И. А. РОДИОНОВ
РЕШЕНИЕ ЕВРЕЙСКОГО ВОПРОСА
НЕУЖЕЛИ ГИБЕЛЬ?
Доклад, прочитанный автором в Русском Собрании 16 февраля 1912 года.
Говорят, что после нашей несчастной войны и позорной революции, выбросившей на поверхность всю вековую муть, у нас наконец настала эпоха успокоения и залечивания нанесенных ран.
С таким оптимистическим взглядом я совершенно не согласен. Наоборот, мои многолетние напряженные наблюдения над народной и общественной жизнью России привели меня к безотрадным выводам. Я думаю, что наша великая родина больна, больна несомненно смертельно, если не поспешить с энергичным лечением.
По моему глубокому убеждению - Россия гибнет от двух главных причин: еврея и алкоголя.
Это тот смердящий фон современной русской жизни, по которому злой дух кровавой рукой выводит свои неисчислимые адские узоры.
I
Сорок веков евреи исповедуют закон: "око за око и зуб за зуб", закон, неправильно, своекорыстно ими трактуемый, сорок веков они только одних себя признают народом Божьим, остальных же считают акумами, гоями, т. е. язычниками и рабочими скотами, которым потому только даны человеческие лица, чтобы им, евреям, не были слишком противны услуги этих скотов.
Имея опорой такие основания, их книжники толкуют, что все должно принадлежать еврею, вся земля, все её блага и сокровища, только из колена Иуды должны происходить подлинные повелители, законодатели и судьи мира, только одни евреи имеют законное право жить по-человечески, а удел гоев - работать без разгиба и за право скотского существования, как в древности рабы, обязаны преумножать богатства на пользу, радость и во славу сынов Израиля, а молодые, красивые гойки должны служить утехой и услаждением для них.
Отсюда сложилось твердое фанатическое убеждение, что все народы земли являются не более как захватчиками и временными обладателями всех сокровищ этого мира, которые по праву должны принадлежать только одним евреям. Поэтому каждый еврей сознательно или инстинктивно всегда чувствует себя как бы царем без царства, а, следовательно, обойденным, обобранным, и его вечно беспокоит, озлобляет н мучает сознание, что не все еще земли в его руках, не все деньги в его карманах, не все народы под его игом, и он рвется изо всех сил поскорее заполнить, завещанные предками и неотступно мучащие его пробелы. Именно потому, что еврей носит такую прирожденную претензию в сердце, он никогда не может стать искренним гражданином какой-либо страны.
Всякой короне, всякому иному, не еврейскому, народу он, если не сознательно, то по наследственному инстинкту - до гробовой доски непримиримый враг и ненавистник, даже в тех случаях, когда поверх головы осыпан золотом и почестями той страны, которая имела неосторожность приютить его. Весь религиозно-политический кодекс еврейских законов, подробно, до мелочей, изложенный в Талмуде, обязывает всякого еврея ненавидеть и презирать всякого нееврея, особенно христианина, предписывает не только не платить добром за оказанное добро, но всячески, материально и нравственно, вредить гою, за что еврею обещается спасение, добро же, оказанное гою, вменяется еврею в тяжкий грех.
Толкование Диминского, глубочайшего знатока еврейства, их законов и нравов, наконец переводы Талмуда с древнееврейского языка, сделанные Карлом Эккером, Пранайтисом и другими, достаточно красноречиво свидетельствуют об этом. Глумлению евреев над нами в их священных книгах нет меры и предела. Они считают нас язычниками и скотами, дают мерзостные клички самым священным для нас именам, лицам и предметам.
Человеконенавистническая практика бесчисленного ряда еврейских поколений неизмеримо углубила все отвратительные черты и без того безжалостной и эгоистической натуры евреев. Ненависть их к остальному человечеству передается уже атавистически из поколения в поколение, постоянно возрастая в своей непримиримости и силе. Вследствие этого ни чувство благодарности, ни чувство признательности еврею не присущи и даже непонятны. Натура его настолько извращена и настолько насыщена духом ненависти, что в ней уже ничего человеческого не осталось. Еврей не удовлетворяется никакими материальными благами, духовных же он не ищет. Если отдать ему свой достаток, он потребует и свободу, если и это он получил, ему нужны кровь и жизнь, и мучения того, кто ему доверился.
Он все принимает от человечества как возвращаемый ему по малым крупинкам громадный неоплатный долг, и всегда зол на неисправного должника, зол именно за то, что тот не сразу и не все отдает.
Кажется, что в постоянном кипении безумной ненавистью на протяжении целых тысячелетий ко всем народам, и особенно к xpистианам, у евреев окончательно расплавились и стерлись последние человеческие черты, если допустимо предположение, что они когда-либо были присущи еврейскому характеру. В истории наберется множество доказательств еврейской неблагодарности и возмутительного вероломства, но я ограничусь только одним примером. Возьму хотя бы Польшу, которую в течение веков разъедали и мучили евреи, обратив быт этого государства в сплошной, насыщенный всяческой неправдой, насилием и кровью, кошмар. Когда же Польша обессилила, они пытались на ее политической смерти устроить выгодный гешефт, предложив Петру Великому предать ее.
А ведь при каких воистину трагических обстоятельствах Польша в XIV веке волею короля Kaзимира третьего приютила этих бездомных скитальцев! Она буквально спасла их от поголовного истребления в Испании. И вот какой черной неблагодарностью заплатили евреи своей спасительнице, своей приемной матери! Такой же монетой, по сказанию Библии, они платили всем другим народам, которые оказывали гостеприимство и иногда неоценимые услуги этому изуверскому племени. На протяжение тысячелетий своей исторической жизни еврейство никогда ни разу не обнаруживало по отношению к другим народам ни единой благородной человеческой черты.
Из этого невольно само собой напрашивается заключение, основательность которого едва ли подлежит спору, что если бы евреев численно было столько, сколько нас - людей различных рас и племен, а нас столько, сколько теперь насчитывается евреев, то они ни одной минуты не задумались бы истребить нас всех поголовно или же, если бы нашли это для себя выгодным, обратили бы нас в рабочий скот. Война эта, не на живот, а на смерть, ведется из века в век с все возрастающими энергией и неистовством. Война эта в высшей степени оригинальна как по применяемым приемам, так и потому, что воюет только одна сторона - еврейство, недальновидные же христиане, выводимые из терпения гнуснейшими деяниями евреев, хотя периодически и устраивали им погромы и даже изгоняли их из своих стран, но долгое время и не подозревали, что в лице еврея имеют перед собою не только ненавистного хищника, бесстыдного развратителя и безжалостного ростовщика, но и непримиримого политического врага, помышлявшего на идею властительства над миром. Следовательно, в строгом смысле это даже не война, а веками длящийся бесшумный разгром народов еврейством.
Минули тысячелетия, сокрушились могущественнейшие, - казалось, нерушимо организованные царства; погибли без остатка многие даровитнейшие и значительные численностью народы, а втихомолку подтачивавшее их, лишенное творчества еврейство не только уцелело, но силы его, материальные и духовные, к началу нашего столетия возросли в чрезвычайной степени.
Не мощностью своих творческих дарований выходило еврейство победителем из борьбы с другими , более благородными и сильными народами, а исключительно своей змеиной тайной стратегией и тактикой при полной неразборчивости в средствах. Оно, всегда жалкое, бездомное, пригреваемое и охраняемое правительствами и народами, у которых находило приют и пристанище, било самих же гостеприимных хозяев, било всегда бесшумно, всегда из-за угла и наверняка, било в торговле, в промыслах, во всевозможных общественных организациях, било даже в церкви, смущая умы верующих и порождая ереси и расколы, било и на полях сражений, но только исключительно чужими руками, не навлекая на себя и тени подозрений. Роковой трагизм всех народов, и погубленных под ударами еврейства и обреченных на такую же гибель, именно в том и заключается, что еврей всегда являлся тайным врагом под личиной жалкого, бессильного пришельца и боролся с приютившими его народами таким оружием, о смертоностности которого несчастные и не догадываются. Оружие это извечно одно и то же: всевозможный обман, мошенничество, развращение народов пропагандой лже-либеральных и социалистических учений, унижение, оплевание и разложение веры, власти и семьи, то есть всех тех устоев, на которых зиждется и которыми живет всякое здоровое общество и государство.
Есть неопровержимые доказательства того, что гонения на первых христиан при римских императорах были воздвигнуты по проискам евреев.
Множество государственных переворотов и крахов в различных странах вызваны и инсценированы евреями, но эти величайшие преступления совершены так ловко и во мраке веков так искусно заметены все следы, что история не всегда могла назвать истинных виновников происшедших государственных катастроф.
Чтобы не быть голословным, позволю себе привести один пример: только по самым последним историческим исследованиям, мало-помалу, начинает выясняться, что так называемая Великая французская революция 1789 - 93 годов была подготовлена и разыграна , как по нотам, вовсе не французским народом (он, как и везде народ, являлся только пушечным мясом), а могущественной интернациональной масонской организацией. Масоны же, сами того не подозревая, таскали каштаны из огня для евреев. Евреи уже тогда, как и теперь, тайно руководили всеми действиями масонов.
Вот достойные на вечное запоминание слова масона графа Мирабо: "Разве нация может знать, чего она желает? Ее заставят желать, заставят говорить то, о чем она никогда даже и не подозревала. Нация - это большое стадо, которое стремится только пастись; пастухи с помощью верных собак ведут ее куда хотят". ("Тайная сила масонства". А. Селянинов).
Впоследствии оказалось, что и сам Мирабо, не взирая на весь свой огромный ум, долгое время и не подозревал, что в той страшной, роковой игре, которая в истории называется Великой французской революцией, исполнял всего-навсего только роль собаки, послушной воле таинственного пастуха, когда же догадался, что вовсе не им и не его товарищами, такими же обойденными и одураченными, как и он, направляются и вершатся события во Франции, а все они , как бессильные щепки, вовлечены в предательский кровавый водоворот, он делал попытки направить течение по иному руслу, хотел открыть глаза несчастному Людовику XVI и помочь ему справиться с революцией, но было уже поздно: тайная сила стерла его с лица земли.
Нельзя удивляться тому, что такой сравнительно небольшой народец, как евреи, играл и играет такую страшную роль сокрушительной тихой сапы среди всего человечества, если принять во внимание, что еврейство всего мира, располагающее колоссальнейшими материальными средствами, есть единое, веками сплоченное, строго дисциплинированное тайное общество, направляемое единой волей, цели которого были тщательно сокрыты от всех остальных народов. Только в самое последнее время народы стали прозревать и ощупью, робко выяснять себе конечную цель стремлений еврейства.
Но эта цель оказалась так безумно грандиозной и, на первый взгляд, так трудно осуществимой, что народы ошеломлены, недоумевают, растерялись и боятся верить надвигающемуся кошмару.
Ряд исследователей еврейского вопроса, как-то: аббат Шаботи, Дрюмон, Мордвинов, Пятковский, Шмаков, Селянинов, Бутми, Грец, Иосиф Леман, Лютостанский, Брафман, Вольф Шахнович и многие другие если не говоря прямо, то наводят на неизбежное заключение, что всегда во всем обособленное еврейство стремится к порабощению и владычеству над миром с царем-евреем во главе.
И как будто кандидат на всемирный престол у евреев уже имеется.
У некоторых из этих писателей есть намеки, а у других прямое утверждение, что еврейство, как политическое целое, со времени разрушения Иерусалима Титом (70-й год до Р. Х.) и до настоящего времени не переставало существовать.
Древняя иудейская иерархия в основных чертах будто бы сохранилась в лице преемственных князей пленения. При них состоит совет из первосвященника или патриарха и 70-ти членов (синедрион). Оттуда даются высшие руководящие директивы, неукоснительно обязательные для всего еврейства. Дисциплина поддерживается железная.
Вот эти-то князья пленения и являются кандидатами на всемирный престол. В древности жизнь этих князей была обставлена с царской роскошью. Власть их проявлялась то открыто, то тайно, в зависимости от отношения к ним римских императоров и восточных калифов, во владениях которых жили евреи. Последний явный князь пленения Езекия был казнен одним калифом в 1005 году. С тех пор об этих князьях ничего не было слышно. Перестала ли эта власть существовать или только скрылась в подполье, окружив себя непроницаемой тайной, трудно решить. Планомерная последовательность действий еврейства и знаменитое письмо 1489 г., адресованное евреям г. Арля из Прованса, как будто говорят в пользу того предположения, что единая власть в еврействе не прерывалась{1}.
Мне кажется, идет ли еврейство к порабощению мира стихийным путем или направляется единой сознательной волей, для нас это безразлично, потому что в том и другом случае результаты одни и те же: неисчислимое зло и страшные бедствия для всего человечества.
Не подлежит сомнению и то обстоятельство, что темная масса рядового еврейства, если у него имеется своя царская власть, не подозревает о её существовании, зато трепетно и слепо повинуется кагалу, который в таком случае является только исполнительным органом высших тайных велений.
Для каждой страны мира живущие в ней евреи являются тайным внутренним врагом. А так как они рассеяны по всей земле, то все отдельные группы их в общем составляют единую завоевательную армию с одним главнокомандующим во главе её (князь пленения) и с главным штабом при нем (синедрион).
В конце концов выходит нечто чудовищное и бессмысленное до нелепости: человечество допустило в своей среде в тысячах пунктов угнездиться, пустить корни и развиться колоссальнейшему и зловреднейшему заговору, посягающему на его достаток, веру, нравственность, свободу и даже на самую жизнь.
Заговор этот, точно гигантское сказочное чудовище, с незапамятных времен опутал весь земной шар своими цепкими, как у спрута, смертоносными щупальцами, присосалось к нему своей ненасытной пастью и непрестанно на протяжение тысячелетий без всякой помехи систематически высасывает кровь, а с нею и силы всего человечества.
В результате почти весь гуманный XIX век и начало нынешнего до сего дня были рядом триумфов для еврейства.
Упорная, умная, выдержанная в течение долгих веков подпольная работа со случайными поражениями, ставившими не раз еврейство на край гибели, мало-помалу стала приносить свои обильные плоды. Еврейство шло от завоевания к завоеванию, и лелеянная тысячелетиями до сумасшествия горделивая, но смутная мечта о миродержавстве, теперь уже кажется ему не только ясной, но и близкой к осуществлению.
В наше время дирижерская палочка в политике несомненно в руках подпольного еврейства. Фактически оно давно уже направляет мировые события по своему усмотрению и вертит народами и государствами как ему захочется, но этого ему мало.
Еврейство стремится выйти из подполья и, не щадя никаких усилий и средств, добивается явного, всеми признанного владычества над миром с царем-евреем во главе, рассчитав, что для такого приза как безраздельное, неоспоримое властвование над Вселенной, никакие жертвы и затраты не могут казаться чрезмерными.
Да почему еврейству и не раскошелиться и не добиваться такой роскоши как порабощение мира под свою пяту? Самой логикой вещей оно поставлено теперь лицом к лицу перед разрешением этой задачи: у него капиталы, т. е. материальное могущество, у него пресса, т. е. могущество моральное, современные государства расшатаны, везде насаждены конституции или республики, везде внесены раздоры и разврат, миллионы тайных влиятельных агентов еврейства делают среди народов свое гибельное дело на пользу и во славу Израиля. Но еврейство все-таки пока остается племенем презираемым. Его боятся, но фактическое владычество его над миром еще не признано открыто и не зафиксировано. Естественно, что еврейству хочется как можно скорее сбросить с себя тысячелетнее презрение и показать миру свою непререкаемую мощь. Ведь не презирают только сильных!
По данным, опубликованным в Германии, население всего земного шара к 1909 году выразилось в сумме 1.567.851.000 человек. Из них на долю евреев падает 12.000.000.
Принимая во внимание, что евреи, как выяснилось еще со времен фараонов, не любят, чтобы их считали и всячески уклоняются от переписей и счетчиков, их наберется однако едва ли более 14.000.000. Все-таки эта сумма ничтожна, и в численности всего человеческого населения составляет менее 1%.
Между тем, это племя к тому же 1909 году уже владело половиной всего золота земли, т. е. половиной всего мирового капитала.
Капитал есть сконцентрированное в условленных знаках выражение человеческого труда. Преумножаются капиталы исключительно путем разумного приложения человеческих сил к использованию материальной природы. Только из неё и извлекаются все реальные ценности.
Еврейство, взятое во всей своей совокупности, решительно никакими ценностями не обогащает человечество, потому что оно, чувствуя непреодолимое отвращение к какому бы то ни было производительному труду, все свои способности и силы направляло и направляет на эксплуатирование чужого человеческого труда. Но, может быть, еврейство дает миру духовные ценности, которые помогают остальному человечеству успешнее и производительнее прилагать свой труд к природе? Тогда такой, воистину важной, заслугой можно будет хоть до некоторой степени оправдать привилегированное положение этого племени.
И подобной заслуги в активе еврейства не значится. Среди евреев никогда не было ни великих изобретателей вроде Эдисона, Стифенсона, Маркони и других чудесных покорителей сил природы, как не было между ними ни великих мыслителей, ни великих художников. Всегда они были и несомненно навсегда останутся паразитами чистой воды как в материальном, так и в духовном смысле.
Их произведения всегда "жидовская дешевка", всегда во всем обворовывание других, всегда подражание, всегда подделка. В торговле и промышленности они - не творцы, а спекулянты, разорители и ликвидаторы, никогда сами они не могут создать никакого большого промышленного дела. Обыкновенно путем нечистым они постепенно внедряются в какое-либо предприятие, созданное гением, энергией и деньгами людей других племен, подкапываются под него, обессиливают его, за бесценок берут в свои руки и, в конце концов, набросившись, как вороньё на падаль, растаскивают его на части. Им не важно само дело, творчество дела, им важно только поскорее обернуть свои капиталы, чтобы нажить на них больший или меньший процент. Даже в свои злодеяния, даже в свой грандиозный заговор против всего человечества евреи не вносят ничего своего творческого. Приспособляющийся ум их не в силах творчески мыслить, но, как паразит, и в этой области, пользуется готовыми чужими идеями, иногда благороднейшими и идеальнейшими в своем чистом виде. Идеи эти вынашивают в своей голове и формулируют люди иных племен, евреи же только извращают и приспособляют их согласно инстинктам и стремлениям своей низкой природы и заставляют их служить в свою пользу на зло и неисчислимые бедствия остального человечества.
Однако надо сознаться, что и евреи обладают одной способностью, одним преимуществом, превзойдя в этом, безусловно, все народы Земли: они единственные неподражаемые, пожалуй, гениальные фальсификаторы, если к этого рода отрицательной способности понятие гениальности применимо.
Из сказанного мною следует, что всему человечеству, в буквальном смысле слова, приходится трудами рук своих кормить еврейство - эту прожорливую, требовательную и ненасытную саранчу.
Я уверен, что если бы еврейство предоставить собственным силам, совершенно изолировав его от общения с другими народами, оно, несмотря на свои награбленные чудовищные богатства, оказалось бы обреченным на вымирание как от голода, так и от внутренних неурядиц.
Теперешняя дисциплина среди евреев держится только тем, что они рассеяны и паразитируют среди других народов. Питание дается им без труда и их постоянно вдохновляет надежда на будущее мировладычество.
Если же эта почва навсегда будет вынута у них из-под ног, они сразу лицом к лицу встанут перед грозным вопросом: чем питаться и как управляться? Никто из евреев за тяжелый производительный труд не возьмется. Будучи крайними анархистами по натуре, никто из них не захочет быть в подчинении, а каждый захочет управлять другими, и в конце концов они очутятся в том положении, в каком оказалось бы всякое дышащее существо, попав в безвоздушное пространство, т. е. эксплуатировать некого и ожидать мировладычества неоткуда.
Вожаки еврейства отлично понимают, что племя их неспособно жить отдельно от других народов, потому что не в силах питаться трудами рук своих, темная масса еврейства инстинктивно чувствует это. Оттого-то евреи так упорно и страстно отстаивают свое захватное право жить рассеянными среди всего человечества. Им нет иного выхода, и иной, непаразитный, образ жизни грозит им неминуемым вымиранием.
II
Напомню уже сказанное мною выше, что население всего земного шара к 1909 году выразилось в сумме 1.567.851.000 человек. Из них на долю евреев приходится всего 12.000.000.
Эта ничтожная горсть людей владеет уже половиной мирового капитала, суммы которого даже приблизительно нельзя определить{2}, в силу чего мы лишены возможности прямо, в цифрах, выяснить ненормальное, несправедливое и опасное состояние этого важнейшего вопроса.
Тогда попытаемся подойти к нему с другой, более доступной нам, стороны. Из простого сопоставления вышеприведенных цифр выходит, что на каждого еврея приходится приблизительно 130 представителей трудящегося человечества. Допустим, что каждый из этих 130 представителей в определенное время зарабатывает по одному рублю.
Но так как все трудящееся человечество не владеет всем заработанным капиталом, а вынуждено разными путями отдавать половину его еврейству, то, в среднем и выходит, что каждый из 130 представителей трудящегося человечества из каждого своего заработанного рубля отдает половину одному еврею. И, таким образом, получается, что у каждого из 130 тружеников остается в собственность из каждого заработанного рубля только по полтиннику, тогда как каждый нетрудящийся еврей кладет в свой карман по 65 рублей чужих денег. Эти несложные соотношения цифр открывают необъятную перспективу всей мировой жизни. Отсюда всеобщее безденежье, отсюда, в значительной мере, и страшная, все повышающаяся, дороговизна на все предметы потребления, отсюда недовольство, зависть, озлобление, т. е. подготовленная почва для всевозможных преступлений, бунтов, революций и т.п., одним словом - все то, что изматывает силы современного человечества, сгущает грозовую атмосферу и из жизни делает ад со всеми присущими ему муками.
