реституцию обладает только государство, территория которого была оккупирована полностью или частично Германией или ее союзниками, являющееся членом ООН или находящееся в числе государств “особо поименованных Союзным Контрольным Советом” (“Четырехсторонняя процедура реституций” от 17.04.46). Общего решения для всей Германии о сроке приема заявок на реституцию принято не было. Он устанавливался главнокомандующими зон оккупации: для американской - до 30.04.48 г., для английской - до 30.06.48 г., для советской - до 01.10.49 г. (мы принимали претензии, таким образом, дольше всех!). Юридически эти сроки, как и аналогичные сроки, установленные Мирными договорами 1947 г., имеют преклюзивный характер: по их истечению правительства стран-членов ООН утратили право на реституцию.   Именно этим, кстати, объясняется потеря Россией многих памятников истории и культуры, впоследствии идентифицированных, в отношении которых мы, к сожалению, утратили право предъявлять претензии; например, рисунки Дюрера из Львовской художественной галереи, оказавшиеся в Метрополитен-музеуме, или партархив Смоленской области и т.п. Фактически, правда, заявки принимались некоторое время и после указанных дат. В частности, СССР отнес свою дату на 01.02.50 г., что представляет собой не “секретное ограничение” срока, как пытается нам внушить Кулишов, а наоборот: его “секретное расширение”!

          Но дело даже не в сроках. Союзные и нейтральные государства - и Кулишов сам упоминает об этом - уже получили полное возмещение своих утрат, так называемое “паушальное возмещение”, за счет Германии, страны-агрессора. А вы, господа, хотите возместить им тот же ущерб вторично, но уже за счет России, страны-жертвы? Какая забота о дальнем ближнем! Блестящие умы! Благородные сердца!

          А кто и чем возместит ущерб России, пострадавшей больше всех и потерявшей больше всех? Кто вернет ей то, что осталось у союзников, когда миновала дата предъявления взаимных претензий? Чем вы заполните ту пустоту, которая образовалась в войну на месте наших библиотек, музеев и архивов и которую сегодня хоть как-то заполняют трофеи? За чей счет вы так добры? Уж не счет ли, как всегда, русского Ивана, с которого и так дерут три шкуры?

          Закон о перемещенных ценностях не позволяет передавать ценности союзным и нейтральным странам по произволу, по “доброй воле” чиновников любого ранга, вопреки международному и внутреннему праву, в одностроннем порядке, нарушая принцип взаимности. Закон предполагает, однако, что такая передача может осуществиться с одобрения Думы в обмен на наши культурные ценности, так, как вот сейчас, например, мы получаем материалы по убийству последних Романовых в обмен на важные архивы Лихтенштейна. Что в этом плохого? Вам, г-н Кулишов, не нравится, что закон и его авторы стоят на стороне России, блюдут ее интересы? А сами-то вы на чьей стороне?

          Что же касается неразличения категорий частных лиц, то это - откровенное, вопиющее вранье. Именно в законе четко разграничены эти категории, например: деятели нацизма, пособники фашистского режима, с одной стороны, и жертвы его, а также борцы с ним - с другой. Имущество первых (к примеру, так называемая “Коллекция Кенигса”, принадлежавшая законно приобретшему ее Гитлеру, или Готская библиотека, чьим хозяином был штандартенфюрер СС герцог Саксен-Кобург-Готский) является нашей безусловной собственностью, имущество вторых - столь же безусловно возвращается бывшим собственникам или их наследникам.

          Признавая, что переговоры об урегулировании взаимных реституционных претензий “зашли в тупик”, Кулишов сетует, что принятие закона вообще положит им конец. Так вот что вас, оказывается, волнует, В.Д.! Проговорились... Но дело-то в том, что эти переговоры с самого начала были “в тупике”, ибо были вызваны только лишь односторонними немецкими претензиями и нечем больше! Ведь именно немцы заявили и заявляют, что возвращать нам ничего не станут, ибо нечего! Хоть раз они обещали разыскать и вернуть нам то, что мы по их милости потеряли, в чьем бы владении оно ныне ни находилось? Хоть раз  обещали выкупить или выменять у нас имущество третьих стран, чтобы вернуть его по принадлежности? Хоть раз брали на себя обязательство оплатить нам те 1,3 триллиона долларов, которыми оценен наш культурный ущерб? Ах, нет?! Тогда кому же, кроме немцев и чиновников Минкульта нужны такие “переговоры”?!

          Котенков разражается загадочной фразой: в законе-де “предостав-ляется совсем неочевидный режим наибольшего благоприятствования бывшим союзным республикам... в части передачи культурных ценностей”. Ему исчерпывающе ответил заместитель председателя Комитета по культуре Госдумы Н.Н.Губенко в своей думской речи: “Что же это за Содружество Независимых Государств, если Россия не предоставит режим благоприятствования недавним народам-братьям, обагрившим вместе с Россией знамя Победы кровью каждого из народов Союза ССР?”