Обладание еврейством - этой непроизводительной горстью человечества, половиной мирового капитала, само по себе крайне безнравственно и глубоко несправедливо, потому что, как я уже говорил, приобретены эти богатства исключительно хитростью и обманом, т. е. ценою неисчислимых бед, страданий, крови и слез всего остального, трудящегося, главным образом христианского человечества. Если же вспомнить, что крупные капиталы по природе своей - завоеватели, потому что к ним, как железные опилки к магниту, или как снежинки к катящемуся кому снега, беспрерывно прилипают поедаемые ими маленькие капитальцы, увеличивая собою силы завоевателей, то едва ли долго придется ждать той роковой поры, когда денежно обескровленное человечество станет буквально задыхаться в мощных объятиях золотого еврейского удава. Все туже и туже сжимающиеся кольца его и теперь уже болезненно чувствуются по всему фронту мировой жизни. Как деньги дают не только материальное преобладание, но прямое господство, так и печать, овладевая умами толпы, гипнотизируя ее волю, направляет и двигает ее деятельность по тем путям, какие являются выгодными хозяевам и вдохновителям этой печати.
Деньги питают прессу, пресса создает благоприятную почву для наживания денег и таким образом создается тот железный заколдованный круг, который охватывает собою жизнь всего человечества и вне которого уже пустое пространство. До 1860 года евреи, ведя свою подпольную разрушительную политику, главные свои силы направляли все-таки на приобретение капиталов.
После 1860 года, по завету знаменитого иудея Адольфа Кремье (основателя "Alliance Israelite Universelle"), евреи повели энергичную атаку на прессу. За какие-нибудь полстолетия результат получился прямо оглушительный: более 3/4 мировой печати оказалось в руках евреев.
Где и в чем историческое или моральное оправдание того, что еврейство является теперь владельцем 3/4 мировой прессы и половины капитала, когда само по себе в численности всего человеческого населения оно составляет менее одной сотой? Не преумножая ценностей, еврейство по справедливости и не должно бы обладать ими, не заботясь больше других народов об интересах и нуждах всего человечества, оно, казалось бы, и должно иметь в своих руках такое количество прессы, которое выражается пропорциональным отношением между еврейством и всем культурным человечеством, т. е. около одной сотой всей печати.
Или еврейство чувствует особое призвание к писательству и наделено сверх всякой меры талантами в этой области?
Ни один народ не выделил из своей среды такое обилие бездарных, наглых, гнусных писак как еврейство, для великих же писателей - светочей мира - чресла Израиля оказались безнадежно бесплодными.
Их разрекламированного и раздутого ими сородича - Гейне - по даровитости нельзя и близко ставить с Шекспиром, Байроном, Гёте, Шиллером, Пушкиным, Достоевским, Толстым и др. Это было бы оскорблением их великих теней. То же приходится сказать и об их философах, социологах, композиторах и артистах.
Шумом и гвалтом евреи всегда умели выдвигать своих соплеменников в передние ряды и даже заслонять ими крупные дарования представителей других народов, но, при ближайшем знакомстве, еврейские таланты обыкновенно так линяли, значение их было так призрачно или так ничтожно, что в короткий срок предавалиеь полному забвению.
Так как весь смысл существования еврейства свелся к тому, что оно только создает и преумножает человечеству всякие нужды и бедствия, ему необходимо было, во что бы то ни стало, занять диктаторское положение в мировой прессе для того, чтобы через нее заметать следы своих деяний, сбивать с толку народы, создавать выгодное для себя в материальном и нравственном отношениях общественное мнение, руководить им и со своей преступной головы сваливать вину на головы неповинных. Расчет оказался правильным: в короткое время евреи, при посредстве своей могущественной прессы, оплевали и уронили в глазах слепорожденной человеческой толпы законные власти, веру, семью, развратили и ограбили человечество и за свои злодеяния сделали козлами отпущения и органический быт, и веру, и семью, и правительства народов.
Упрек за недальновидность народов всецело падает на арийские племена как наиболее культурный авангард человечества.
Убаюкав себя детской сказкой о равенстве всех и о свободе для всех, мечтатель-ариец попался на эти идиллические приманки, как карась на крепкие крючки, и пока, в погоне за призраками, разрушал все родное, рационалист-еврей незримо оседлал его и теперь, погоняя в хвост и гриву, поехал на нем созидать за его же счет всемирное царство Израиля.
Если немедленно еврейству не поставить в его победном шествии несокрушимые преграды, то не подлежит сомнению, что оно приведет к полному краху весь современный цивилизованный мир, само под его развалинами не погибнет, как не погибало и в минувшие тысячелетия, но и властвовать не будет.
Мне кажется, что провиденциальное назначение еврейства заключается в пользовании трудами других племен и в разрушении того, чего оно не созидало, и только. В природе такого народа, все силы и способности которого в течение всей его долгой исторической жизни изощрялись только в направлении паразитизма и разрушения, не может остаться творческих начал. Открыто же главенствовать над миром и вести его по пути жизни - задача созидательная. Она не по плечу еврейству.
Даже взяв всю полноту власти над миром, оно в своем ползучем сокрушительном шествии само собою остановиться уже не может, потому что от начала времен ему дана слишком большая разрушительная инерция, и инерция эта из века в век, из тысячелетия в тысячелетие все развивалась, угол наклона по пути этой инерции все увеличивался, а не уменьшался. Даже отдельному человеку не всегда удается круто изменить свои прирожденные инстинкты и благоприобретенные навыки. Насколько же труднее (да и возможно ли?) изменить их в целом племени, когда всякое племя живет бессознательными стихийными побуждениями и инстинктами?
Современный еврей является уже полным атеистом и все силы свои обратил на завоевание земли и земного, чтобы здесь обладать и насладиться всем, что может дать этот мир. Мессию он понимает как земного, а не небесного царя и по новейшим толкованиям талмудистов, уже весь народ иудейский является мессией.
Добившись обладания двумя такими могущественнейшими факторами современной мировой жизни как капитал и пресса, оплевав и уронив веру, власть и семью, поселив разврат н раздор в среде человечества, опутав государства и народы долгами, у еврейства от такого умопомрачительного успеха не могла не закружиться голова, и теперь оно не сомневается,что добьется и остального.
Пройденный путь бесконечно длинен, тернист и труден, но вершина горы уже видна. Разве это не чудо, что племя презреннейших выродков, племя трусов, развратников, наследственных преступников, племя низкорослых, хилых неврастеников, племя, у которого не хватило творческой даровитости и силы ни на создание своего собственного государства, ни на защиту его, когда была хотя тень его, разве не чудо, что это ничтожное племя тайным образом материально и духовно закабалило почти все человечество, включающее в себя многие богатырские многочисленные и благородные племена?
Почему же тогда не быть и другому чуду - явному, признанному господству над миром?
Добьется ли еврейство своей конечной головокружительной цели? Я думаю - нет, не добьется или, вернее, не сумеет воспользоваться результатами своей разрушительной политики, но народам от этого не легче.
Теперь, в заключение, перейдем к самому трагическому вопросу, смущающему совесть народов и больно, до самой глубины, затрагивающему сердца христианских отцов и матерей - к вопросу о ритуальных убийствах.
По важности и по трагизму своему решение этого вопроса требует и большой осторожности, и полного идейного бесстрастия.
Еврейские писатели, их хахамы и раввины, а за ними и их многочисленные шабесгои, утверждают, что евреи неповинны в крови наших детей.
Хахамы и раввины напирают особенно на то, что Талмуд и все другие религиозные еврейские книги запрещают евреям употребление не только христианской, но и всякой иной крови.
Как последний, самый убедительный довод, они прибавляют к этому, что в гуманный, культурный XX век такое варварство, как ритуальное убийство, немыслимо и недопустимо.
Утверждения эти голословны и не заключают в себе и тени убедительности.
Зато достоверно известно всем, что христианские дети во многих местах земного шара и непременно в тех, в которых живут евреи, ежегодно пропадают и часто находят их трупы со всеми признаками ритуальных истязаний и, по расследованиям, непременно оказываются причастными или заподозренными в преступлениях евреи и, непременно, одни только евреи.
Но, самое главное, - обвинители евреев, в противоположность их защитникам, не отделываются одними туманными, голословными обвинениями, а, как сокрушительную артиллерию, выдвигают еще и убийственные факты. Задача обвинителей упростилась с тех пор как один ученый, собрав сведения о 198 случаях ритуальных убийств, совершенных евреями в разные времена и в разных странах, со ссылками на неопровержимые источники напечатал их в ь 685 газеты "Земщина" от 26 июня 1911 года.
Нам дела нет до того, куда девают евреи кровь христианских детей: употребляют ли ее в пищу или на какие-либо другие, нам неизвестные цели, но мы не можем быть равнодушны к тому, что наших детей убивают.
Из длинного списка "Земщины" видно, что евреи истязают христианских детей, распинают их и при невыразимых мучениях малюток выкачивают из них всю кровь до последней капли, когда эти дети еще живы, еще дышат...
Семнадцать из этих замученных евреями католическая церковь причислила к лику своих святых мучеников и двоих - церковь православная.
Ведь только при наглости евреев и при тупоумии и продажности шабесгоев можно утверждать, что и судьи, и короли, и императоры, и граждане, и, наконец, отцы церкви всех христианских народов во все века только и делали, что обвиняли в ритуальных убийствах ни в чем неповинных еврейчиков и совершали над ними судебные ошибки!
Евреи во все века считались величайшими мастерами по сокрытию всякого рода преступлений, и едва ли и самая ничтожная доля их преступных деяний всплывает наружу.
И на вопрос: сколько их, этих невинных загубленных от иудейского изуверства, ответ один: "Только Ты, Господи, веси".
Тот, кто научился расшифровывать запутанные письмена мировой жизни, теперь везде на нашей планете без труда найдет явные следы еврейского хозяйничания. Громадная часть Европы и самые населенные пространства Азии с 1905 года до наших дней, точно перемежающейся лихорадкой, попеременно охватываются революцией. Вслед за русской разразилась турецкая, потом персидская, португальская, теперь идет резня в Китае и где-то в Южной Америке. В Западной Европе то и дело вспыхивают багряные зарницы и слышатся подземные гулы, грозящие важными пертурбациями.
Масоны почти уже не скрывают своего старательного участия во всех этих кровавых катастрофах. Но за этими армиями жалких марионеток нет-нет и высунется из-за кулис командующая им крючковатая, как лапа хищной птицы, рука, покажутся плотоядные выпяченные губы и оттопыренные уши или промелькнет беспокойный взгляд вороватых глаз вездесущего еврея.
III
К нам евреи просочились, как вода сквозь худую плотину, из Польши, не принеся с собою ни имущества, ни капиталов. Польша жестоко отплатила нам за свою политическую смерть! Придя к нам нищими и невежественными париями, евреи, разорив нас, нажили огромные состояния и на наш государственный счет получили образование, т.е. мы же ввели их в ранг господ. Получилось то, что мы своим состоянием обогатили своих смертельных врагов и, дав образование этим дикарям, до зубов вооружили их для борьбы, и это оружие они обратили против нас же. Получилась величайшая историческая глупость, впрочем, общая всем культурным народам, вероятно по пословице: "на миру и смерть красна".
К нашему времени еврейство захватило в свои руки нашу торговлю, промыслы, банки, биржу, свободные профессии, школу, печать и проч.
Русский торгово-промышленный класс с поразительной быстротой разоряется, русское искусство опошляется, никнет, загоняется в темные углы выступившим на авансцену и все собою заслонившим евреем. Все те профессии, в которых еще совсем недавно профессиональная этика стояла на высокой степени порядочности, как-то: адвокатура, журналистика, медицина, профессура и другие, с внедрением туда еврея опустились чуть не до самого дна.
Благодаря своему засилью во всех этих важных областях общественной жизни, еврейство наложило свой разлагающий отпечаток на всю русскую жизнь, замутило и развратило ум и душу всего русского общества настолько, что, не рискуя погрешить перед истиной, можно смело сказать, что вся наша жизнь снизу доверху загажена евреем.
Такое ненормальное явление в недалеком будущем грозит стране страшными, быть может, роковыми последствиями. Такие последствия уже раз сказались в разгромах, потрясениях и развращении народа в 1905 - 06 годах. Но я боюсь, что наша недавняя позорная революция, руководимая и вдохновляемая евреями, является только первыми раскатами грома, а настоящая гроза еще впереди.
Что наша смута была задолго решена и оборудована евреями, это уже не требует доказательств. Да и сами евреи не отрицают своего верховодства в бунте. Наоборот, в своем преступном самохвальстве они не раз открыто заявляли: "Дали вам Бога, дадим и царя".
У нас еврею дан был полный простор развращать наше политически незрелое близорукое общество еще за много десятилетий до революции 1905 - 06 годов. И еврей ползучей змеей пролез всюду и все отравил своим тлетворным дыханием. Почти вся пресса обеих столиц и провинции еще задолго до революции очутилась в руках евреев и еврействующих, правой печати почти не существовало, умеренная плясала под еврейскую дудку. Адвокатура, школа, театры так же, как и теперь, были переполнены евреями; либеральное чиновничество и таковые же суды расшаркивались перед евреем.
Само еврейство в качестве угнетенного, но "талантливого" племени находилось под любовным и ревнивым покровительством обработанного ими общества. Отрицательные стороны еврейского характера, еврейских деяний и быта нельзя было не только осветить, но и затронуть в печати. Еврей являлся чем-то священным, неприкосновенным. Дозволялось только восхищаться евреем, восхвалять и жалеть его, вывести же его на чистую воду считалось гнуснейшим неприличием, подлостью, преступлением, к счастью, некараемым только коронным судом, зато суд общества был беспощаден: громы и молнии обрушивались со всех сторон на смельчака-обличителя, от него все сторонились, как от чумы, на него лгали, клеветали, его честь и доброе имя предавались поношению, репутация его гибла навсегда.
А между тем и в печати, и в школе, и в обществе русские народные идеалы исподволь развенчивались и осмеивались; русская история извращалась; русские благоверные цари и государственные деятели, действовавшие в духе народа, оклеветывались; православная вера и церковь - колыбель и пестун русского народа и ее государственности, иерархи и св. подвижники предавались постепенно поруганию и ко всей великой русской народности вселялось презрение как к народу грязному, жалкому, порочному и невежественному.
Не осталось ни одной святыни русского народа, ни одного заветного места, которые не были бы оплеваны и оклеветаны самым безбожным образом.
И мы, русские, впечатлительные, рефлективные, больше верящие чужим внушениям, чем самим себе, мало-помалу поверили в свою слабость, в свою негодность, в свою порочность и действительно потом уже стали и слабыми, и негодными, и порочными. Ведь достаточно почувствовать неуверенность в своих силах, как вслед за этой неуверенностью пропадет и сама сила.
Да иначе и быть не могло: еще нашим дедам, думаю, было бы зазорно и даже дико читать в печати на русском языке фальшивую, безграмотную еврейскую стряпню. В настоящее же время едва 1/5 часть нашей периодической печати в руках кровных русских, остальная только по названию русская. Там царит еврей. И вот под таким-то тлетворным воздействием ожидовевших школы и печати вырос, воспитался, сформировался и выступил на поприще жизни не один ряд поколений русской молодежи.
Ясно, что эти поколения, в лучшем случае, вышли равнодушными к русскому государственному строю, к русскому быту, к русской православной церкви, в худшем - враждебными.
Вместо того, чтобы государству, потратившему столько труда, забот и денег на образование и воспитание этих поколений, найти в них верных, усердных слуг, оно получало или равнодушных себялюбцев или злейших врагов, которые, по еврейской указке, в тысячах точек разрушают ту родину, которой сами они обязаны решительно всем, что имеют.
Таким образом русское общество и русские государственные люди, как продукт этого общества, бессознательно под сигнатуркой чистых, либеральных идей мало-помалу восприняли и всосали отраву еврейских измышлений и, в конце концов, совершенно утратили дух и даже облик русского патриота, окончательно потеряли то здоровое, верное чутье, которым обладали наши предки - собиратели и строители единой великой России.
Еврейство до умопомрачения окурило их своим смрадным куревом; их мозг заволокло непроницаемой пленкой, сотканной из коварных казуистических измышлений; перед отупелым взором опустилась туманная завеса, заволакивающая грядущие дали. Плотна еврейская пленка. Не под силу помраченному, одурманенному мозгу разорвать ее, чтобы независимо мыслить; не сквозит туманная завеса и не близоруким глазам разглядеть сквозь нее что-либо впереди.
IV
Если бы было не так, как я говорю, разве мыслимо было бы допустить унижение государственного племени, забвение его вопиющих нужд, безнаказанное оплевыние и поношение его веры, истории, быта?
Разве мыслимо было бы, чтобы над народом-хозяином, над народом-завоевателем сделались господами отпрыски покоренных им инородцев, т.е., по старому понятию, - отпрыски рабов и чтобы его достоянием владели и распоряжались презренные паразиты, контрабандно просочившиеся через худую загородку, пролезшие в его дом и присвоившие себе все, что в этом доме оказалось?
Разве возможно было бы в православном государств при православной власти, в веке расцвета либерализма и гуманитарных идей сделать всевыносящей осью государственной финансовой политики народное пьянство - отвратительнейший порок, разоряющий, развращающий и, в буквальном смысле, убивающий русский народ? Но мало того, что этот ужас допущен, за него, за этот смертный исторический грех, равного которому не записано на скрижалях истории, правительство держится как за самый надежный якорь спасения.
Великая страна, точно одержимая легионами дьяволов, мечется и бьется в бешеных судорогах, и вся деревенская жизнь обратилась в один сплошной пьяный, кровавый кошмар, а правительство, как припертый к стене нечсстный игрок, заявляет перед народными представителями, что у него нет достаточных данных, точно устанавливающих чрезмерное потребление народом водки, оно не находит, что народ через кабак разоряется и спивается с круга...
А, между тем, из года в год поступления в государственную кассу по графе "правительственные регалии" все увеличиваются. Это значит, что из года в год народ пропивает все больше и больше своих трудовых грошей, это значит, что он все сильнее и сильнее отравляется алкогольным ядом и отравляет все свое будущее потомство, это значит, что он все хуже и хуже питается, это значит, что он все глубже и глубже развращается и становится все преступнее и преступнее.
Еще недавно, всего год назад, в роковой графе государственной росписи значилась умопомрачительная сумма в 740 миллионов рублей чистого дохода от пропитых денег, в росписи же на 1912 год уже значится 751.850.000 руб.
Цифры не так красноречивы, как факты, зато неумолимее их.
Значит, для того, чтобы в соответствующую графу вписать вышеприведенную сумму, надо, чтобы народ в один год снес в кабак около миллиарда своих трудовых денег. Но этим миллиардом потери как народа, так и государства не ограничиваются: пропивая свой наличный миллиард, народ пропивает и свое рабочее время, в течение которого он мог бы заработать новый миллиард, а то и более. И этим не исчерпываются зло и потери.
Пропивая время и деньги, народ, вместе с тем ,пропивает и свое здоровье, и здоровье и будущность грядущих поколений России.
И этим не исчерпываются зло и потери.
А общее озверение народа?! Откуда оно идет?! Разве можно умолчать о кровопролитных драках, о бесчисленных убийствах, насилии, о поджогах, о всякого рода озорстве, о мелких и крупных материальных потерях частных лиц от воровства, грабежа, от пьяных дебошей, а ведь из них слагается грандиозная общая сумма убытков государства.
И этим еще не исчерпываются все зло и потери. Как прямое следствие всего этого безобразия, этого непростительного, смрадного греха являются переобремененные суды, переполненные тюрьмы, каторги, ссылки... На все эти учреждения, на многочисленный персонал, обслуживающий их, опять тратятся государственные деньги, и деньги немалые. Нельзя не принять в расчет и того, что силы и время осужденных, не приложенные к производительному труду, пропадают даром и сами осужденные становятся подневольными пенсионерами государства; на это опять тратятся государственные деньги. Хозяйства осужденных гибнут, семьи их нередко идут по миру. А такие хозяйства и такие семьи считаются сотнями тысяч.
Горе народное мною не было бы исчерпано до дна, если забыть слезы жен, детей и матерей, вот тех бездольных, что изо дня в день оглашают своими стонами неоглядную ширь русской земли. И разве эти слезы, эти муки, эти стоны малого стоят?!
Поистине, сама земля и воздух России пропитались кровью, слезами и всяческим непотребством.
Какое-то сокрушительное колесо, какой-то адский круг, в котором бестолково, несчастно и безумно бьется жизнь мировой державы... И все от водки.
Не родились еще такие математики, ум которых мог бы охватить и с точностью до последней копейки высчитать всю неисчислимую сумму потерь от пьянства, не придумано еще таких весов и мер, при посредстве которых можно было бы хотя приблизительно исчислить те огромные бедствия, страшной ценой которых наше министерство финансов достигает своего, с каждым годом повышающегося, "бюджетного благополучия".
Тогда ужаснулись бы бездонной глубины и неохватной шири содеянного зла... и с содроганием, с отвращением к самим себе навсегда отвернулись бы от этого проклятого дела, руки сами собой опустились бы от делания его.
Поистине, те пропойные денежки так дороги, что не хватит цифр выразить их подлинную цену.
Это даже не деньги, а кровь, хлещущая непрерывными струями из раскрытых жил народных.
У тех христианских малюток, которых ради своих ритуальных целей подкалывают и режут евреи, в конце концов наступает и полное обескровление. Цветущий ребенок, бьющийся в предсмертных судорогах в руках палачей-изуверов, медленно, но верно обращается в бледный, жалкий, сморщенный трупик.
Не то ли творится на наших глазах и со всем русским племенем?! Оно бьется, мечется, кричит и изо дня в день хиреет. Неужели ждать, сложа руки, той поры, когда оно окажется совсем обескровленным?!
Поздно или рано, но пьянство страшной роковой ценой отрыгнется России. Суд Божий совершится и не избежать его сурового, но заслуженного приговора.
V
"Вино скотинит и зверит человека, ожесточает его и отвлекает от всяких светлых мыслей, тупит его перед всякой доброй пропагандой", - говорил Достоевский. Тот же гениальный провидец в "Бесах" вложил в уста дьявола и родоначальника наших революционеров Петра Верховенского следующие пророческие слова: "народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: "200 розог или тащи ведро".
О, дайте взрасти поколению! Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы еще попьянее стали. А как жаль, что нет пролетариев. Но будут, будут, к этому идет... Слушайте, я сам видел ребенка шести лет, который вел домой пьяную мать, а та его ругала скверными словами. Вы думаете, я этому рад. Когда в наши руки попадет, мы, пожалуй, вылечим... если потребуется; мы на 40 лет в пустыню выгоним, но одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в жалкую , трусливую, себялюбивую мразь. Вот чего надо. А тут еще свеженькой кровушки..."
Это пророчество, от которого леденеет кровь и морозом продирает по коже, к нашему времени сбылось, сбылось почти с буквальною точностью. Отброшены только отмеченные розги; все остальное осталось в полной силе. Подумаешь, будто великий писатель своим обостренным орлиным оком не за 45 лет вперед прорезывал кошмарную даль грядущего, а сейчас, в нашем присутствии, сфотографировал живую действительность.
Почему же сбылось пророчество с такой разительной точностью? Да потому, что вся русская жизнь и в дни Достоевского, и после него шла на поводу у революционеров. Над ними витал ореол мученичества и геройства. Жиды и либералы воспевали их подлые деяния, им рукоплескала толпа; юноши и девицы стремились подражать им и считали за великое счастье пополнять собою ряды их. А невидимым погонщиком революционеров был тот же еврей, державший в своих руках вожжи подпольной политики.
Для преступных целей революционеров и еврейства нужен был развращенный, пьяный, больной и нищий народ, ушедший от церкви в кабак. Они прекрасно знают, что народ, не обезумевший от пьянства и сопутствующего ему разврата, народ, боящийся Бога, приверженный матери-церкви, трезвый, здоровый, не нищий, не пойдет против своего Царя, не станет громить усадьбы, не пошлет в армию и флот сыновей-изменников, а со всей силой справедливого возмущения отмахнет от себя или разорвет на клочки агитаторов.
Знает ли это правительство? Знает ли оно, что, отстаивая кабаки, как свое кровное, излюбленное чадо, оно, тем самым, способствует бунту, своими руками ретиво и старательно расчищает поле действий для революционеров, наконец, само поставляет рекрутов в революционную армию и ведет богатырский когда-то народ к одичанию, вырождению и вымиранию? Понимает ли оно, что своими руками оно копает целому великому народу и самому себе бесславную могилу?
Что действительно правительство действует в названном мною духе, доказывается цифрами, приведенными депутатом Челышевым в своей речи в 3-й Государственной Думе: в 1902 г. питейных заведений в России было всего 57.000, а в 1909 г. их оказалось 119.400. За семилетие больше чем удвоилось!
Пусть похвастается правительство, прогрессировала ли наша родина под его заботливым попечительством за это семилетие хоть в какой-нибудь отрасли народного хозяйства так успешно как в насаждении кабаков? Но эта приведенная выше сумма является далеко не полным показателем распространенности пьянства: кроме этих зарегистрированных притонов народного отравления, по лицу земли русской работает еще сотня тысяч тайных шинков.
В Польше, в северо- и юго-западных краях опаивает население еврей, в деревнях же Великороссии чуть ли не каждая овдовевшая баба или солдатка и множество замужних, из стремления поправить свой скудный бюджет, занимаются тайной продажей водки.
Хотя статьи закона обещают за такое нарушение известную кару, но на деле все сводится к сущим пустякам. Чины полиции и акцизного надзора смотрят на такое нарушение ее только сквозь пальцы, но даже с безмолвным поощрением. Иначе и не может быть, когда само правительство в лице министерства финансов кровно заинтересовано в наибольших прибылях от продажи водки, когда оно выдает награды и премии наиболее усердным продавцам своего проклятого товара.
Между тем такие шинки, помимо увеличения пьянства, вносят в жизнь деревни ужасающий развал и разврат, потому что они одновременно являются и домами терпимости, куда мало-помалу втягивается чуть не поголовно все население деревни, начиная с малолетних и кончая стариками.
Борьбы с народным пьянством не ведется никакой и всякое оружие выбито из рук борцов за народное отрезвление. Только что прошедший через Государственную Думу проект закона о сокращении пьянства, если он получит силу, мало поможет горю, потому что он направлен не на искоренение пьянства, а только на уменьшение его. Загородки к кабаку ставятся настолько слабые, что заинтересованное в продаже питей ведомство, как хочет, сломает или обойдет их. В настоящее время нельзя принимать всерьез общества трезвости, учрежденные правительством. Средства, которые взимаются с народа через пьянство, и средства, отпускаемые на отрезвление, также смешно сравнивать, как слона и мышь.
Походит на то, как если бы кто-нибудь запалил дом со всех четырех сторон, а потом, став в позу спасателя, начал 6ы плевать в бушующее пламя, серьезно уверяя всех, что он заливает пожар.
Нечто подобное творит финансовое ведомство, спаивая весь народ чуть не поголовно и отпуская жалкие гроши на отрезвление его. К лицу ли великодержавному правительству такое мелкое фарисейство?!
Не верьте тем господам с лисьей душой, которые говорят, что в России все обстоит благополучно. Нет, на нашей бедной родине и тени благополучия не осталось. Не верьте и печати, этому будто бы выразителю общественного мнения. Одна часть ее по мелким тактическим соображениям обходит молчанием страшный вопрос народного пьянства, другая - по близорукости и неосведомленности, вся же еврейская и еврействующая пресса, которая, к крайнему прискорбию, и создает у нас общественное мнение, или затемняет этот роковой вопрос, вопрос жизни и смерти русского племени или обходит его молчанием, как будто такого вопроса и вовсе нет. Им иначе и нельзя. Они не настолько просты, чтобы поднять руку на своего испытанного, верного союзника и друга - народное пьянство. Их лозунг "чем хуже, тем лучше". Только благодаря пьянству народному в первой инстанции они добились своего.
Мечты Петра Верховенского сбылись как дьявольский сон наяву. Теперь все заклятые враги русского народа и его Государя ждут только удобного момента, чтобы продолжить и довершить начатое...
Почва взрыхлена, обработана руками самого правительства, дьявольские семена густо взошли и обещают тучную жатву.
Русская деревенская жизнь после революции вылилась в сплошной пьяный, кровавый кошмар. Я говорю о великорусской деревне, о деревне того племени, которое на своих плечах из бурь и гроз вынесло на великодержавный путь русскую государственность и своим потом и кровью создало титаническую империю, вознеся ее превыше всех на самый гребень мировой волны. И все иные народы оказались у ног ее и подчинялись ее диктатуре...
Немногим лучше обстоит дело в Белой и Малой Руси, с которыми я также знаком. Там проявление пьяного обихода несколько смягчается более мирным характером самого населения.
Пьяный развал, точно безумная эпидемия, захватил всех поголовно - и старых, и молодых, и даже детей...
Пропивается все: хлеб, заработок, одежда, домашняя утварь, хозяйственный инвентарь, сгоняются со двора домашний скот и лошади, и вырученные деньги несутся к кабацкой стойке. Если же и этого не хватает, воруют у соседа, у проезжего, у кого попало и что попало.
В своей пагубной страсти мужик дошел до того, что по остроумному и глубоко-верному определению публициста Меньшикова, он разучился есть. Водка и базарные баранки - желанное питье и еда. Народ забыл, как изготовляются незатейливые, но сытные кушанья, которые зауряд едали его деды. Домашняя обстановка современного мужика упрощена до степени, которою удовлетворился бы человек разве только пещерного периода. Стол, скамья, голая кровать, грязное тряпье, два-три горшка, чугун, чашка. Иногда не на всю семью хватает даже деревянных ложек. Везде грязь и вонь и легионы насекомых. Часто один рваный тулуп обслуживает всю семью, а по ночам заменяет одеяло или подушку хозяину дома.
Жизнь в деревнях стала положительно невыносимой. Всеобщее озлобление всех против каждого и каждого против всех дошло до крайней степени. Мужики жалуются, что они боятся друг друга, по вечерам избегают появляться на улицах родной деревни. Человек человеку зверем стал. По дорогам в ночное время нет ни прохода, ни проезда от своих же озорников, грабителей и убийц, даже собственная изба не всегда является безопасным убежищем от распущенных насильников. Хулиганствует, по преимуществу, молодежь, но в пьяном виде и пожилые мужики мало уступают своим сыновьям в озорстве.
Сквернословие - безудержное, бесстыдное и бессмысленное - вошло в обиходный разговор. И высшая похвала, и деловая беседа, и наихудшее порицание выражаются только скверными словами. Без преувеличения можно сказать, что мужик у себя за столом и щи-то не сумеет похвалить без сквернословия.
Падение нравов неслыханное, дальше спускаться уже некуда, дальше - анархия, гибель. Дети бьют и убивают своих родителей, тем же платят и отцы детям. Страшными венерическими болезнями поражены иногда сплошь целые деревни. Сыновья насилуют своих матерей, отцы растлевают малолетних дочерей, братья вступают в кровосмесительную связь с родными сестрами. Девственницы даже в нежном 14-16-летнем возрасте теперь большая редкость в деревне. Изнасилование женщин, по большей части изнасилования скопом, когда кучка негодяев мало того, что удовлетворяет свои скотские похоти, но еще всячески издевается и калечит несчастные жертвы, перестали уже быть редким явлением.
И что всего характернее - разврат почти не скрывается. Стыд - качество, резко отличающее человека от бессловесной твари, не только пропадает, но уже совсем исчез в народе.
Не говоря уже о взрослых, я сам видел толпу девочек в возрасте от 7 до 12 лет, которые для того, чтобы досадить совершенно незнакомой им барыне, провинившейся только тем, что проходила мимо них, демонстративно и неотступно в течение нескольких минут показывали свою наготу, делали всевозможные неприличные телодвижения и выкрикивали такие ругательства, какие впору только самому опустившемуся мужику. Это было вскоре после революции. Помню, тогда это явление страшно, до боли и тоски, поразило меня, но я старался объяснить его тогдашним всеобщим возбуждением и озлоблением. Конечно, такое объяснение не могло удовлетворить меня. Впоследствии же, к несчастью, мне не раз приходилось убеждаться, что деревенские дети растут в зараженной атмосфере полной потери стыда, совести и представления об элементарных приличиях, которые еще не так давно крепко держались в мужицкой семье.
По всем признакам, как будто близятся те последние времена, о которых злой дух так говорил св. Андрею: "В те времена человеки будут злее меня, и малые дети превзойдут стариков лукавством. Тогда я не буду учить человеков ничему. Они сами будут исполнять волю мою".
Народ, под действием водки и просочившихся к нему еврейско-социалистических теорий впал в грубое отрицание веры отцов и отвернулся от церкви.
Священослужителей, походя, обругивают и поносят в глаза и за глаза, случается, что их оскорбляют действием. Пьяные мужики не стесняются в стенах храма изрыгать скверные слова. Деревенские священники свидетельствуют, что такие прискорбные явления вовсе нередки. Установленный объезд, с молитвой, своей православной паствы во многих местах для священослужителей стал сущей нравственной пыткой. Так потерял всякую меру в грубости и озорстве народ.
В одном селе, соседнем моей усадьбе, года три назад компания парней встретила крестный ход, имея закуренные цигарки в зубах, с гармониками, с пляской, руганью и с оранием мерзких песен. На увещевание священника прекратить кощунство, озорники скверно изругали его и пригрозили "намять ему бока", если не замолчит. Кощунники не понесли никакой кары, даже почему-то не было произведено никакого полицейского расследования.
Один седой, старый священник в нашем городке как-то жаловался мне, что его ни с того, ни с сего, встретив на улице, ругали самими скверными словами трое неизвестных парней. Ругань продолжалась долго, упорно, так что старик, выведенный из терпения, стал искать городового, но ругатели исчезли.
На днях я видел священника нашего прихода, который в этот день с дьяконом в полном облачении сопровождал покойника на кладбище. Встречный мужик, слегка пьяный, так безобразно, скверно орал и ругался, что этот снисходительный человек, много претерпевший грубостей и оскорблений от православных и прощавший им, тут не выдержал и об этом происшествии вынужден был довести до сведения полиции.
И таких возмущающих душу фактов можно привести тысячи. Никогда ничего похожего не было еще не в столь отдаленное время. Да никто из мужиков и помыслить-то не смел обругать священника. Должен оговориться, что такое, недопустимое в благоустроенном государстве, отношение к святыни и к священослужителям проявляется только в губерниях целиком великорусских. Ничего похожего нет в Малороссии, а о Белоруссии и говорить нечего. Там народ и теперь благоговеет перед святыней и отношение к служителям алтаря Господня в высшей степени почтительное.
Да что спрашивать с темного, распущенного народа?
Мы сами подаем ему в том пример. У нас православного священника обзывали в печати "грязной свиньей" и др. не менее "лестными" эпитетами, епископа "балаганным петрушкой". И все это делается невозбранно. Никому из нас и в голову не приходит вступиться за честь священного сана.
Между тем я ни разу не замечал, чтобы в той же печати неуважительно отзывались о католическом ксендзе, протестантском пасторе, магометанском мулле или иудейском раввине.
Всякому иноверному сану у нас полагается честь и уважение, отказано в них только православным священослужителям.
Что это? В каком государстве мы живем?
Кто же нас станет уважать, если мы позволяем всевозможным борзописцам безнаказанно издеваться и поносить то, что для всех нас должно быть священным и неприкосновенным?!
Куда же дальше идти?!
В деревенские праздники, которых всякая, даже нищая, великорусская деревня справляет пять-шесть раз в год, и тогда в каждый такой праздник пьют по три-четыре дня подряд, на улицах деревни творится что-то невообразимое. Точно не православные люди, а бесы и ведьмы собрались на мерзостный шабаш. В эти дни с утра начинается пьянство, орание неприличных по содержанию частушек, гудение бубнов, брань, сквернословие, напаивание для потехи маленьких детей... Нет таких интимнейших отправлений, которые не выполнялись бы открыто, на глазах у всех. И никого это безобразие не коробит, никто не только не заявляет протеста, но, наоборот, все глазеют, хохочут и в непристойностях стараются перещеголять друг друга.
В такие дни посторонним, особенно из "господ", небезопасно появляться на улицах празднующей деревни.
Кровопролитными драками с сокрушением ребер и черепов, почти с неизбежным, как закон, забиванием одного - двух насмерть, сопровождается такой разгул. Домохозяин, у которого один тулуп на всю, иногда многочисленную, семью, считает порухой своей чести, если не истратить на пропой в один праздник 20 - 25-ти рублей.
По меньшей мере 99% убийств происходит в пьяных драках и, главным образом, в праздники.
Министерство финансов так озабочено сбытом своего убийственного товара, что ограничивает до минимума дни, в которые не производится торговля питиями. Из года в год в наших местах я наблюдаю одно и то же явление: в Великую пятницу Страстной недели кабаки закрыты, и нигде - ни на дорогах, ни на улицах ближних деревень и городка - не видно ни одного пьяного, не слышно ни буйных окриков, ни смрадного сквернословия. Везде тихо, смирно и чинно. Но в Великую субботу все кабаки открыты. И, Боже мой, что творится в этот чтимый христианским миром день! Нигде нет ни прохода, ни проезда от бесчинствующих пьяных, от мерзостной ругани. Даже к Светлой заутрени являются в храм пьяные, а молодежь обоего пола открыто обделывают свои прелиминарные амурные дела не только в ограде, но даже иногда и в самой церкви. Стоишь во время торжественного богослужения в храме, а в сердце возмущение и злоба. Ведь ушей не заткнешь, глаз не закроешь. Какая уж тут молитва? Какой светлый праздник? Точно кто-нибудь взял да и наплевал в самую душу...
Теперь по воскресным дням все казенки закрыты, зато частные трактиры, кабаки и лавчонки торгуют беспрепятственно. Не все ли равно где напиться мужику: у порога ли казенной лавки или в частном кабаке? Да ведь частный-то кабак торгует казенной водкой.
Кому же можно таким способом действий отвести глаза?!
Показателем повышающейся или падающей преступности в населении бесспорно служит сравнительная статистика.
Я не стану утруждать ваше внимание цифрами по всем категориям уголовной преступности. Я ограничусь только цифрами возникших судебных дел об убийствах за ближайшие прошлые годы.
По сведениям министерства юстиции, всех таких дел в Империи за 1905 г. возникло 29,821, в 1906 г. - 36,548, за 1907 г. - 35,294, за 1908 г. - 33,298 и в 1909 г. - 30,942. К сожалению, сведений за самые последние годы пока не имеется. Для сравнения приведу цифры за некоторые, более ранние, "доконституционные", годы.
Дел об убийствах в 1890 г. возникло 9,254, в 1895 г. - 12.035 и в 1900 г. - 16,425.
Если сопоставить эти цифры, то русскому человеку есть о чем призадуматься. Возьмите две даты: 1890 и 1906 гг. Промежуток времени между ними всего только 15 лет, а, между тем, преступность населения по одной только, самой важной, категории уголовных дел повысилась почти вчетверо. Ведь нельзя же объяснить такое печальное явление исключительно только приростом населения. В 15 лет количество населения России, как нам достоверно известно, не только не учетверилось, но даже далеко не удвоилось.
Мне могут заметить, что я брал для сравнения спокойный 1890 и революционный 1906 года.
Тогда возьмем ближайшие к нам 1908 и 1909 годы, в которые наше правительство усиленно заявляло о полном успокоении и подавлении революции. А, между тем, соотношение между 1890 г. и этими двумя годами не может настраивать нас успокоительно.
Надо непременно оттенить одно чрезвычайно важное обстоятельство: именно то, что цифры официальной статистики являются показателями числа возникших судебных дел об убийствах - и только, о числе же жертв этих преступных деяний статистика умалчивает. Между тем, в судебной практике сплошь и рядом случается так, что одно дело возникает об убийстве двух, пяти, десяти и более человек.
Сколько людей ежегодно убивается в России в последний конституционный период, определить, хоть с некоторым приближением к истине, весьма затруднительно, потому что, насколько мне известно, статистики убитых никем не ведется. Но вот житейский пример, дающий некоторый ключ к разгадке затронутого мною вопроса; в Щегринской волости нашего Боровического уезда во второй половине 1910 г. и в первой 1911 г., всего в промежуток времени около одного года, убитых оказались 21 человек.
Почти все они были жертвами пьяных драк; перераненных же и искалеченных в этих безумных зверских свалках никто не считал, хотя таковых, обыкновенно, оказывается гораздо больше, чем убитых наповал.
Всех волостей у нас в уезде 28. Если допустить, что, в среднем, в каждой волости убивалось не по 20 человек, а только по 10, то за год получается внушительная сумма в 280 душ. При 11 уездах в Новгородской губ. годовая убыль убитыми будет равняться 3080 человекам. Ведь такая убыль стоит одного хорошего сражения. Та волость, в которой совершилось 21 убийство, - не самая преступная в нашем уезде, наш уезд, в свою очередь, - не самый преступный в Новгородской губернии. Уезды Белозерский, Кириловский, Старорусский, Крестецкий по ожесточенности и одичанию нравов оставляют далеко позади наш уезд. Правда, Новгородская губерния - одна из самых распущенных и преступных губерний, но по количеству убийств все-таки рекорд не побила. Говорят, будто бы некоторые из северо-восточных и поволжских губерний превзошли нашу в этом отношении. В России всего 97 губерний и областей. Правда, есть между ними такие, как губернии Малороссийские, Белорусские, Царства Польского, где преступность, по сравнению с Великороссийскими губерниями, значительно ниже, есть и такое население, как казачье Донской и Уральской областей, где убийство даже и в наши страшные распущенные времена является редким, неожиданным и горестным для самого населения исключением.
Приняв за среднюю норму для всей России только половину годовых убийств Новгородской губернии, мы получим сумму, приближающуюся к 150,000 человек. А искалеченных, перераненных в драках и сосчитать нельзя. Ведь такая убыль людей не уступит убыли иной кровопролитнейшей военной кампании!