          Также словами Н.Н.Губенко я хочу ответить на такой пассаж Котенкова: “Не определен механизм введения перемещенных культурных ценностей в современный культурный оборот, поскольку из законопроекта следует безусловное отнесение этих ценностей к федеральной собственности, что неизбежно повлечет за собой сложные судебные процессы при их экспонировании как за рубежом, так и на территории Российской Федерации”. Губенко: “За последние годы приняты исчерпывающие меры, направленные на введение перемещенных культурных ценностей в культурный оборот: проведены выставки перемещенных ценностей; созданы серьезные научные каталоги перемещенных ценностей с самой современной атрибутикой представляемых экспонатов; отечественные и зарубежные специалисты получили право свободной работы с перемещенными ценностями в музеях и архивах. Создавать какой-то новый механизм введения этих ценностей в культурный оборот нет необходимости. Было бы неплохо, если бы другие страны, в первую очередь США, последовали нашему примеру!”           

          До сих пор цитированные фрагменты речи Котенкова почти дословно повторяли фрагменты извещения Президента Думе и Совету Федерации об отклонении закона. К этому пересказу Котенков решил добавить еще некоторые соображения “от себя”, однако, поскольку он никак доселе не проявил свою компетентность в отношении данного закона, я позволю себе не останавливаться на них. Мало ли что придумает он или его коллега А.Слива (которому скоро предстоит убеждать Совет Федерации в том, что верхняя палата в полном составе не разобралась в вопросе), чтобы, выполняя волю патрона, любой ценой остановить отклонение президентского вето! О таких услужливых исполнителях дедушка Крылов когда-то заметил: “опаснее врага”. Ведь ясно, что эти “соображения”, выражаясь непарламентски и ненаучно, - обыкновенная туфта. Так все и будем слушать, на все - отвечать?

          Закон сделан профессионально крепко. Над ним работали лучшие эксперты: правоведы, искусствоведы, историки. Он прошел горнило ожесточенной, придирчивой и предвзятой критики. Так что напрасно г-н Кулишов пугает, что немцы-де подадут на нас в Международный суд в Гааге. Не подадут.

          Уважение к праву - неотъемлемый важнейший признак цивилизованного народа. Зная и признавая это, немцы именно потому так и пытаются изо всех сил сорвать на данном этапе принятие закона о перемещенных ценностях, что понимают: потом будет поздно - все правовые лазейки закроются.

          Не пора ли и нам стать цивилизованней? Начать решать сложные вопросы внутренней и внешней политики на основе закона, а не произвола?

          Когда-то римляне, которым вся европейская цивилизация обязана своим правовым состоянием, любили говорить: “Пусть рухнет мир, но торжествует закон”. Сегодня мы уже твердо знаем: только там, где торжествует закон, есть прочные основания для достойной жизни. Там же, где закон в небрежении - рухнет все обязательно.

Зима недаром злится, прошла ее пора

          Драматическая история принятия закона о перемещенных ценностях дает нам понять: мы на некоем рубеже. Что ждет нас за этим рубежом?

          Продолжится ли эра самоуправственной автократии или ей будет положен предел?

          Останется ли Распорядительная власть по-прежнему бесконтрольным хозяином России, или потеснится, дав место власти законодательной?

          Лягут ли в основание государственной политики чистые и незамутненные посторонними соображениями и чьими бы то ни было “интере-сами” принципы государственного блага и российского суверенитета?

          Будем ли мы и дальше все отступать и все отдавать, как то и полагается терпящим поражение в мировой войне, или, зацепившись за крохотный, приобретший символическое значение  плацдарм, соберемся с силами, дадим отпор обнаглевшему противнику, а там и перейдем в наступление?

          Все это решится на днях.

          Если Совет Федерации преодолеет президентское вето и подтвердит свое одобрение закона, высказанное уже однажды с таким единодушием, то он:

          установит справедливые  правовые рамки для решения важной международной проблемы, защитит наше национальное достояние;

          укоротит руки Распорядительной власти, привыкшей распоряжаться не принадлежащим ей добром как своим собственным;

          утвердит Закон как таковой в качестве твердой и непреложной основы нашей общественной жизни и проложит России путь к правовому государству;

          подтвердит один из важнейших итогов Великой Отечественной войны, не допустив его пересмотра;

          подаст народу надежду на скорый конец постыдного периода в его биографии, когда бал правили силы антинациональные, встанет в авангарде национально-освободительной борьбы, приобретет новый общественный вес и авторитет.