По моему мнению , эти цифры будут ближе к действительности, чем цифры судебной статистики, потому что множество "убойных" дел совсем не являются предметом судебных разбирательств. Нынче на селе передрались, завтра помирились, а спустя некоторое время кто нибудь из "помятых" в драке, прохрипев положенное судьбою количество дней, мирно отходить к отцам. И никому дела нет до того, что покойник умер не от естественных причин, а от побоев.
Кроме того, по подсчету проф. Сикорского - ученого серьезного и добросовестного, у нас от опоя умирают до 200000 человек ежегодно. Вот каких кровавых гекатомб стоит нам винная монополия в связи с ослаблением власти!
Да ведь это какое-то повальное самоистребление! И потому только оно не поражает нас, потому только мы не кричим о нем, что уже втянулись в это страшное зло, привыкли к нему, сжились с ним и почти не замечаем его. Но, кроме того, еще в большей степени в последние годы повысились другие виды преступности: изнасилование, растление, всякого рода озорство, грабеж, воровство, кощунство, побои и т.п.
Кровопролитные драки так часты и так ожесточенны, особенно в великорусских деревнях, что в некоторых уездах среди молодежи, ежегодно посылаемой на призыв, считается уже редкостью встретить совершенно целого парня. Большинство является к телесному осмотру непременно со следами причиненных в драках повреждений.
Сложите все это вместе. Какая получится картина жизни нашего народа! Где тут место благообразию, человечности н здоровью населения?!
Представив себе все это, волей-неволей приходишь к весьма неутешительному заключению, что, вместе с обновленным строем, в обиход нашего народа внесены какие-то новые, нежелательные и крайне печальные факторы, сделавшие народную жизнь несравненно более нездоровой, более беспокойной и более тяжкой. И, мне кажется, такими болезнетворными факторами являются, в связи с ослаблением власти, необузданная свобода, падение веры и нравственности, повальное пьянство и мягкие судебные кары, налагаемые за преступления.
Доктор Экк доказывал, что в 60 - 70 годах прошлого столетия Россия по смертности населения занимала второе место в Европе, но уже в 80-х она стремительно выдвинулась на первое.
Дети, главным образом грудные, от дурного ухода, от недостаточного или отравленного алкоголем питания, мрут так, как нигде в мире, точно их нарочно отправляют на тот свет. По убийственным результатам, на самом деле, оно так и выходить. К 1903-му году Россия теряла до 2-х миллионов детей ежегодно. В наше время она теряет их несомненно гораздо больше, потому что в современной разлагающейся, пьяной мужицкой семье маленькое слабое существо, появившееся на свет Божий, требующее бдительного надзора, умелого ухода, кормления и ласки, является нежеланной обузой, от которой, по большей части, бессознательно хотят как нибудь избавиться.
Я лично всегда слышал в деревнях от отцов и матерей о своих потерянных детях почти всегда один и тот же стереотипный ответ: "Слава Богу, помер (померла), руки развязал..."
И это говорят о невинных малютках, будущей надежде России, говорят родители!
Воистину, бессловесные скоты проявляют куда больше нежности, ухода и заботливости к своему беспомощному потомству. Но надо же глубже вникнуть в подобные, незначительные на первый взгляд, факты.
И если вы вникните, то отсюда неизбежен логический вывод, что народ в массе своей дошел до той черты нравственного и экономического упадка, когда ему уже тягостны дети и когда он уже не желает их иметь. А это свидетельствует о начале вымирания.
В России насчитывается 23% женщин-алкоголичек, тогда как в Германии их меньше 6%.
Почти четверть матерей русского племени подвержены разрушительному, убийственному пороку. По этому поводу все ученые единогласно свидетельствуют, что матерью наследственные пороки передаются потомству сильнее, нежели отцом, что молоко матери-алкоголички смертоносно для ребенка. Да и что за дети родятся от алкоголиков! Хилые, малорослые, слабые, наклонные к преступности.
Для чего нужны государству такие будущие граждане? Они явятся только ненужным и вредным сором.
По заключению проф. Сикорского, почти все русское племя обратилось в племя алкоголиков. Такой вывод сам по себе ужасен для государства, потому что, по научным исследованиям, - уже в третьем поколении алкоголики не дают потомства. Проф. Форель говорит: "Откуда берется такое число воров-детей, бродяг, жестоких и бесстыдных убийц, лгунов и плутов? Откуда берутся эти бледные подростки, злоба и жестокость которых как бы обратно пропорциональны их телесному развитию и здоровью? Увы, посмотрите на современные рабочие классы: 80ш/о наших рабочих умирают алкоголиками.
Мне не раз приходилось рассматривать детей в рабочих слободках, ютящихся вблизи больших заводов и фабрик.
Боже мой, какое болезненно гнетущее впечатление выносится из этих невольных наблюдений! Сердце сжимается от боли, от какого-то оскорбления и не находишь себе места, пока не рассеются эти впечатления.
Это не дети, а тронутые морозом и подточенные червем, на тоненьких стебельках, наполовину увядшие цветы. Они малы, слабы, бескровны, почти все с какими-нибудь органическими недостатками, но вид вызывающий, наглый, а на младенческих устах циничная ругань.
Что здоровье и сила всего русского населения падают из года в год, это, как на чувствительном барометре, всего резче отражается на новобранцах в армии и флоте. В 1874 году, когда только что была введена всеобщая повинность, брали в войсковые части молодежь не менее 2 аршин 4 вершков роста. И армия наша физически была самой здоровой и сильной на свете.
Теперь рост новобранцев понижен на целых два вершка, ширину груди почти не меряют, и офицеры жалуются, что из года в год в войсковые части является молодежь корявая, истощенная, слабогрудая, с тонкими, как плети, руками. В больших городах, как Петербург и Москва, обнаруживается хронический недобор новобранцев из-за неудовлетворении призываемой молодежью самым минимальным физическим требованиям, хотя количество являющихся к призыву в 4 - 5 раз превышают потребное число новобранцев. Прежде, лет 20 назад, из войсковых частей ежегодно по болезненности отпускали домой всего 8% новобранцев, теперь же процент отпускаемых повысился до 30.
VI
Обаяние власти пропало в деревне. Я сам слышал от мужиков: "А какой закон? Кто его писал? А нас спросили? А может, на такой закон нету нашего согласия. Кто его писал, пущай тот его и исполняет, а мы не обязаны"... и т.п.
Такие явления не единичны. Целые деревни распропагандированы в этом стиле. Происходит это от постоянного подзуживания народа революционерами и свободной еврейской печатью против законных властей, способствует же такой распущенности то обстоятельство, что у ближайшего к народу начальства отнята власть немедленно карать.
Мужик в грош не ставит такое бессильное начальство и над ним же всячески издевается.
До 1905 года земский начальник был для народа еще внушительной фигурой, теперь же тот же земский начальник для того, чтобы наказать обругавшего его нарочно мужика, что случается довольно часто, должен или судиться с оскорбителем, что уже совсем уничтожает ту тень престижа, которую оставили за ним новые либеральные законоположения, или кланяться своему же подчиненному - волостному старшине, который имеет право посадить под арест своего провинившегося односельца, а земский начальник за отменой 56 полож. о зем. нач. этого права лишен.
Полицейские урядники поставлены в такое положение, что должны или покрывать и выгораживать преступников или жить под вечным страхом быть искалеченными, убитыми, подожженными и подвергать подобной же участи своих семейных. Теперь уже стало заурядным явлением, когда при попытке арестовать какого-нибудь пьяного озорника на урядника накидывается чуть ли не вся деревня и вступает с представителем власти в грубые пререкания и драку.
Не желающие изменять долгу бегут из службы. Я знаю урядника, служившего в нашем уезде, который, производя дознания, правой рукой писал протокол, а в левой для самозащиты вынужден был всегда держать наготове револьвер.
Убийцы, грабители, воры, поджигатели, о которых он по долгу службы производил дознание, тут же всячески поносили его, грозили убить, сжечь. И не к нему одному установилось такое отношение, а ко всем, кто не мироволит преступникам. С 1905 года это вошло в обычай. Затевать этим несчастным труженикам судебную волокиту с обидчиками - некогда и опасно.
Тот урядник, о котором я упомянул, человек прямой и мужественный, имевший семь человек детей, однако не выдержал и должен был уйти из каторжной службы. А сколько из них убитых и искалеченных?
Все лучшее, честное, надежное бежит из службы. Прекрасно чувствуют себя только мразь, взяточники, потатчики, укрыватели. Такие господа способствуют не уменьшению, а увеличению преступлений.
Можно ли еще ниже уронить в глазах народа представителей власти? По природе своей власть должна быть грозна, а у нас как раз обратно: население терроризирует низших представителей власти, и те, опутанные всевозможными статьями либеральных законов, постановлений, разъяснений, циркуляров, беззащитны перед озорной, распущенной чернью.
Такое, установившееся недавно, положение вещей логически ведет к тому, что население, обнаглевшее с низшими агентами власти, такой же метод отношений станет впоследствии применять и к более высшим. И этого не придется долго ждать. Либеральные суды держат руку мужика, и тот, зная это, творит, что ему вздумается, и сутяжничает без конца. Только в самые последние год-два присяжные заседатели кое-где в провинции стали выносить беспощадные приговоры убийцам, грабителям и изнасилователям. Чувство самосохранения заговорило в самом населении, главным образом в том же самом мужике, городские же обыватели еще и ныне склонны быть милостивыми к преступникам. Но тут суровые присяжные из народа, как и следовало ожидать, впали в некоторую, хотя и неизбежную в этом случае, крайность.
После долгой судейской либеральной "гуманности", выражавшейся в попустительстве и мироволении преступникам в исстрадавшемся населении разгорелась месть, и присяжные крушат теперь направо и налево, вместе с виновными осуждают и невинных.
Но и это мало помогает делу: количество преступлений сократилось весьма незначительно. Оно и понятно: пожар тушат вначале, а не тогда, когда весь дом снизу доверху охвачен пламенем.
Существующие теперь меры наказаний не устрашают, а развращают, разнеживают преступников и приводят их к выводу: зачем же в поте лица добывать хлеб свой, если его можно получать даром?
Народ освоился с тюрьмой, перестал стыдиться ее и идет туда с легким сердцем на отдых на даровые казенные хлеба и в теплую готовую квартиру, где работать не заставляют, а о семье заботятся попечительные тюремные комитеты.
По продуктивности своей трудоспособность русского народа всегда стояла низко, во всяком случае гораздо ниже трудоспособности западно-европейцев и американцев. Теперь наши экономисты отмечают, что трудоспособность эта во всех областях труда с каждым годом падает все ниже и ниже.
В северной России, например, во множестве сел и деревень, особенно близких к городам, в последние годы почти совершенно исчезли сады и огороды. Не выращивают даже капусту и лук.
Когда спрашиваешь у местных мужиков о причинах такого явления, они отвечают: "Да кто её знает. Бабы изленились, неколи на улицу ходить. Да и как займаться-то? Что ни посади, озорники уворуют, а вступись, тебя же изругают, а то и изобьют. Только остуда одна и больше ничего".
И действительно, при воровстве населения и полной безнаказанности невозможно уберечь от расхищения и истребления каких бы то ни было овощей, плодов и насаждений.
Озорники не только бесчинствуют и воруют по ночам, но грабят среди белого дня, вступая в рукопашные схватки со сторожами и хозяевами.
Но этого мало. Попробуйте поймать такого вора. Добровольно он вам в руки не дастся. Он оказывает вам сопротивление. Вы вынуждены к насилию. В борьбы вы причинили ему царапину. Вот у вора уже готов предлог притянуть вас к уголовному суду. И вместо потерпевшего вы рискуете очутиться на скамье подсудимых за насилие и побои.
Пойди, судись, доказывай свидетельскими показаниями свою правоту (а если и свидетелей-то не было?), веди процесс во всех инстанциях, живи под дамокловым мечом год, а то и более и сам не зная, кем в конце концов окажешься перед слепой Фемидой: потерпевшим или преступником?
Вот как ясно и совершенно формулированы наши законы!
Таковы ли порядки хотя бы у нашей соседки Германии?
Не говоря уже о садах и огородах, там даже все проезжие дороги обсажены фруктовыми деревьями и ни одному хозяину не придет в голову стеречь их, потому что никто не посмеет и подумать воспользоваться чужими плодами. Возможно ли что-либо похожее у нас?
Чем же достигнуто такое высокое уважение чужой собственности?
Культурностью населения? Гуманностью законов?
Нет. Культурность приобретена позже, а достигнуто это драконовскими законами и тяжкими телесными наказаниями, в течение веков практиковавшимися над любителями пользоваться чужой собственностью.
То же было в Австрии и Швеции.
В последние годы расплодился огромный класс бродяг-бездельников. Для того, чтобы избавить высших властей и столичных обывателей от неприятного и небезопасного сожительства, бродяг из столиц развозят в провинцию на казенный счет по железным дорогам, хотя это обстоятельство нисколько не мешает бродягам после такой принудительной экскурсии опять очутиться в городе или столице, когда они того пожелают. В деревнях же они всецело садятся на шею полунищему населению и становятся еще одним лишним бичом его.
Эта армия бродяг, босяков и хулиганов принципиально не желает трудиться. Мужик вынужден кормить, одевать и всячески обслуживать этот новый привилегированный класс людей и делает это он, конечно, не по доброй воле и не ради спасенья души, а только потому, что иначе бродяга обворует его, пырнет ножом в бок или подпустит ему "красного петуха". Что с него возьмешь? И что он теряет?
Полиция не в силах справиться с этим вредным элементом, потому что права этой армии тунеядцев ограждены нашими законами. Чины полиции, столичной и провинциальной, жалуются, что бродяги и хулиганы - Божие наказание для них. Пьяные, дерзкие, они обругивают, оскорбляют не только городовых и околоточных, но даже и приставов, к себе же требуют не только вежливого отношения, но прямо почтения, так как они - полноправные свободные граждане.
И приходится с этими вредными трутнями носиться, как с драгоценной посудой, иначе честному служаке, чаще всего обремененному семьей, по навету какого-нибудь бездельника, грозят всяческие служебные неприятности, а иногда и лишение должности.
Происходит это от того, что этот класс людей, живущий всецело преступлениями и за счет общественной благотворительности, не лишен никаких гражданских прав, что несправедливо, потому что эти люди не только избавили себя от всяких обязанностей к государству, но прямо враждебны и вредны ему. Высшее же наше чиновничество, выросшее и воспитанное в атмосфере ложных либеральных внушений, обыкновенно мало знакомо с изнанкой жизни. Ложный наш либерализм тем и пагубен, что его теория чаще всего находится в величайшем противоречии с жизнью. И у высшего чиновничества устанавливается маниловское отношение к бездельникам как к каким-то жертвам общественного строя, как к каким-то униженным и оскорбленным. Достойно упоминания одно обстоятельство: вот уже целый год как бродячие элементы подняли головы. Мирное население они пугают нынешним 1912 годом.
Они грозят, что в текущий год будто бы произойдут такие события, которые перевернут вверх дном весь строй государства и улучшат их положение за счет мирного трудящегося населения.
Пренебрегать такими темными слухами нельзя по той причине, что вся эта армия находится в поле зрения революционных и анархических элементов страны, которые в будущей революции рассчитывают на нее как на пушечное мясо. Несомненно, что такие внушения идут от революционных организаций, а это значит, что революционеры готовятся к новым выступлениям в этом году.
VII
Положение землевладельцев среди океана озлобленного, распропагандированного, спившегося, обнаглевшего, отбившегося от труда крестьянства поистине трагическое.
Теперешний мужик, в массе своей, совершенно потерял всякое представление о долге и справедливости. В его понятии грани между добром и злом стерлись без остатка. Оказанное ему добро мужик толкует как уступку ему, а побуждением к уступке считает питаемую будто бы боязнь к нему. В таких случаях наглости мужика уже не видно пределов. И за добро, как и за зло, он мстит чем и как хочет. Возможностей же мщения у мужика всегда полны руки. Запахивает у помещика землю, травит его поля, луга, рубит лес, опустошает сады и огороды, жжет собранный хлеб, сено, строения, наконец - оскорбляет и обругивает. Одним женщинам и детям без провожатых опасно появляться за чертой усадьбы.
Дошло до того, что трудно, почти невозможно, подобрать мало-мальски знающих и добросовестных служащих и рабочих. Все это - народ неумелый и не желающий уметь что-либо делать. Порча машин и орудий, лошадей и скота - вещь заурядная, почти вошедшая в систему, нечто в роде французского саботажа. Хулиганский клич: "царского да барского беречь нечего!" стал как бы лозунгом народа.
Виновников поджога почти никогда нельзя посадить на скамью подсудимых, хотя бы все в округе указывали на них пальцами. Так заботливо и полно оградил наш закон интересы не потерпевших, а поджигателей. Результат: усадьбы и деревни горят беспрепятственно. Способствует ли это обогащению России? Средств взыскать со служащих за испорченный инвентарь или с соседей-мужиков за злостные потравы, порубки или за воровство у землевладельцев нет никаких. Одна судебная волокита, помимо денег, стоит еще и испорченной крови и много даром потерянного времени, и, если даже потерпевший землевладелец во всех инстанциях выиграет процесс, с мужика, даже зажиточного, взять нечего. По закону, некоторые крестьянские жилые строения, скот, лошади не отчуждаются на погашение частных претензий, сам же мужик ни за что не заплатит по исполнительному листу.
Да и выиграть землевладельцу самый справедливый судебный процесс, когда ответчиком является мужик, почти невозможно по той причине, что в свидетели по мужицкой солидарности, или же боясь мести со стороны виновного, никто не идет. А между тем вор за то только, что его законно таскали по судам, уже является мстителем, и его издевательствам и пакостям не предвидится конца.
Благодаря так сложившейся обстановке, те из землевладельцев, кто имеет хоть какую-нибудь возможность, бросают разорительное хозяйство, связанное с каторжной жизнью, продают земли и бегут из насиженных родовых гнезд в города - там под покровом властей и полиции жить все-таки спокойнее и безопаснее. Те же, кто вынужден безвыходными обстоятельствами оставаться на местах, влачат ужасающее существование. Их, походя, оскорбляют, обворовывают, грозят убить, сжечь, вывести с корнем. И, в силу неумолимой необходимости, приходится молчать и терпеть, терпеть без конца, потому что защиты своих человеческих прав ждать не откуда.
Такое положение вещей ведет к тому, что мелкие помещики, т. е. тот элемент, который с грехом пополам все-таки обслуживает теперь провинциальное земство, дворянские учреждения, исполняет полицейско-судебные функции, поздно ли, рано будет выкурен из деревни. Что же тогда станет с деревней? Ведь и сейчас в наиболее пострадавших от разгромов в 1905-06 гг. губерниях по недостатку культурных людей стало затруднительно замещать земские должности. На современного же мужичка, темного, невежественного, преступного, но с разгоревшимися аппетитами и начиненного самомнением, свалить всю земскую работу было бы просто безумием. Тогда надо поставить крест на всякое культурное начинание и на все земское дело в России. Ведь единственный культурно-консервативный элемент в деревне - землевладельцы; их усадьбы являлись культурными очагами среди океана невежественного народа. С исчезновением этих элементов, с погашением этих очагов останется одна темная народная масса. Кому в руки она попадет? Земским врачам, фельдшерам и акушеркам, в большинстве еврейского происхождения, революционным народным учителям, кулакам-евреям, расползшимся после 1905 г. по всем городам России, третьему земскому элементу, полуобразованному, завистливому и сплошь революционному. Так ведь этого и добивается еврейство. Ведь это частичное осуществление его программы, это важный этап на пути завоевания и порабощения России. Дальше их дело пойдет как по маслу. Они явятся фактическими хозяевами страны. И не надо быть пророком, чтобы предвидеть, что через какие-нибудь два поколения русского землевладения и русского культурного класса не будет в России. Все будет съедено и вытеснено евреем. Потомки нынешних знатных родов будут лакеями и горничными у еврейских отпрысков. Что же тогда будет с Россией и троном? Конечно, она разорвется на отдельные штаты с президентами, еврейскими ставленниками во главе.
Планомерность действий еврейства в разорении и материальном и нравственном порабощении России достойна удивления.
С 1905 года евреи расползлись и заполнили все города вне черты оседлости и, в виде торговцев, ремесленников, аптекарей, врачей, фельдшеров, акушерок, частой сетью покрыли наше отечество. Из городов они протянули свои цепкие щупальцы и на деревню. Преумножая свои капиталы за наш счет, они являются самыми фанатичными и трудно уследимыми пропагандистами социалистических и революционных идей среди невежественного народа.
Хлебный экспорт, наше главное богатство, почти весь в их руках, за исключением незначительной части, попавшей в руки греков и других инородцев. Лесное дело в северной России, т.е. вне черты оседлости, сплошь в руках этих недавних пришельцев, и полчища их растут, нашествие беспрерывно и беспрепятственно продолжается изо дня в день. Лес выводится варварски, безжалостно. Там, где еще недавно были дремучие чащи, теперь торчат унылые пни и кочки на болотах. Еврей не насаждал, не растил, не оберегал деревьев, и ему, как истому паразиту, не жаль нашего добра. Он изведет и съест все, что можно, и откочует. Множество имений в северной России, вопреки закону, попали в руки евреев. Этот новый помещичий класс хозяйства не ведет. Для этого надо любить землю и иметь творческую жилку в душе. У кочевника, ростовщика и циника, по своей бедной природе, таких качеств не оказывается. И евреи уничтожают и распродают все, что только возможно перевести на деньги: леса, садовые насаждения на сруб, скот, лошадей, инвентарь, включительно до оконных рам, металлических дверных ручек и печных вьюшек в барских домах. То, что накоплялось с любовью, часто с жертвами, иногда целым рядом поколений русских людей, для ненасытного кочевника является только предметом торга и наживы. Истощив землю, еврей делает с нею всевозможные мошеннические операции, обирая тех же доверчивых русских людей, а потом, по вздутым ценам, распродает ее окрестным крестьянам.
VIII
Евреи, поселившись в русских городах, в силу своей солидарности и благодаря огромному кредиту в еврейских банках, которых питает русскими деньгами наш Государственный Банк, быстро овладевают торговлей, ремеслами и промыслами, пуская по миру русских конкурентов. В результате в короткое время ощущается страшная дороговизна на все предметы потребления и все товары оказываются самого низкого и непрочного качества. Трудовое население начинает во всем испытывать нужду, родится недовольство, и еврей и наша слепорожденная интеллигенция, подкрепленная огромной армией наплодившейся в последние годы полуинтеллигенции, со своей преступной пропагандой, тут как тут.
Все беды сваливают на голову правительства. Против него науськивают народ. Наивно было бы думать, что главное занятие евреев в русских городах легальная торговля и ремесла.
Ремеслами они почти не занимаются. Свои мастерские лавчонки держат только для приобретения прав на жительство. Работают у них русские мастера, сами же они, помимо революционной пропаганды, занимаются скупкой и перепродажей краденого. Вся Россия, от Архангельска и до Тифлиса, от Варшавы до Перми и Владивостока, покрыта сетью тайных воровских еврейских притонов.
Загулявший лакей, стянувший шубу или сюртук у своего барина, горничная, уворовавшая кольца, серьги или кружева у своей хозяйки, мужик, стащивший сапоги и шапку с своего пьяного, заснувшего на дороги односельца, заводской или фабричный рабочий, которому после перепоя не на что опохмелиться, отвинтивший рычаг или гайки у дорогой машины, - все они несут краденое к еврею.
Там все канет, как ключ ко дну. Никакая полиция не отыщет. Еврей даст вору денег, конечно, ничтожную сумму, одну десятую или двадцатую часть стоимости принесенной вещи.
Вор не может выдать еврея, потому что он у того всегда в руках, и тот дает ему легкий заработок, еврею невыгодно и рискованно выдавать вора, и по пословице: "Рука руку моет", они годами, ради обоюдного прибытка, без помехи оперируют сообща. Если бы не существовало организованных еврейских воровских притонов, было бы несравненно меньше соблазна воровать, потому что некуда сбывать.
А в этом случае все идет по коммерческому закону: "спрос родит предложение". Этим я не хочу сказать, что, не будь евреев в русских городах, не было бы совсем и воровства, но я утверждаю, что воровство увеличивается в огромной прогрессии там, где поселяются евреи.
Краденые шубы, сюртуки, платья перекраиваются, перешиваются или просто разрезываются на куски в особых тайных еврейских мастерских. Если бы и нагрянула с обыском полиция, то потерпевшим хозяевам и не узнать своих уворованных вещей в их новом виде, а следовательно и уличить в воровстве хозяина притона нельзя, но за то, пожалуй, можно угодить под суд за оскорбление "честного" гражданина.
Все уворованное, преимущественно с ночными поездами, отправляется в дальние города. То, что скрадено в Петербурге, через короткое время очутится в Варшаве, Курске, Перми и продастся в тамошних еврейских магазинах и лавках; скраденное на юге таким же способом сплавляется на остальные три стороны России и даже заграницу, и так далее. И что всего удивительнее, и обыватели, и полиция отлично осведомлены о преступных еврейских операциях и относятся к ним как к неизбежному, чуть что не узаконенному, злу.
Аптекарское дело - дело народного здравия, сплошь в руках инородцев: немцев, поляков и, главным образом, евреев. Исколесив почти всю Россию вдоль и поперек, я нашел только в одном русском городе, в Петербурге, единственную аптеку, принадлежавшую русскому по крови человеку.
Получается очень странное явление, например: у нас в Боровичах - коренном русском городе, не включенном в черту еврейской оседлости, на население свыше 20000 человек имеются только две аптеки, и обе еврейские. Третьей аптеки закон открыть не позволяет, дабы не нарушить интересы содержателей аптек. Какая забота со стороны закона о прибылях торгашей, а не о пользах и нуждах страждущего населения! Это уже монополия.
Какой-то специалист сделал подсчет, по которому выходит, что мы, обыватели, по аптекарским таксам платим за фунт сахара что-то около 23 р., а в лавках его можно купить за 14-16 коп., за бочку дистиллированной воды 28 руб. За что мы платим такую несправедливую, непомерную дань инородцам, да еще таким смертельным врагам нашим, каковыми являются евреи? Ведь таким способом материально ослабляя себя, мы, тем самым, усиливаем их в борьбе с нами. И мало того, что платим им по безумно высоким расценкам, но у нас никогда не может быть уверенности, что некоторые купленные дорогие патентованные средства не есть бессовестная жидовская подделка, что обыкновенные лекарства изготовлены достаточно добросовестно и опрятно, что, наконец, не отравят, намеренно или случайно, меня, жену, отца, брата или моего ребенка!
Ведь аптечное дело - одно из самых темных, недоступных для постороннего глаза дело. Не говоря уже о безграмотном народе, но громаднейшая часть образованного русского общества ни малейшего понятия не имеет о химических составах лекарств. И закон наш, елико возможно, позаботился оградить аптекарей от ответственности: единственные компетентные люди - доктора - лишены права преследовать судом аптекарей за упущения, недобросовестность и злоупотребления, а обыватели, которым право преследования не возбраняется, ничего не смыслят в составах лекарств, следовательно, не могут отстаивать своих интересов. И, таким образом, инородцы-аптекари являются полными, непререкаемыми господами положения.
Так обворовывается и обирается Россия, и обывателю бороться с этим злом, отстаивать свой достаток невозможно по той причине, что далеко не все отдают ясный отчет в бесшумном ограблении отечества, а главный потребитель и плательщик - многомиллионная народная масса темна, пьяна и инертна.
Между тем из всех этих ничтожных, повседневных фактов, из суммы этих мелких слагаемых и получается вся громаднонесущаяся жизнь мировой державы, и надо сознаться, что все эти повседневные факты складываются не в пользу, не к благоденствию господствующей народности, а как раз наоборот - к истощению, к бесполезному изматыванию ее материальных и духовных сил.
То, что сказано мной по двум коренным вопросам народного и государственного недуга, - только одна малая часть того, что можно бы сказать, но тогда пришлось бы написать целые тома.
Я не верю в Россию, не верю в ее будто бы неисчерпаемые силы, не верю в ее будущность, если она немедленно не свернет на другую дорогу с того расточительного и гибельного пути жизни, по которому она с некоторого времени пошла.
Потенциальная сила народа тогда только внушает веру в себя, когда она расходуется в меру, при перевесе постоянного стихийного пополнения. У нас же этот Божеский закон нарушен. Мы зря, безумно, как азартные, нерасчетливые и недальновидные игроки, тратим силы народа, не заботясь о непременном соответствующем пополнении их.
Представим себе огромное вместилище, которое долго, медленно наполнялось водами и, наконец, налилось до краев.
Тогда пришли люди и, желая использовать воды из резервуара, от берегов его к скатам вырыли множество канавок. И вот вода по-немногу, но беспрестанно стала стекать по этим канавкам в низменные долины. Питающие резервуар высокие горные ледники и атмосферные осадки не в состоянии пополнить чрезмерную убыль. Вода в резервуаре все понижается и понижается, а люди все углубляют и углубляют канавки. И не подлежит сомнению, что если вовремя не засыпать часть канавок, то настанет такая пора, когда водное вместилище окажется пустым.
Нечто похожее творится на наших глазах и с русским племенем.
По последним переписям - наибольший прирост населения в Российской Империи дают окраины, т. е. инородцы, там живущие, и, в особенности, евреи. Эти, последние, плодятся, как грибы-поганки после обильного дождя, между тем как в великорусских губерниях прирост почти остановился, а в некоторых из них население пошло на убыль.
Один этот факт наводит на тревожные размышления.
Если правительство немедленно и решительно не откажется от политики спаивания народа, если не обуздает развратителя и кровопийцу-еврея, если не уничтожит преступную пропаганду в обществе и народа, то через 8, много через 10 лет, почти весь солдатский состав нашей доблестной армии, ее физическая мощь, будет сплошь переполнен худосочными, малосильными, низкорослыми вырожденцами, с опустошенной пропагандой душой и хулиганскими замашками и навыками.
IX
Извне мы окружены могущественными, трезвыми врагами, внутри нас разъедает инородчина, одолевают скверные болезни, гибельные пороки, преступная пропаганда и смертоносная водка. Грозные события могут надвинуться на нас в каждую минуту и, как всегда, навалиться неожиданно. Что делать, когда пробьет роковой час испытания? Можно ли будет тогда с твердой уверенностью в успехе опереться на хворую, с отравленной душой и опустошенным сердцем армию? Что нас ждет впереди? Не хочу брать на себя неблагодарную роль пророка горя, бед и непоправимых несчастий и молю Бога, чтобы мое пророчество никогда не сбылось.
Но, по моему мнению, когда грянет неотвратимый гром и Бог судит нам воевать, наше внутреннее положение окажется куда более критическим и опасным, чем в 1905-1906 годах.
И вот почему: ко времени прошлой революции тлетворные идеи заразили собою только нашу интеллигенцию, полуинтеллигенцию, инородчину и рабочих. Громадная масса народа, хотя пьяная, еще не была достаточно развращена и распропагандирована. Еще в сердце народа жило почтение к власти и боязнь ее, а душу посещал Бог. Шесть лет безсудья, анархии и страшно возросшего пьянства вытравили из души народа все те остатки благородного и хорошего, что он унаследовал от предков. Теперь народ отшатнулся от церкви и перестал бояться и уважать власть. Еврейство за эти годы необычайно усилило и укрепило свои позиции, держит под длительной осадой и самые верхи власти. Преступная пропаганда тысячами способов ушла в глубь до самого дна и расползлась, как скверная зараза, по всей шири России.
Страшно сказать, но даже в таком чудеснодисциплинированном, не только любящем, но буквально обожающем своих Монархов, населении, как казачье, появилось опасное брожение. На Дону, Кубани, Тереке, Урале массы казачества еще по-прежнему, как их отцы и деды, по Царскому мановению готовы лечь костьми, отстаивая Престол и отечество, но тамошняя интеллигенция и многочисленная полуинтеллигенция едва ли не поголовно погублена социализмом, захватив в свои ряды и часть казачьего офицерства, и уже среди самого населения встречаются преступные единицы. Есть неблагозвучная, но меткая народная пословица: "Паршивая овца все стадо портит". Казачество было крепко своим единомыслием и единодушием, своей верой в грозную, нерушимую, гремящую на весь мир славу своего Царя и в неодолимую силу своей родины.
Теперь этой крепости грозит страшная опасность.
Как солнце, закрытое черными тучами, померкла слава, поколеблена, поругана вера. Целое полстолетие понемногу, шаг за шагом убивают доблестный дух прирожденного воина-казака, принижают его до общего серого уровня, потихоньку сводят на нет, отнимают у него древние права и преимущества, дарованные ему и утвержденные за ним целым рядом российских венценосцев.
А ведь эти права и преимущества добыты не случайным счастьем, не пронырством, не обманом, не наглостью, а самою дорогой ценой, какая есть на свете - ценою геройской беспрерывной службы и ценою крови его доблестных дедов и отцов. Этой священной для него кровью, как обильной Божьей росой, полита не только своя родимая земля, но и чужие поля, расстилающиеся на все четыре стороны света. Какой народ, какое племя принесло столько неоценимых жертв на алтарь своего отечества?
Нет такого другого племени на земле.
И когда казака принижали, когда отбирали принадлежащее ему, он сносил все безропотно, безмолвно, в наивной простоте своей бесхитростной души полагая, что так надо для счастья и славы родины, что так хочет начальство, поставленное над ним Царем.
Теперь что же такое произошло на свете? За что обрушилось на него такое несчастье, унижение, позор, позор самый тяжкий для него, позор на поле брани, т.е. там, где он никогда не находил соперников, себе равных, где он привык всегда побеждать и никогда не допускал мысли, чтобы нашлась на земле такая сила, которая могла бы взять верх над ним?
Теперь он хмурится, в сердце его накипает и растет обида, от тяжких дум отважное чело клонится долу. Мысль о страшной измене преследует его. Он видит ее везде. А тут ему, смятенному, потерявшему равновесие духа, шепчут на ухо всякие преступные мысли, подсовывают мятежные книжки.
Не надо забывать, что казак - натура цельная, крайняя, середины не выносит. Если он верен, то верен до гроба, если бунтует, то бунтует до конца. Надо помнить, что Разины, Булавины, Некрасовы и Пугачевы, все эти бунтари, потрясавшие государство - сыны Тихого Дона.
Революции и бунты не могут у нас иметь решительного успеха до тех пор, пока за целость Престола и России стоит казачество. Но, сохрани Бог, если оно поколеблется...
Враги России поняли это и напрягают все усилия, чтобы склонить на свою сторону казаков. Особенным их вниманием пользуется казачье офицерство. Знает ли правительство, какая смертельная опасность готовится родине?
Надо теперь же, пока не поздно, крепко об этом подумать и оградить от смертельной заразы наш древний самобытный орден прирожденных воинов. Надо забыть о расказачивании казака как о печальной и гибельной ошибки.
Не говоря уже о подпольной печати, которая своими листками в последние годы наводняла темную деревню, грязные еврейские газетки, вроде "Биржевых Ведомостей", "Копеек" и т.п., проникли в народ и сделали страшные опустошения в его душе. Они опаснее подпольных листков, потому что действуют, как медленная, но верная отрава. Не надо забывать, что народ настолько невежествен, что каждое печатное слово считает истиной. "Ежели бы это была неправда, ее не печатали бы", - говорит народ о газетных статьях.
Теперь он считает себя обиженным, обойден ным господами и властями и .уверен, что они одни - единственное препятствие к его счастью, каковое полагает в водке в полную волюшку и в ничегонеделании, на манер господ.
Революционеры напели ему в уши, что господа только и делают, что отъедаются на его хлебах, развлекаются и отдыхают, что им не житье, а рай, а трудится за всех только он один, народ.
Отсюда выводы, что тунеядцы-господа ограбили его начисто, а, по Божескому закону, - вся земля и то, что она дает, должны принадлежать одному ему, землеробу.
А так как его аппетиты, возбужденные до болезненности, не удовлетворены, то он ходит весь насыщенный глубоким, глухим недовольством.
Оно, как хмель в пьяной голове, постоянно бредит в нем, отравляет жизнь, часто прорываясь в мелочах повседневного обихода, и ждет только прикосновения электрической искры достаточной силы, чтобы последовал взрыв.
И гомерическое, все возрастающее пьянство в тайниках народного сознания имеет своим оправданием надежду, что скоро-скоро вся земля и все ее богатства будут переделены между черным народом.
По своей темноте он думает, что земли так бесконечно много, что богатства так сказочно неисчерпаемы, что их в век не пропить и не проесть не только ему, но даже его внукам и правнукам, а в ожидании таких великих благополучий почему же и не пропить те ничтожные гроши, которые иногда появляются у него в руках.
И народ доспел теперь до революции. Он перестает быть народом-созидателем, народом-государственником, а с головокружительной быстротой всей своей громадой обращается в преступную чернь.
В случае какого-нибудь внешнего столкновения н неудач, а на войне от поражений никто не застрахован, народ пойдет убивать и грабить всех и вся, доколе камня на камне не останется.
И Россия в настоящем положении моему воображению рисуется как безбрежный, взбаломученный океан, голодный и злобный. Кое-где над его встревоженной, рокочущей поверхностью высятся редкие благословенные островки. То палаты и дворцы вельмож и богачей. Там живется прилично, легко, приятно и чинно. Что злобный океан уж яростно лижет гранитные ступени, на то стараются не обращать внимания. "До нас высоко. Не посмеют!" - думается ленивым и благодушным обитателям палат.
Но если океан взревет и вскинется, если рухнут и гранитные ступени, и нижние этажи? Ведь и разбитые верхи очутятся тогда на дне слепого, злобного чудовища.
X
Не хулу на русский народ хочу я нести, не оплевывание, не осуждение. Как могу я, русский человек по крови и духу, поднять дерзостную руку на родившего меня или уподобиться тому недостойному сыну Ноя, который не только сам смеялся над наготой своего упившегося отца, но даже толкал на издевательство и братьев своих? Нет, нет, только боль безысходная, неотступная - за гибнущую бедную Родину и желание помочь ей выбраться из смертоносного тупика на широкую, прямую дорогу, заставили меня горькими словами рассказать вам историю, "печальнее которой нет на свете", с тем, чтобы предупредить, какие тяжкие последствия ждут нас в надвигающемся, как черная туча, и уже близком, грядущем.
Я не только верю, но верую и утверждаю, что русский народ, один из самых лучших, из самых даровитейших народов мира, может быть, самый одареннейших из всех, какие когда-либо существовали на нашей планете. Диапазон души его громаден. Полнотой и потрясающей силой все гаммы и аккорды звучат в ней и странные противоположности уживаются рядом: детская нежная песнь и разухабистая, срамная, сквернословная частушка; бесшабашный, с неоглядным размахом разгул и глубокое, чистосердечное покаяние; возвышенный хорал и мерзкое кощунство над святыней; торжественный победный марш и горячее, до самопожертвования, сочувствие не только чужому горю, но и горю врага - все умещается в этой загадочной душе, все находит в ней глубочайший отклик.
Но безмерная одаренность, не находя себе достойного применения, и является причиной его больших пороков и гибельных ошибок.
В силу этой сверхнужной одаренности русская душа с тысячами смутных хотений, с тысячами неосознанных возможностей, подобно безбрежному океану, разливается через край, куда придется, и русский народ, носитель такой странной, такой мятежной, такой богатой души, как бы от века обречен созерцать разом обе бездны бытия: бездну вверху и бездну под ногами. Он как бы живет в постоянном соприкосновении с обеими. Они притягивают его к себе, неотступно борятся за обладание им.
Он одинаково в любую минуту может стать и величайшим героем, равного которому не найти и подвигам которого будет удивляться и в восхищении рукоплескать потрясенный мир, и низким злодеем, от гнусности которого вздрогнет земля, - смотря по тому, какая бездна возьмет верх над ним.
Про русский народ сложилась вредная легенда, что он безволен. Это клеветническая выдумка его врагов, главным образом - побежденных им народов и покоренных инородцев, отъевшихся на его хлебах и охамевших перед беспечным, осла6евшим победителем.
Великий народ, потом и кровью неисчислимого ряда поколений создавший мировую державу, не мог не быть обладателем такой воли, которая двигает горами.
И наш народ обладал этой волей пока впереди видна была великая цель и крестный государственный путь оснащался светозарными маяками.
Великой целью были могущество, честь и слава нашей родины, лучезарными маяками - православие и царская власть.
Светившие ярко маяки задуваются зловонными жидовскими устами; жидовским куревом окурены народные очи и в кромешной тьме жидовского тумана не разглядеть уже высокой цели. Народ заплутался, потеряв смысл своего существования, и со звериным ревом тяжелой глыбой ринулся в нижнюю бездну.
Безверие и социалистические учения, давно уже привитые верхним классам объевреившимися школой и печатью, по неизбежному закону моды и подражания сползли в народную толщу и взбаламутили и возмутили ясный и спокойный дух ее. Народ утратил облагораживающую и сдерживающую его низменные инстинкты веру; великая цель скрылась из глаз. Естественно, что все помыслы, все желания его устремились к брюху. Скотская природа взяла верх над духом, задавила его. А тут ему подсунули кабак со всеми его очарованиями.
Доступ к нему был заботливо расчищен: все преграды срыты и сравнены с землей, как хорошо наезжанная дорога... Точно с ножом к горлу приставали к нему и чуть что не приказывали: "Пей!"
И народ-герой, народ-страстотерпец, богатырь телом и духом, веками выпестованный и взлелеянный матерью-церковью, богобоязненный, чтущий власть и законы, добросердечный, жалостливый и умный, вместе с своими трудовыми грошами все снес в кабак: и свое беспримерное геройство, и непобедимое богатырство, и все бесценные сокровища духа своего, и теперь отупелым, озлобленным, расслабленным калекой толчется у кабацкой стойки.
Такой народ обращается в омерзительную, ничем духовным не спаянную чернь, отдельные индивидумы которой, как пауки в банке, готовы каждую минуту ни за что ни про что пожрать друг друга, и только, уже ослабевшее теперь механическое соединение в виде государства не дает окончательно разнуздаться темным страстям. Природа жестоко мстит за нарушение ее законов, завещанных Творцом. У нас закон нарушен, спасительное равновесие безбожно поколеблено и, как неотвратимое последствие такого греха, - мы гибнем.
Но ведь сам народ, как сила слепая, стихийная, только материал, из которого лепи, что хочешь. Как из одного и того же куска глины один скульптор может создать великое художественное произведение, возвышенную, вдохновенную хвалу Творцу, так другой, из того же материала, слепит какую нибудь гнусность или никуда негодную, неумелую вещь.
Разум народа - его верхние классы, дисциплинирующая воля и руководящий мозг - его правительство. Эти два элемента, и особенно последний, являются скульпторами, мастерами народной жизни.
Не глина виновата, если произведение из нее оказалось неудачным, не народ повинен, если угасла в нем животворящая вера, если искажен и замутился его дух, если веками сложившийся быт его не только не совершенствуется, но с каждым месяцем и годом уродуется и разлагается, благодаря чему и сам народ обращается в омерзительную, ничем органическим и ничем духовным неспаянную чернь.
ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ?
Доклад, прочитанный автором в Русском Собрании 7-го марта 1912 года.
Мертвых не лечат, их хоронят, и самое большее - это творят им немногословную память.
И я не имел бы чести сегодня ничего говорить вам, милостивые государыни и милостивые государи, если бы народ наш был мертв.
Нет, он не мертв, он только болен, болен тяжко, а в его гигантском теле болезнь прогрессирует так быстро, что если не поспешить с самым энергичным лечением, то смерть неизбежна.
Тогда, само собой разумеется, врачи уже не нужны.
А пока жив народ, нам приходится и думать за него о жизни.
После нашей несчастной войны с Японией наступила революционная разруха, а потом потянулись мрачные пореволюционные годы.
В городах - страшная деморализация общества, беснование интеллигентной революционной черни, требование конституции, республики, автономий и т.п., убийства верных слуг Престола и отечества, бездействие и растерянность властей. В деревнях - пьянство, разврат, безбожие, беспрепятственное самоистребление и террор черни.
На судах за зверские убийства - 2-6 месяцев тюремного заключения и церковное покаяние, которое, на практике, не только не применяется, но даже засмеяли бы того, кто вздумал бы серьезно настаивать на исполнении его.
Еврейская печать праздновала победу и восхваляла свободу озорства, распутства, всяческого безобразия и самоистребления народного.
И никто не смел пикнуть, никто не решался зажать рот этой грязной подстрекательнице к преступлениям.
Одна только правая печать и правые организации еще кричали, еще боролись против попрания справедливости и порядка в государстве, но их слабый голос заглушался торжествующим хрюканием слепорожденной полуинородческой интеллигенции и неистовым гвалтом жидовства.
Глядя вокруг себя на творящиеся всюду безобразия и беззакония, часто приходилось обращаться к небу и вопрошать: да когда же чаша гнева Господня изольется до дна на голову многогрешной России? Или гнев Господен беспределен и чаша не опорожнится до тех пор, пока наша великая родина не обратится в жалкие клочки? Охватывало отчаяние.
Но "Бог творит знамения, когда умножается зло", говорит один из проникновеннейших св. Отцов церкви.
И вот после ряда лет безумного, омерзительного беснования смрадная мгла, окутавшая русскую землю, как будто начала местами прорезываться, как будто кое-где слабо забрезжили световые блики. Народ своим стихийным звериным чутьем почуял в водке, безвластии, безсудьи свою смертельную беду, и стихийное чувство самосохранения заговорило в нем.
Над родной, оскверненной тысячами злодеяний землей, показывается бледный, помертвелый лик народа. В недавно осатанелых, пьяных глазах теперь как бы горькое раздумье, как бы испуг, на искривленных, сквернословных устах - мольба... И, как шум неспокойного моря, из тысячей деревень и городов несется к правительству и частным лицам эта мольба, этот вопль народный, обратившийся в сплошной стон: "Уберите от нас кабаки! Они погубили нас, лишили здоровья, достатка, стыда, совести. Наша жизнь обратилась в сплошной ад. Если вы крещеные, если у вас есть крест на шее, ради Христа, уберите от нас кабаки!".
Судьи совести - присяжные заседатели из народа (но только из народа) - выносят теперь беспощадные приговоры убийцам, ворам, кощунникам, грабителям и растлителям.
Судом, как единственным законным оружием, они борются с неслыханной народной преступностью, борются и изнемогают.
Народ, ежечасно испытывающий на своем собственном горбу все великие и многообразные прелести "свобод", прямо стонет от них, на современные мягкие судебные кары открыто негодует и возмущенно заявляет, что у нас нет настоящего суда, нет действительно устрашающего возмездия за бесчисленные преступления, что теперешние гуманные суды способствуют не уменьшению, а чрезвычайному увеличению преступности.
"Из песни слова не выкинешь!". Тяжко признаться, но раз открыл рот, надо же договаривать до конца.
"Хошь бы кто другой пришел да забрал нас под свою власть. Лишь бы порядок наладил. А подчиняться все едино кому".
Вот какие речи раздаются среди измотанного народа.
Это знаменует собою весьма опасный симптом. Это значит, что народ изверился в свои суды и власти, и в его отчаявшейся голове бродит иногда мысль и о чужом завоевательном владычестве.
Как животные, Богом вложенным в них чутьем, умеют выбирать травы, исцеляющие их от смертельных заболеваний, так и народ, ведущий непосредственную, близкую к природе вещей жизнь, безошибочно угадывает те единственно верные средства, которыми можно восстановить нарушенный порядок.
Народ заявляет, что надо карать кровью за пролитую кровь, болью за причиненную боль, смертью за отнятую жизнь, иначе ничем не остановить урагана преступности, ведущей к неминуемой гибели.
Не чудесное ли знамение, что в век безверия, в век торжества материализма и полной нравственной распущенности во многих местах народ валом повалил в дотоле пустующие церкви и готов, как было на ранней утренней заре христианства, принять мученический венец за свою униженную православную веру и гонимых достойных пастырей.
Это значит, что в сердце народа еще теплится ревность к св. вере отцов своих, что среди смрада, грязи и крови он стосковался по своей многотрудной, но праведной, жизни, по потерянному древнему благополучному быту своему.
И когда, как благодатный дождь над выжженной пустыней, появляются среди него пастыри добрые и ревностные, народ охотно и радостно идет по зову их и за свою правду готов на всяческие жертвы, на муки.
В верхних слоях нашего общества, хотя медленно и туго и далеко не везде, начинает проясняться национальное сознание, засоренное полувековым внедрением чуждых и пагубных теорий, увлечение космополитизмом и всякими иными "измами", видимо, у многих начинает проходить.
Вот эти отрадные признаки знаменуют собою, что Россия, в лице верных сынов своих, умирать не собирается, а хочет сбросить с себя дьявольское наваждение, причинившее ей столько бед, искалечившее органически сложившийся быт ее, хочет расстаться со своим больным, позорным настоящим и силится повернуть на единственно верный спасительный путь навстречу своим здоровым национальным идеалам.
В письме к одному англичанину из-под пера ученого индуса Кууть-Хуми Лан-Синга вылились такие глубокого значения строки: "Часто происходило, что никакая человеческая мощь, даже сила патриотизма, доведенная до исступления, не была в состоянии совратить железную судьбу с намеченного пути и, как факелы, опущенные в воду, нации погружались в мрак гибели".
Устами индуса сказалась философия и психология человека иного племени, иной культуры, а главное - иного религиозного миросозерцания, чем мы.
Все стремления буддиста сводятся к нирване, покою, небытию.
Нашим Божественным Учителем, наоборот, заповедано нам стремиться к возрождению, воскресению и к вечной жизни.
Этими противоположными конечными идеалами определяются так непохожие одна на другую земные судьбы народов буддийских и христианских.
Точка зрения буддиста, казалось бы, должна быть чужда нашему духу, но я потому и привел его слова, что боюсь как бы русское общество и русское правительство не поступили чисто по буддийски. В нашей недальновидности, в отсутствии мужественной тревоги и бездеятельности есть нечто до крайности опасное, быстро приближающее нас к политическому небытию.
Мы можем поздно проснуться, можем опоздать, как не раз опаздывали, и пропустить благоприятную для нашего возрождения пору.
Я думаю, что теперь за наши прежние прегрешения чаша гнева Господня излилась уже до дна на нашу бедную многострадальную родину.
И нам, русскому обществу, русским людям, русскому правительству, надо понять Божье предупреждение. И не только понять, но и использовать его.
Пора перестать быть ленивыми, нерадивыми и слепыми. Пора широко открытыми глазами зорко оглядеться вокруг себя, бестрепетно измерить бездну народного падения и не опускать рук, не говорить: "Моя хата с краю!" Это позорно и это неверно. Мы живем под одной крышей, в одном доме, и этот дом называется священным для нас именем. Имя это - Россия. Этой России мы всем обязаны, и каждый из нас должен служить ей в меру сил своих до последнего издыхания. Ведь если погибнет она, не спасемся и мы.
Надо осознать критическую серьезность переживаемого момента.
И, в первую голову, - не надо дать укорениться преступности и порокам народным, дабы тем не навлечь на нашу родину новых кар Небесного Царя. Надо, не покладая рук, работать над оздоровлением Отечества, надо очистить авгиевы конюшни нашей государственности, засоренные грехами старого бюрократического произвола, преступлениями революции и засильем вредной инородчины.
I
Основой и материалом всякого государства является народ.
Темный и невежественный, каким выходит он из недр таинственной природы, народ живет одними животными инстинктами. Только религия обуздывает его, облагораживает и делает годным для государственности.
Народ, потерявший веру в Бога, становится скотом и зверем. Если при этом ослабела власть, он обращается в жестокого насильника и анархиста. Наш народ в переживаемое нами лихолетье, сбитый коварными недругами с естественного правого пути, стоит на грани исторического перелома, как сказочный богатырь на распутье дорог.
Но у богатыря было то преимущество перед нашим изолгавшимся мошенническим временем, что на столбах у каждой дороги были надписи, кратко, но красноречиво, а главное правдиво, предупреждавшие, что именно, какое счастье или какие опасности ожидают витязя на той дороге, которую он изберет.
У нас же все надписи сулят одно и то же: благо и счастье народа, и все, кроме одной, безбожно лгут.
Где же пьяному, отупевшему, развращенному народу с его верхними классами, заплутавшимися в дремучем лесу предательских теорий разобраться в этих надписях?!
Ясно, что если ему самому предоставить выбор, он пойдет по той дороге, которая больше других насулила, и погубит и себя, и государство.
Исступленные вопли нашей интеллигенции - этого блудного сына родины, что будто бы подъем народного образования и осуществление всевозможных "свобод" явятся панацеей от всех бед и пороков - сущая ложь, напетая евреями для погибели России. Да не подумают, что я противник просвещения народного. Я только противник народного образования, того образования, какое дается теперь народу, когда 9/10 малограмотных учителей являются ярыми революционерами, а 1/10 их сама не знает, во что верует.
С каким духовным обликом выйдут на путь жизни те молодые поколения народа, которые побывают в руках таких воспитателей, понятно без всяких пояснений.
II
Но тут мы снова наталкиваемся на ту страшную преграду, об которую уже много добрых начинаний разбилось на Руси.
Я разумею пьянство.
Без отрезвления народ не пойдет в церковь.
Но, помимо того, на гнилой оси нашей финансовой политики Российская Держава далеко не уйдет.
Эта ось скоро сломается и громоздкий тяжелый воз не только окажется на боку, но, по моему мнению, - при его непомерной величине и тяжести непременно разобьется вдребезги, ибо высота падения слишком огромна и удар об землю окажется слишком велик.
Политика спаивания народа могла быть, скрепя сердце, допущена, как мера отчаяния, да и то только в том единственном случае, когда все средства обложения исчерпаны до дна, когда нет никаких иных выходов и когда все равно впереди грозит государству неминуемый крах.
Так вот для продления агонии, как кислород для умирающего, может быть, и допустима такая жестокая, самоубийственная мера.
Ко времени введения винной монополии ничего похожего на такое отчаянное положение вещей у нас не наблюдалось.
Мы были сильны, грозны и до теперешней нищеты народной далеки.
Наша слабость, потеря грозного престижа и унизительная нищета пришли к нам вместе с винной монополией и в значительной мере от нее.
Это была и есть политика самообмана, трусливая политика сегодняшнего дня без мужественного, зоркого заглядывания в грядущие дали.
Как пьяный сплошь и рядом воображает, что он и силен, и грозен, и богат и все любуются им, все восхищены его великолепием, так и мы тщимся на пьяном бюджете выехать к величию, славе отечества. Тщетная надежда! Пьяному случается очнуться от своих восхитительных грез с барабанным боем в голове, с болезненным, помятым, обессиленным телом где-нибудь в овраге или трясине, откуда не всегда и вылезть возможно.
Боюсь, как бы того же не случилось и с Россией.
А между тем у нас остается непочатый край неиспользованных статей обложения, откуда на нужды государства можно черпать средства не только без вреда, но даже с большой пользой для народного благосостояния и здоровья.
Только слепота и лень наших государственных деятелей, а может быть что-нибудь и похуже, избрали гибельный путь пополнения государственной кассы через эксплуатирование гнусного народного порока.
Конечно, не мне одному, а многим русским людям кажется совершенно непонятным, почему, вместо спаивания народа, не введена у нас монополия экспорта нашего хлеба?
Ведь мы шесть месяцев в каждом году кормим нашим хлебом всю Европу.
Без нашего хлеба ей никак не обойтись, потому что другие хлебные страны не могут выбрасывать на рынки больше того количества хлеба, которое они поставляют теперь, и с увеличением населения потребность в нашем хлебе будет возрастать, потому что, по недостатку земли, Западная Европа и даже Америка не могут уже значительно увеличивать у себя площадь посева.
Между тем хлебная торговля у нас так дурно поставлена, что, вопреки здравому смыслу, не мы диктуем цены на хлеб, а нам их диктуют. В силу этого наш главный промысел - сельское хозяйство - из года в год приносит одни убытки, из года в год падает и разоряется.
К чему ведет подобное положение вещей, само собою понятно. Монополией хлебного экспорта сразу убиваются два зловреднейших фактора русской жизни: первый - народ выйдет из-под убийственного гипноза кабака; второй - те сотни миллионов святого народного достояния, которые теперь ежегодно уплывают от него в карманы экспортеров, будут поступать в государственную кассу, т. е. возвращаться тому же народу, да, кроме того, не будет уже места тому глубоко возмутительному явлению, что наш хлебороб по осени вынужден продавать свой хлеб за полцены, а весною, когда истощаются запасы или в неурожайные годы, платить за него разным кулакам и пиявкам втридорога.
В настоящее время почти весь наш хлебный экспорт в руках евреев и только небольшая часть падает на долю греков и других инородцев.
С правительственной монополией этой возмутительной несправедливости наступит конец.
Еврей ежегодно будет обессиливаться на сотни миллионов и на те же сотни миллионов будет возрастать наша сила. Одно это принесет русскому народу и государству огромные выгоды.
Так как монополия хлебного экспорта сразу даст государственной кассе сотни миллионов, то на эту сумму и надлежит сразу же уменьшить производство и продажу водки.
Отрывая народ от кабака, мы оберегаем его достояние, его здоровье, его быт. Но и этим не исчерпываются все выгоды этой меры.
Правительство, непосредственно заинтересованное все в большем и большем производстве хлеба, силою вещей вынуждено будет обратить особое внимание на загнанное теперь земледелие и помогать населению производительнее и совершеннее эксплуатировать землю.
Надо не забывать, что нужда и теснота являются самыми могущественными двигателями культуры.
Наше земледелие не сделает значительных шагов вперед до тех пор, пока само правительство не будет непосредственно заинтересовано в его успехе и развитии. А оно будет кровно заинтересовано только тогда, когда явится необходимость непосредственно из земледелия черпать деньги для государственной кассы. Тогда, и только тогда, правительство придет на помощь к земле и со всей своей мощью, и со своими огромными средствами. Тогда будут орошены и безводные степи, гибельная община сама собой распадется на хутора и отруба, откажемся от трехполья, в крестьянских хозяйствах появится племенной скот, хорошие лошади и усовершенствованный сельскохозяйственный инвентарь.
До этого же времени в великом деле земли будем или топтаться на месте, или ползти вперед черепашьим шагом, или даже, как раки, пятиться назад.
III
Наш Государственный Банк снабжает народными деньгами частные банки.
Как известно, за самым ничтожным исключением, все банки в России еврейские, на бирже же евреи являются неограниченными диктаторами.
Без кредита в наше время почти невозможно ведение не только торгово-промышленных дел, но и сельского хозяйства.
Благодаря же такой постановке денежного вопроса, еврейские банки являются у нас распределителями оборотного имперского капитала внутри страны и, конечно, в этой важной области, от которой всецело зависит экономическое положение государства, являются полновластными хозяевами.
Они по своему усмотрению могут карать и миловать русских людей.
Этой возможностью они пользуются широко.
Беря из нашего Государственного Банка деньги из 4 - 5% годовых, еврейские банки теми же деньгами ссужают русских людей из 8 - 12%.
Таким образом выходит, что русские люди получают свои русские деньги не прямо от государства, а из рук евреев, которые только за свое посредничество немилосердно обирают нас.
Такая система распределения оборотного капитала и глубоко несправедлива, и обидна для чистокровных русских, и убыточна для государства. Но и это было бы с полугоря.
В последнее же время выяснилось, что добиться русским людям кредита в еврейских банках почти невозможно.
Даже лицам, обладающим миллионными состояниями, отказывают в кредите на 5 - 10 тысяч рублей потому, что они кровные русские, какому же нибудь юркому еврейчику, все состояние которого иногда не превышает стоимости доброй лапсердачной пары, но обнаружившему специфические таланты, без всяких хлопот и проволочек сплошь и рядом открываются кредиты на сотни тысяч и на миллионы.
Вот тот обычный путь, идя которым, нищие еврейчики в какие нибудь два-три года выныривают со дна миллионерами.
И русские торгово-промышленные предприятия, русское землевладение или влачат жалкое существование, или гибнут, или ускользают из русских рук, главным образом, из-за недостатка кредита.
Все выгодное из русских предприятий попадает в еврейские руки. И не думайте, что все это случайное явление.
Нет, тут действует самый возмутительный подкоп, в 99 случаях из 100 оканчивающийся легализированным грабежом.
Наметив какое-нибудь выгодное русское предприятие, кагал еврейских гешефтмахеров ведет на него тонко рассчитанную систематическую осаду. Еврейская биржа и еврейская печать, по сговору, роняют в глазах публики доверие к этому предприятию, еврейские банки закрывают ему кредит, еврейские ростовщики опутывают его неисполнимыми обязательствами и, в конце концов, ценное русское предприятие за гроши переходит в руки евреев.
Если вы не верите мне на слово, то оглядитесь вокруг себя. Кто теперь самые богатые люди в России? Евреи и разные, тесно связанные с ними в делах, иностранцы. Кому принадлежит большая часть торгово-промышленных предприятий не только в Петербурге и в провинции, но даже в сердце России - в Москве? Тем же евреям и иностранцам. Чисто русских дел так мало, что во всей нашей необъятной Империи их по пальцам можно перечесть. С другой стороны, попробуйте вы сделать какое нибудь дело. Вы неизбежно наткнетесь на толпу еврейских гешефтмахеров, заполонивших теперь все города России, и если вы этим господам не заплатите крупной дани, самое верное дело ваше обречено на полный провал.
А какие махинации делаются с землей? Вся Россия разбита на отдельные пояса, охватывающие собою по несколько смежных губерний. В каждом таком поясе посажен еврейский земельный банк, к которому только и могут обращаться за ссудой под залог своей земли землевладельцы того пояса.
И выходит, что подавляющая часть землевладельческой России, задолженная еврейским банкам, работает на нового пана - на еврея и платит ему дань.
И если бы в свое время, по воле Императора Александра III, не был учрежден Дворянский Банк, то от дворянского землевладения к нашему времени осталось бы одно воспоминание. Вся частновладельческая земля фактически была бы уже в руках евреев.
Земельный вопрос, особенно на всем юге России, переходит в грозную для государства фазу.
Разные сельскохозяйственные, учетные, земельные банки, основанные, главным образом, после революции евреями, вкупе с немцами-колонистами из той категории, что состоят в двойном подданстве{3}, а работают во славу и на пользу своего немецкого Vaterlаnda, устроили самую беззастенчивую земельную вакханалию. Главные штаб-квартиры этих еврейско-немецких дельцов разбросаны по прибрежным городам Черного моря. Одесса и Николаев особенно любезны их сердцу, может быть, потому, что здесь они далеки от далеко небдительного ока центрального правительства.
Они, располагая незначительными собственными капиталами и на громадные суммы кредитуясь в нашем Государственном Банке, скупают русские земли по цене 100 - 200 руб. за десятину.
Путем такой покупки, захватив в пореволюционные годы огромные площади земли, они искусственно вздули цены до крайних пределов.
Теперь те же земли они продают по 300 - 400 руб., а в некоторых уездах Херсонской и Полтавской губерний по 500 - 600 и даже по 800 рублей за десятину. Аренда земли, не превышавшая 8 - 10 руб. в год, пока земля была в руках русских людей, теперь поднялась до 30 и даже до 50 рублей за десятину.
Особенно много земли попало в собственность инородных компаний от разгромленных и разоренных во время революции помещиков.
Евреи - адвокаты, доктора, фармацевты, дантисты забросили свои профессии и в махинациях с русской землей на нужде и слезах русского народа наживают с сказочной быстротой огромные состояния.
Таким образом собственниками и продавцами русской земли на юге являются евреи и немцы-колонисты, арендаторами же и покупателями - русские крестьяне. Хлеборобу платить ту бешеную аренду за землю, какую устанавливают новые владельцы, не под силу, потому что ему придется тогда работать исключительно только на нового пана, вечно быть у него в долгу, самому же с семьей умирать с голода.
В губерниях: Херсонской, Таврической, Бессарабской, Киевской, Волынской и Подольской эти инородные гешефтмахеры выжали из земли все, что можно, теперь, разбогатев, ползут уже, как завоеватели, к северу и востоку, распространяя свою хищническую деятельность на губернии: Харьковскую, Курскую, Орловскую, Черниговскую, Полтавскую и другие.
И народ, доведенный до отчаяния, бросает насиженные дедовские попелища, продает за бесценок свои дома, инвентарь и бежит на новые места за Урал, а на их земле поселяются выходцы из Германии, к которым немецко-еврейские банки при аренде и покупки не предъявляют таких драконовских условий, как к русским людям. К чему это ведет?
К мирному завоеванию нашей исконной русской земли выходцами-немцами и еврейством для того, чтобы впоследствии Германия уже вооруженной рукой закрепила за собой эти земли.
Народ уже начинает догадываться, что он попал в инородную паутину, т. е. очутился в положении мухи, из которой высасывают последние соки, чтобы потом выбросить как ненужный хлам, начинает понимать и роль нашего финансового ведомства в этих вопиющих к небу безнравственных делах и в сердце его нарастает и клокочет буря.
Вот как подготовляется по всему нашему югу вторая российская революция, и помните, что она не за горами.
Кто же дает могущественное оружие в руки инородным грабителям и способствует революции?
Конечно, вы сами о том догадываетесь.
Разразится новая революция. Она не застанет врасплох правительство, как это было в 1905 - 1906 годах, возможно, что она будет подавлена. Но ведь прольются потоки русской крови, потрясено будет русское государство, разорены будут русские люди... А те, кто вызвал эти несчастия, эти беды, останутся в стороне или же станут в ряды революционеров, а когда все уляжется, снова будут создавать свои богатства на нашей крови, бесчестии и разорении. Пора этому кошмару положить конец, пора русским людям стать действительными хозяевами в своем русском доме.
А то на что же это похоже?
Явились пришельцы. Одних пригрели по ротозейству, других из жалости. Эти пришельцы осмотрелись, обжились и обнаглели, потому что подметили как беспечен, прост и доверчив хозяин. А раз он таков, то принялись обворовывать, грабить его, а в конце концов и выпихивать из унаследованного им от отцов дома. Благо, он не сопротивляется.
Если подобное возмутительное деяние применяется к кому-нибудь из частных лиц, то хозяин, умеющий отстаивать себя и свое имущество, т. е. всякий действительный хозяин вышвырнет наглеца-пройдоху за дверь с тем же, с чем тот пришел, т. е. с голыми руками.
Так должно поступить и государство с теми обнаглевшими инородцами, которые целью своего существования ставят всячески вредить облагодетельствовавшей их России, и на ее несчастиях, ими вызываемых, создавать свое низменное благополучие. Если же мы отказываемся от самозащиты, то, значит, мы перестали быть державным народом и самим ходом неумолимой истории уже обречены уступить свое место другим.
Такой порядок вещей, каков с некоторого времени установился в нашем отечестве, не может долго продолжаться без внутренних потрясений с неизбежным, как сама судьба, и печальнейшим концом.
А этот порядок таков, что самым несчастным и обойденным племенем в Российской Империи является племя русское, тот самый народ, который в течение целого тысячелетия с неимоверными жертвами строил великий русский дом и обзаводился государственным хозяйством.
Пришельцы и паразиты заняли командующие позиции, пользуются всеми благами жизни, а русские люди вынуждены терпеть всяческие лишения, служить рабами у этих инородцев и вечно пребывать в грязи и невежестве. Да неужели наши предки работали только для благополучия и возвышения этих чуждых и враждебных нам людей?!
Чтобы избежать дальнейшего ограбления русских людей, а чрез то и самому государству русскому в конце концов не очутиться при одном только "разбитом корыте", правительству следует воспретить выходцам из Германии покупать землю и селиться у нас, торговлю деньгами объявить своей государственной монополией или, по крайней мере, снабжать русскими деньгами только русских людей и русские банки, еврейским же банкам дать определенный срок для ликвидации своих дел и под угрозой строжайшей ответственности воспретить оперировать в России.
В первую же голову правительству теперь же, не теряя времени, необходимо решиться обревизовать все еврейские банки и обратить особенное внимание на те из них, которые спекулируют с землею, а до окончания ревизии закрыть им кредит Государственного Банка.
Я имею полное основание предполагать, что правительство при ревизии натолкнется на такие явления и факты, перед которыми всевозможные "панамы" и интендантские подвиги покажутся детской игрушкой.
Первое же великое благо от такой меры будет заключаться в том, что бессовестно вздутые теперь еврейскими банками цены на землю мгновенно падут до сносного уровня.
Непомерно высокие цены поддерживаются ведь исключительно огромным кредитом Государственного Банка, оказываемым еврейским банкам.
Ненасытные гешефтмахеры сильно зарвались и накупили множество земли. Если лишить их этой государственной помощи, то от такой справедливой меры выиграют только русские крестьяне, которым откроется возможность покупать землю по доступной цене, а инородным грабителям тем самым будет поставлен шах и мат. Хочется еще указать на один странный и громадный пробел в деятельности наших казенных банков.
Почему Дворянскому Банку, ограничивающему свою деятельность выдачей ссуд под залог дворянских земель, не расширить свои операции?
Почему Дворянскому Банку не заняться покупкой дворянских земель и перепродажей их дворянам же на тех основаниях, на каких Крестьянский Банк перепродает дворянские земли крестьянам?
Почему целое сословие, на протяжении веков сослужившее неизмеримую службу России, лишено той помощи, которой никогда нет отказа самым вредным инородцам? Ведь не все дворяне родятся только для чиновничьей карьеры.
Много между ними и таких людей, которых влечет к земле и которые чувствуют себя прирожденными сельскими хозяевами.
Надо не забывать, что теперешние дворяне далеко ушли от своих беспечных отцов и дедов. Повсеместное разорение, трудность добывания средств к жизни научили их считать деньги и знать цену им.
Хоть и поздно, но надо же, наконец, освободиться от гибельного гипноза еврейско-либеральной печати, поставившей в числе своих злых целей и травлю на первое и самое заслуженное сословие в Империи.
Еврейская печать достигла своей цели, она оклеветала и оплевала дворянство в такой мере, что сами затравленные российские дворяне поверили в свою ненужность и негодность и в свое сословное упразднение, но она же в конце концов и обнаружила, конечно невольно, ту шулерскую игру, которую еврейство силится довести наше отечество до полной гибели.
Одно предложенное мною в общих чертах упорядочение банковского дела в неизмеримой степени повысит экономические ресурсы России и создаст новые источники для пополнения государственной кассы.
А аптекарское дело? Оно тоже даст колоссальнейшие барыши. Тут торговцы с каждого рецепта наживают не 5, не 10, даже не 100%, а гораздо больше.
И барыши эти из года в год будут возрастать, потому что население увеличивается и народ начинает с меньшим предубеждением относиться к медицинской помощи и все чаще и чаще обращается к врачам.
Правительственной монополией на медикаменты, по крайней мере, населению будет обеспечена полная доброкачественность лекарств, чему блестящим ручательством служит практика правительства по винной монополии.
Я полагаю, что никто не посмеет обвинить наше Министерство финансов в том, что оно продает дурную водку.
Нельзя сомневаться, что такую же добросовестность внесет Министерство финансов и в дело изготовления лекарств.
Но, помимо этого, монополией на медикаменты из рук евреев выбивается мощный насос, выкачивающий из тощих карманов русского народа огромные деньги, т. е. уничтожается еще одно убийственное оружие, которым евреи пользуются для материального обессиления и закабаления России.
И я полагаю, что государству, назначение которого состоит в охранении народного быта, здоровья, порядка, несравненно приличнее и совместимее с его достоинством торговать под своим двуглавым орлом врачебными предметами, чем смертоносным бешеным ядом.
Может быть и сахарное производство не надо оставлять в руках немногих капиталистов, из которых подавляющее большинство из того же "гонимого племени", и это чрезвычайно важное дело взять под государственную монополию.
Помимо прямых выгод для государственной кассы, может быть, при таком обороте дела исчезнет и то глубоко возмутительное положение, в силу которого русский потребитель платит теперь за фунт нашего сахара 15 - 16 коп., а немецкая свинья получает его всего за три копейки.
Вся наша нефть в руках немногих инородного происхождения монополистов.
Две могущественные фирмы - : одна еврейская, другая шведская - в нефтяной отрасли промышленности положительно диктуют свои законы.
За керосин, давно вошедший в повсеместное употребление, за бензин, вазелин, смазочные и гарные масла и другие продукты из нефти, русской обыватель вынужден платить столько, сколько эти господа пожелают.
Кроме того, путем разного рода больше чем сомнительного свойства махинаций, инородные монополисты искусственно уменьшают количество добычи нефти, дабы всегда держать возможно высокую цену на продукты из нее.
Но особенно горько приходится от самовластия нефтяных королей пароходным флотилиям Каспийского моря и бассейна Волги.
Там пароходы отапливаются почти исключительно нефтью.
Монополисты могут карать и миловать русские пароходные компании как им вздумается.
И они проделывают это без всякой застенчивости и помехи. Начало навигации каждого года приводит в трепет пароходовладельцев. Всем им приходится гадать о том, насколько милостивы или беспощадны будут к ним нефтяные повелители?
Если у них слишком разгорелись аппетиты, то бедным владельцам пароходов хоть и не выводи своих судов с зимних стоянок, иначе придется всю навигацию проработать даром.
А как произвол нефтяных заправил отражается на экономической жизни России, прошу судить по тому, что один только бассейн Волги с Камой - этой величайшей водной артерии государства - обнимает собою чуть ли не 18 губерний, и миллионы русских людей кормятся от "водяного" промысла.
Пожелают нефтяные короли повысить цены на топливо, и многочисленные караваны судов вынуждены "сесть на мель", не работать, и миллионы русских рабочих рук на целые полгода остаются без дела.
Какой это могущественный тормоз для развития русской предприимчивости вообще и для пароходства в частности.
Можно ли дольше оставлять в хищных руках инородцев такую важную отрасль промышленности как нефть?
Мне кажется, довольно уже мы заплатили дани всяким пришельцам, и правительству надлежит взять нефть в свое ведение, и чем скорее оно это сделает, тем будет лучше для России.
Только тогда можно ожидать мощного и правильного развития нашего внутреннего и внешнего торгового пароходства, когда топливо, необходимое для судов в такой же мере, как воздух для всякого дышащего существа, будет вырвано из рук зазнавшихся своекорыстных купцов, и только тогда русский обыватель - эта "сидорова коза", с которой дерет шкуру всякий, кому не лень, не будет платить бешеных денег за такие жизненно необходимые продукты из нефти, каковым является, например, керосин.
Те огромные капиталы, которые ежегодно оседают в карманах инородцев, частью будут переходит в руки русских людей, а частью в государственную казну. Это положение применимо не только к одной нефти, но и ко всем тем предприятиям, которые я в этом докладе рекомендовал правительству объявить исключительно своей регалией.
С увеличением достатка среди русского населения поднимется и довольство, а следовательно, окажется значительно меньше поводов для брожения и бунтов. Совершив перечисленные мероприятия, у правительства уже не будет оправдания держаться за кабак как за единственный якорь спасения, и тогда с этим ужасающим злом, обратившим жизнь великого русского народа в какой-то кромешный ад, будет покончено навсегда.
Производство водки и торговля ею должны быть воспрещены законом, а провинившихся карать как убийц.
И впоследствии наши трезвые потомки, изучая жизнь своих предков, т. е. нашу современную жизнь, будут поражены, как могли люди существовать при тех ужасающих условиях, при каких мы живем, как могло удержаться, не погибнуть то государство, которое осью своей финансовой политики сделало эксплуатирование гнусного, постыдного и гибельного народного порока.
Мне могут возразить, что нельзя такую массу торговых дел свалить на плечи только одного правительства, что организация и ведение этих дел потребует от государства огромных затрат, труда и т. п.
Что же делать? Тогда прошу указать мне другие, более целесообразные, способы выйти из гибельных тупиков, в которых застряла русская жизнь, я же других спасительных способов не вижу.
Без труда никакой успех немыслим.
Считаю не лишним напомнить, что когда правительству понадобилось ввести винную монополию и выкупить из частных рук железные дороги, то на это нашлись и деньги, и энергия, и время, и люди. Все это найдется и теперь. Не уверен я только в одном: явится ли у правительства доброе и твердое желание провести в жизнь все эти реформы?
В переживаемое нами лихолетье мы гибнем. В нашем государственном хозяйстве установился такой распорядок и такие взаимоотношения с инородцами и пришельцами, что народ-хозяин мало того, что систематически обирается, разоряется и спаивается, чем обрекается на существование гнуснее скотского, но мало-помалу и вытесняется из собственной земли, т. е. неуклонно идет к политическому небытию. Но у нас еще есть надежды и отыскиваются способы спастись. Так используем все возможности, хотя бы для этого потребовались героические усилия.
Я не финансист и не деловой техник, но я знаю ту простую истину, что, при наличности воли и доброго желания, всякие трудности преодолимы.
А для организации и ведения таких дел у нас содержится даже не одно, а целых три министерства.
Неужели персонал этих дорогостоящих учреждений от высших и до низших за то только получает государево жалование, чины, ордена, почет и всякие отличии, чтобы вести одну только налаженную мертвую бухгалтерскую работу?!
Мне кажется, от трех министерств: финансов, земледелия и торговли можно и должно требовать и некоторого творчества.
Если же они решатся сломать рутину, решатся творить по-государственному, а не только в узких интересах своих ведомств, то, несомненно, успех превзойдет самые смелые ожидания.
При этом надо помнить, но помнить так, чтобы не забывать ни на одну минуту, что с пьяным народом никакой прогресс немыслим.
Как бы ни были велики затраты на народное образование, на всевозможные усовершенствования, на помощь голодающим, все они будут не более, как бесконечным бросанием денег за окно без всякой пользы.
Скажу более, если продолжать держаться винной монополии, то тогда лучше отказаться от всяких культурных задач. Это просто будет умнее, расчетливее и выгоднее, потому что не будут растрачиваться понапрасну народные деньги.
IV
С прекращением пьянства и то неимоверное количество всякого рода преступлений, а следовательно и судебных дел, в которых буквально тонут наши несчастные судьи, понизится в такой степени, что даже и сказать-то теперь рискованно, потому что покажется невероятным.
Подавляющая часть тягот свалится и с плеч полиции.
Это настолько очевидно, что и доказывать не приходится, но я позволю себе привести выдержку из высоко-патриотической и обстоятельной речи члена З-й Государственной Думы М. Д. Челышева. Губернатор штата Канзас в Северной Америке в своем отчете правительству за 1905 год писал: "С введением запретительной системы (продажи вина) многие из наших тюрем опустели; работа полицейских властей в больших городах уменьшилась на одну четверть, а в городах третьего и четвертого рангов полицейская деятельность свелась на нет".
Подобный пример не единичен.
А вот, в противовес первому, безыскусственное повествование из живой русской действительности: "Она (водка) высасывает у несчастных и горемычных нас жителей 32.000 руб., а именно у тех же несчастных алкоголиков и пьяниц, с которыми приходилось много иметь скандального дела по сбору окладных податей, которых только и состоит всего 3000 руб. за весь год и приходится получать со стражниками" (Выдержка из письма ь 50 брошюры "Пощадите Россию!" М. Д. Челышев).
Зачем далеко ходить за объяснениями народной нужды, народного настроения, народного недовольства и горя? Эти объяснения налицо.
Из приведенной выдержки ясно, что одна деревня, затерянная среди сотен тысяч других таких же русских деревень, добровольно относит в кабак ежегодно по 32.000 р., тогда как сумму окладных платежей, почти в 11 раз меньшую, властям приходится взыскивать только при воздействии стражников, т. е. силой и со скандалами.
В настоящее время правительство тратит сотни миллионов за голодную нужду. Вы, быть может, думаете, что в голодных местах пьют меньше.
Не знаю, как теперь, но в прежние голодные годы пили больше, чем обыкновенно. "Голодную" ссуду пропивали почти всю до копейки, и в балансах министерства финансов от голодной беды обыкновенно не оказывалось никакой бреши.
Суммы, которые значились в графе чрезвычайных расходов, как убыль на помощь голодающим, почти целиком возвращались в государственную кассу в виде дохода по графе "правительственные регалии".
Недаром в наших местах народ в один голос говорит: "Ежели бы хошь на три года казенки закрыли, мы бы в енотовых шубах ходили".
С отрезвлением народа, а следовательно со значительным понижением преступности, и траты государственного казначейства на содержание судебного и полицейского персоналов, на тюрьмы, арестные дома, каторги и т.п. сократятся в значительной степени.
Гуманность и великодушие царское, облеченные в мягкие законы, обыкновенно недостойными и невежественными подданными трактуются как слабость.
Отсюда клич: "Все позволено!". Отсюда неуважение законов, суда и властей, отсюда страшное увеличение преступности, потому что вместо справедливости и правды внедряется право всякого делать то, что ему вздумается.
Наши гуманные законы породили и укоренили в народе полное беззаконие. Никто не уважает такого слабого закона и не страшится преступить его. Наши гуманные суды с их снисходительными приговорами и мягкими карами доводят до отчаяния законопослушные элементы населения и, конечно, вызывают поощрение к дальнейшей непочтенной деятельности в стане преступников.
У нас столичные присяжные заседатели, движимые милосердием за чужой счет и за счет чужой безопасности, руководствуясь исключительно своим мнимо гуманным настроением, сплошь и рядом оправдывают убийц, кощунников, грабителей и, что еще хуже, - охотников и охотниц обливать серной кислотой чужие лица.
Недавно одной преступнице, облившей из ревности серной кислотой лицо не своему неверному другу, а по ошибке какому-то совершенно постороннему, ни в чем неповинному, человеку, суд в Петербурге назначил что-то около года тюремного заключения. Может ли быть что-нибудь несправедливее, непоследовательнее и нелепее такого мягкого приговора?
Ведь преступница, изуродовав лицо, попортив глаза неповинному человеку, хуже чем насмерть убила его.
Она сделала его уродом и калекой и оставила ему жизнь только для того, чтобы он до гробовой доски мучился, проклиная этот жестокий и несправедливый к нему мир и был обузой для своих близких.
Каков же это суд? Выполняет ли он свое назначение? Нет, он не только не выполняет его, но он еще издевается над справедливостью и правдой.
Какое-то массовое скудоумие, какое-то умопомрачение... Преступники являются и обвинителями, и беспощадными судьями, и жестокими палачами своих, часто ни в чем неповинных, жертв, а законные государственные и совестные судьи во имя сомнительной гуманности не смеют быть справедливо суровыми с самозванными палачами.
Какое-то сентиментальное слюнтяйство на почве духовной близорукости и полного непонимания того, что творится и к какому непоправимо печальному концу приведет Россию их хваленое мягкосердие.
Как звук трубы в лесу отдается тысячами отголосков, так и каждый несправедливый акт милосердия к преступнику при современном озверении нравов родит тысячи аналогичных преступлений.
В нашем законодательстве имеется ст. 38 Уст. о Наказ. нал. Мир. Суд., особенно часто применяемая в деревенской судебной практике.
Статья эта предусматривает буйство, озорство и тому подобные деяния, сделавшиеся обычными в пьяной, безсудной деревенской жизни, и карает виновных арестом не свыше 7 дней или штрафом не свыше 25 рублей.
Судьям прибегать к штрафам бесполезно, потому что почти всегда с буянов или нечего взять или невозможно взять. Остается единственная кара - арест. У озорников сложилась уже своя поговорка: "Што, стеклы - то выбить?! Семь дней отсидки. Только и всего".
И в судебных камерах разыгрываются такие, ставшие стереотипными, сцены: обвиняемым является какой-нибудь субъект, уже раз 30 привлекавшийся к ответственности за учиненные дебоши и столько же раз понесший наказания. Судья допрашивает его по 31-му делу.
В камере судьи он уже так примелькался, что стал почти своим, домашним человеком. И вот на вопрос судьи обвиняемый, едва сдерживая веселую, с оттенком фамильярности, усмешку, заявляет: - "Признаю себя виновным. Так что был выпимши. Прошу применить низшую меру наказания".
Он чувствует себя в некотором роде героем, он доволен собой и щеголяет тем, что по долгой практике настолько набил руку, что научился отвечать судье "по-ученому".
Судья по закону не имеет права назначить ему кару выше 7 дней ареста. Но и судья, и все обитатели околотка знают, что подобный субъект избрал себе род увеселительной забавы в битье чужих стекол, в обругивании и побоях своих соседей и придет по 41-му и 51-му аналогичному делу и будет держать себя в судебной камере с присущей ему веселой развязностью, и также "по-ученому" будет отвечать на вопросы судьи. А почему? Да только потому, что он отделается одной неделей безмятежного спанья под арестом и больше ничем.
А между тем такой господин мало того, что наозорничал, причинил материальный урон своему ближнему, он, может быть, до смерти перепугал детишек или беспомощных стариков.
Не подлежит сомнению, что если бы на таких скандалистов за повторное буйство налагали и взыскания более суровые и с каждым новым аналогичным проступком взыскания увеличивали, то охотников озорничать оказалось бы несравненно меньше, и жилось бы деревенскому населению несравненно спокойнее и легче. Надо заметить, что деревенские скандалисты и хулиганы настолько терроризировали население, что потерпевшие, из боязни еще худших зол от буянов, и совсем не обращаются в суд.
Тогда уже таким буянам нет удержу, и они являются бичом целого околотка.
И сотни тысяч подобных "пустяковых" дел, отравляющих жизнь горемычной деревни, вовсе не доходят до ведения юстиции и полицейских властей.
Такое бессилие перед буянами нередко кончается вот чем. Соседи терпят-терпят; злоба против буянов накопляется и накопляется; управы со стороны властей нет никакой. Подходит праздник; все пьяны, возбуждены; малейшие повод, скверное слово, грубая выходка, последовал взрыв; буян искалечен или отправлен на тот свет.
Половина деревни идет под следствие, под суд, а там тюрьмы, ссылки, каторги... А сзади тянется целая вереница обездоленных жен, голодных ребятишек, беспризорных стариков...
Какая же причина вызвала такую бездну зла?
Мягкие, гуманные судебные кары.
С тех пор как отменены у нас телесные наказания и особенно после 1905 года, народ и главным образом деревенская молодежь - охулиганились, одичал и, как лошадь с норовом, не идет ни в какие оглобли.
Такая разнузданность, помимо других причин, объясняется тем, что в глубине сознания каждого парня укоренилось убеждение, что каких бы гадостей он ни натворил, хотя бы убил отца, мать, изнасиловал сестру или осквернил святыню, его телесная неприкосновенность обеспечена законами, "драть" его не смеют.
Какие же меры укрощения действительны для такого дикого человека, полуживотного? Совести он уже от отца не унаследовал. Тот пропил ее. Бога он знать не хочет; тюрьма является ему не мачехой, а родной матерью.
Когда лошадь не поддается выездке и бьет тарантас, то кучер приводит ее к подчинению при помощи хорошего кнута, если же кучер окажется на первых порах недостаточно опытным и решительным, то впоследствии со строптивым животным придется много повозиться и, в большинстве случаев, такая лошадь все-таки остается навсегда дурноезжей.
Современная мера наказания - тюрьма, как я уже заявлял в моем первом докладе, вовсе не является наказанием.
Теперь народ настолько опустился, что перестал стыдиться тюрьмы, как бесчестия, и преступники с охотой идут в теплую, чистую казенную квартиру с жирной даровой кормежкой.
Дома он перебивается с хлеба на квас, и этот хлеб дается ему не без труда, а в тюрьме ежедневно кормят убоиной, работать не заставляют, летом же отпускают к себе на дом, в деревню. Что же? Спи, ешь, благодари Бога и попечительное начальство и ни о чем не заботься.
На каком здраво сформулированном основании эти преступники, провинившиеся пред своими согражданами, садятся на шею этих полунищих сограждан, едят их хлеб, пользуются от них квартирой, отоплением, освещением, одеждой, надзором? Разве не в праве каждые мирный гражданин задаться таким вопросом: меня же он обворовал, оскорбил, искалечил и я же должен содержать его. Где тут хоть тень справедливости?
Такое неумное и явно вредное решение важного вопроса о мерах наказаний можно объяснить только тем, что наши законосоставители, будучи сами продуктом гуманной эпохи, при этом безнадежными теоретиками, совершенно незнакомыми со всем многообразием серой, подлинной жизни, особенно крестьянской, при писании законов руководствовались не опытом и не здравым житейским смыслом, а модным маниловским мягкосердечием за чужой счет.
Заветным их желанием было дать не самые целесообразные, практические и мудрые, а значит и хорошие законы, а самые наилиберальнейшие и самые подробные. Писали они эти законы не для подлинного человека с его страстями, слабостями и пороками, ибо такого человека они не знали, а для человека теоретического, не существующего, для какой-то раскрашенной их воображением куклы.
И в результате они добились своего: написали и тщательно, до мелочей, разработали действительно наилиберальнейшие, действительно подробнейшие законы, со множеством всевозможных ходов и выходов, и законы эти на практике оказались прекрасными, но только для одной стороны: для преступников; для потерпевших же, для мирных, законопослушных граждан, т. е. для тех миллионов тружеников, которые, кряхтя и охая до надрыва, тащат на своих плечах весь громоздкий и тяжелый государственный груз, эти законы являются прямо бичами.
Жизнь посмеялась над нашими законами, но посмеялась и смеется горько, кровавыми слезами, сквозь дым пожаров, через груды мертвых тел, ценой неисчислимых разгромов и разорения, стонами жен, детей, отцов и матерей.
Мы не внемлем этому страшному смеху, не достаточно точно оцениваем весь ужас и гибельность этого явления.
Горе невнемлющим!
Не во славу ли и не на пользу ли Израиля поработали и доселе работают наши законосоставители?
Вот что говорит г. Бутми в своей брошюре "Враги рода человеческого":... "Под нашим (еврейским) влиянием сократилось до минимума исполнение гоевских законов: ныне престиж законов подорван либеральными толкованиями, введенными нами в общество гоев". (Прот. ь 8)... "Либеральное изменение законов ведет к привычке все новых требований, потом к неисполнению их, к распущенности, а там и к анархии. Когда наступит последний период, то мы, как фактический, хотя и не коронованный Царь Вселенной, можем усилить свой деспотизм, могущественный тем, что он незрим, а потому и не ответствен. За нас отвечают те представители народов, которые исполняют нашу программу, часто незаметно для себя и, конечно, не ведая ее цели". (Прот. ь 9).
Надо же помнить, что окраины наших столиц, городов и все сплошь деревни стонут от хозяйничания тунеядной черни.
Нечто подобное творится и в республиканской либеральной Франции, где в сердце страны, в Париже, на глазах правительства апаши дают настоящие сражения полицейским отрядам.
В конце 60-х годов прошлого столетия на улицах Лондона свирепствовали так называемые петельщики.
По вечерам они набрасывали на шеи прохожих волосяные арканы, душили и грабили свои жертвы.
Никакие тюрьмы не помогали. Тогда вспомнили о старом, не отмененном законе, допускающем применение ременной девятихвостки.
И с тех пор, как эта девятихвостка стала прогуливаться по спинам охотников сокрушать чужие шеи и опоражнивать карманы, петельщики точно в воду канули. Там судьи еще недавно не задумывались вынести смертный приговор одной матери, под влиянием крайней нужды умертвившей своего ребенка. У нас столичные адвокаты утопили бы присяжных в море слов о "преступном" правительстве, об ужасном социальном строе, толкнувшем бедную мать на такое тяжкое преступление; присяжные, в свою очередь, пролили бы над горем преступной матери реки слез, оправдали бы ее, выворотили бы свои карманы для такой страдалицы, и досужая еврейская печать пела бы ей гимны и, пожалуй, возвела бы ее в героини.
В Англии же судьи пожалели убийцу-мать, но жалость не помешала им выполнить свой долг до конца. Этим они не столько карали данное преступление, само по себе тяжкое, сколько пресекали возможность подражания этому преступлению и, несомненно, тем спасли сотни, а может быть и тысячи жизней.
И в Англии несравненно меньше совершается преступлений, чем на континенте, а о хулиганстве и помина нет.
3дравомыслящие психологи и трезвые политики, англичане ясно сознают, что действительный суд есть грозный суд, не посмешище, не приятное упражнение в прекраснодушии, а тяжкий совестный подвиг.
Они знают, что оправдать преступника для самочувствия судьи приятнее и для чувствительного сердца гораздо легче, чем обвинить и обречь на наказание, но они доросли до сознания тяжкой нравственной ответственности за гибельные последствия незаслуженных оправданий. Мы же равнодушны к последствиям, потому что понятия не имеем о них, зато до смерти любим порисоваться, показать свое мнимое прекраснодушие.
Они понимают, что судебные кары должны быть действительно суровыми наказаниями, с лишениями, с принудительными работами, а не символические устрашения в роде китайских бумажных драконов со страшными надписями.
Наши же тюрьмы страшны только своим названием, на самом же деле они являются какими-то садками для откармливания преступных тунеядцев.
В подкрепление моих мыслей о задачах власти позволяю себе привести мнение одного из величайших отцов церкви, св. Иоанна Златоуста: "Ты говоришь, что Бог жесток потому, что повелел исторгать око за око; а я скажу, что когда бы Он не дал такого повеления, тогда бы справедливее многие могли почесть Его таким, каким ты Его называешь. Положим, что весь закон уничтожен, и никто не страшится определенных оным наказаний, что всем порочным позволено без всякого страха жить по своим склонностям: и прелюбодеям, и убийцам, и ворам, и клятвопреступникам, и отцеубийцам; не низвратится ли тогда все, не наполнятся ли бесчисленными злодеяниями и убийствами города, торжища, дома, земля, море и вся Вселенная? Это всякому очевидно. Если и при существовании законов, при страхе и угрозах злые намерения едва удерживаются; то когда бы отнята была и сия преграда, что тогда препятствовало бы людям решаться на зло? Какие бедствия не вторглись бы тогда в жизнь человеческую? Не только то есть жестокость, когда злым позволяют делать, что хотят, но и то, когда человека, не учинившего никакой несправедливости, оставляют страдать невинно без всякой защиты.
"Скажи мне, если бы кто-нибудь, собрав отовсюду злых людей и вооруживши их мечами, приказал им ходить по всему городу и убивать всех встречающихся, - может ли быть что бесчеловечнее сего? Напротив, если бы кто-нибудь другой сих вооруженных связал и силою заключил их в темницу, а тех, которым угрожала смерть, исхитил бы из рук беззаконников оных, может ли что-нибудь быть человеколюбивее сего? Теперь приложи сии примеры и к закону. Повелевающий исторгать око за око, налагает сей страх, как некие крепкие узы, на души порочных, и уподобляется человеку, связавшему оных вооруженных, а кто не определил бы никакого наказания преступникам, тот вооружил бы их бесстрашием и был бы подобен человеку, который роздал злодеям мечи и разослал их по всему городу". (Беседы на Евангелиста Матфея. Беседа XVI, 6).
Вот как, на основании слова Божия, объясняет обязанности власти мудрейший н образованнейший из людей своего времени, за свою высокую, праведную жизнь причисленный к лику святых.
Эти толкования являются прямым и исчерпывающим ответом на выпады против правительства ехидных евреев и наших либералов, постоянно ссылающихся на тексты из св. Писания, будто бы запрещающие законным властям прибегать к насилию и смертной казни над преступниками.
Обращаю особенное ваше внимание на то весьма важное обстоятельство, что св. Иоанн Златоуст власть бездейственную, слабую, которая без всякой защиты оставляет страдать невинных, не только не оправдывает, но прямо называет жестокой, как она того по справедливости и заслуживает.
Чей же авторитет для нас непререкаемее, выше: святого ли отца церкви или изолгавшихся евреев с их вольными и невольными прихвостнями-либералами всех оттенков и рангов?!
Для прекращения кровавой анархии, для восстановления хоть какого-нибудь порядка на Руси необходимо немедленно ввести более суровые законы, более действенные меры наказания. Нынешние тюрьмы, приспособленные для беспечального житья казенных нахлебников, надо немедленно обратить, по образцу английских, в дома с принудительной работой для арестантов, чтобы наши преступники не всецело сидели на шее у полунищего народа, не вытаскивали из его сумы последний кусок хлеба, а жили бы трудом рук своих.
Здесь уместно будет привести мнение одного русского государственника, совершенно совпадающее с приведенными мною толкованиями св. Иоанна Златоуста, несмотря на то, что эти два человека жили при разных обстоятельствах, в различных государствах, в эпохи, разделенные между собой целым рядом веков.
Я говорю о нашем великом историке Карамзине.
В одном месте своего бессмертного труда он в душевном возмущении воскликнул: "Слабость постыдная, вреднейшая жестокости!"
Этот негодующий вопль относился не к чему иному, как к великодушному поступку царя Василия Шуйского, простившего преступного вельможу князя Телятевского, наделавшего много измен, много зла царю.
Впоследствие царю Василию пришлось дорогой ценой расплатиться за свое великодушие.
Это доказывает, что не всегда гуманные поступки ведут к добрым последствиям. Пора русскому обществу встряхнуться, пора выйти из-под тягостного и бесконечно вредного гипноза мнимой гуманности, пора понять, что это вовсе не гуманность, а тупое недомыслие, идущее рука об руку с сентиментализмом и гнусным попустительством.
Англичане, кажется, не уступают нам в культурной утонченности и однако они применением ременных девятихвосток не брезгают бороться с хулиганством, убийства карают смертной казнью и нам, хваленым гуманистам, приходится завидовать высокому благообразию и безопасности условий их общежития.
Не думаю, чтобы кто-нибудь из просвещенных людей был поклонником телесных наказаний и смертной казни как таковых, но пусть кто-нибудь из ярых, непримиримых противников этих мер укажет одинаково действительные, но более гуманные способы уничтожить кровавый кошмар нашей жизни, в особенности деревенской?
Таких гуманных и вместе с тем действенных способов никем что-то не указано, а между тем в деревнях беспрепятственно ломают друг другу кости, сокрушают черепа, живых людей обращают в груды мертвых тел.
Обыкновенно либералы говорят: "Дайте свободу и образование народу и тогда через короткое время кровавый кошмар сам собой канет в вечность, отойдет в область преданий, исчезнет, как дурной сон при пробуждении". На это есть хохлацкая поговорка: "Пока солнце взойдет, роса очи выест". А пока этого солнца нет, продолжай пить, хулиганить и самоистребляться, русский народ.
Ну, тогда спите, русское люди, спите сладко 20, 30, 50 лет. Пусть в эти годы просвещается добрый русский народ.
Но уверены ли вы, что по пробуждении в России будет не то, что рай, о котором вы мечтаете, а простой порядок, да наконец будет ли жива и сама Россия? Мы - белоручки, люди культурные, передовые, сострадательные, добрые, мы своими руками цыпленка не зарежем, хотя, к слову сказать, подчас не без удовольствия его скушаем. Наша чувствительная совесть не в силах мириться ни с телесными наказаниями, ни, тем паче, со смертной казнью, но она, очевидно, легко уживается со 150 тысячами изуродованных трупов, ежегодно приносимых в жертву винной монополии, гуманности и безсудию.
И этот кровавый кошмар, это самоистребление народное мы терпим шесть лет, и конца ему не видно!
Ведь всяческие безобразия происходят где-то далеко, в каких-то там мужицких деревнях и на глухих задворках городов. Нас это непосредственно не задевает. Мы сами этого не видим, в газетах и о тысячной доле этих возмутительных повседневных проявлений народной жизни не пишется. Какое нам до этого дело? А что если бы в первые дни развала правительство применило телесные наказания и смертную казньпустим, в 5 - 10 тысячах случаев убийств, растлений, озорства, кощунства?
Не думаете ли вы, что этой "негуманной" мерой оно спасло бы Россию от кровавого кошмара, от одичания, озверения и самоистребления народного и сохранило бы Родине не одну сотню тысяч жизней, теперь - бессмысленно, бесполезно и безвинно погубленных?
Я не знаю, как думает об этом русское общество, но я уверен, я утверждаю, что этой "жестокой" мерой правительство достигло бы полного успокоения в нашем отечестве, остановило бы безумный кровавый поток и пресекло бы в корне развитие хулиганства в одичания.
Не уподобляемся ли и мы, все русское общество и русское правительство, тем людям, которые, по слову Иоанна Златоуста, "оставляют страдать невинных без всякой защиты", и наше кажущееся мягкосердечие. Наша мнимая гуманность не является ли на самом деле величайшей жестокостью, а мы сами не щеголяем ли невольно и незаметно для нас в роли потатчиков и попустителей к преступлениям? Я утверждаю, хотя, само собою разумеется, я далек от мысли навязывать кому-либо мое убеждение, что так оно и есть, что, щеголяя под личиной гуманности и либерализма, мы на самом деле - подлинные потатчики и попустители.
Вся кошмарная, пьяная жизнь нашего родного народа громко, во всеуслышание ежечасно свидетельствует об этом.
Наша либеральная гуманность купается в потоках крови народной, в его разврате, слезах, горе, разорении.
Выходит, что мы играем на руку преступникам, а расплачиваться за наше "прекраснодушие", за нашу "просвещенную" гуманность мы заставляем законопослушное население.
Ведь надо же понять раз навсегда, что суровые уголовные кары грозны только для преступников, а не для тех мирных граждан, которые не думают нарушать закона. Наоборот, эти несчастные законопослушные граждане только под сенью суровых законов свободно, полной грудью, вздохнули бы.
Почему же мы жалеем преступников и почему наша жалость не распространяется на тех, кто страдает от преступной воли?
Если бы было не так, разве сидели бы мы до сего времени, сложа руки, "дожидаясь у моря погоды", разве мы не создали бы такие могучие волны общественного движения против кабаков и самоистребления народного, что само правительство не выдержало бы и смахнуло бы и кабаки, и анархию.
Нет! Мы уже не те железные люди, какими были ниши предки-строители и защитники русской земли. Мы не смеем мужественно глядеть в глаза надвигающейся опасности, мы боимся борьбы с нею.
Да и где нам? Как заикнуться о применении телесных наказаний, да еще о смертной казни! Ведь тогда все завопят, что мы-люди отсталые, грубые, жестокие, черные реакционеры, каннибалы и пр., а еврейские газеты грязью своей, ложью своей и клеветой со света сживут. Уж лучше: "Ешь меня, собака!" как сказал с великой горечью покойный проф. Сергеевич, характеризуя все направление русской общественной мысли и жизни.
Кому нужна анархия в России?
Она нужна еврейству, чтобы через нее шагнуть к полному порабощению нашего отечества.
И мы уже доведены до того, что совершенно не замечаем происшедшей подмены нашего мышления, наших взглядов и, кажется, даже самой души нашей. Мы потеряли ясный государственный инстинкт.
Порабощение наше настолько полное, что мы разучились самостоятельно по-русски думать и поступать, мы уже мыслим по-еврейски, все наше миросозерцание перестроено по еврейской указке и исключительно в угоду еврейским интересам и планам.
Будем достойны своего хотя и падшего и порочного, но великого народа, остановим мчащий нас в пропасть кровавый ураган, предупредим новые грядущие беды, новое горе.
Слез и крови пролито через край много. Их уже не воротить, пролитого не собрать. Но та кровь, которая в пьяном угаре готова каждую минуту пролиться, те слезы, которые каждую минуту готовы хлынуть из глаз жен, детей и матерей, мы в силах предотвратить. Раз бедствие является всенародным и жестоким, и борьба с ним должна вестись мерами чрезвычайными, героическими.
Мы должны немедленно настаивать перед правительством о борьбе с народной анархией по рецепту того же народа: "кровь за пролитую кровь, боль за причиненную боль, смерть за отнятую жизнь!"
V
Если отрезвить народ, упорядочить дела церкви, установить суровые законы и кары и тем положить предел кровавому либеральному поветрию и заигрыванию судов с преступными элементами страны, то в первые же годы нельзя будет узнать России. Она успокоится, поднимется ее благосостояние, а с ним и государственная мощь. Но и при осуществлении этих реформ Россия будет еще далека от полного выздоровления.
У нас нет своего русского национального общественного мнения. Общеизвестен факт, что во всех странах общественное мнение создается книжным рынком и, главным образом, периодической печатью.
Человеку вообще, а современному в особенности, при теперешнем усложнении жизни и колоссальном развитии техники печатного дела, волей-неволей приходится черпать сведения, воззрения, мысли, складывающиеся впоследствии мало-помалу в так называемые собственные убеждения, из тех книг, газет и журналов, которые он, по преимуществу, читает.
Процесс усвоения чужих мыслей происходит постепенно и незаметно для самого читающего.
Иначе и быть не может.
Никакому уму не под силу самостоятельно продумать о всех вещах жизни и докопаться до их истинной и всесторонней сущности.
Все мы чему-нибудь учимся друг от друга и всего более черпаем сведений из печати.
И недаром ее называют седьмой великой державой, а я назвал бы ее единственной величайшей державой, всеми другими командующей, всем другим, от королей и императоров до последнего поденщика, незримо навязывающего свою волю. Можно без преувеличения сказать, что мы живем по ее указке, по ее внушениям. Самое сильное воздействие на общество оказывает та печать, которая проводит идеи и мысли, являющейся передовыми, т. е. модными для данного времени. Более полстолетия у нас такой любимой, такой модной печатью является печать либеральная.
К нашему времени вся либеральная печать очутилась в руках евреев и еврействующих.
Благодаря этому евреи и их подголоски стали буквально властителями дум, сердец и воли русского общества.
Они, как пастухи свои стада, гонят русских людей куда хотят, заставляют думать и делать то, что им выгодно.
Согласно ли с здравым смыслом, справедливо ли, что у нас в России, в мировой православной державе, едва 1/5 часть русской печати принадлежит русским по крови и духу людям, а 4/5 - евреям и еврействующим, т. е. людям не только чуждым русскому народу и русской государственности, но прямо заклятым, непримиримым врагам и ненавистникам России?
Во всей численности населения Российской империи евреев наберется каких - нибудь 3,5 - 4%, а между тем в их руках около 80% русской печати, журналистов же еврейского происхождения , по всей вероятности, найдется более 90%.
Почему это так?
Неужели евреи больше нас, чистокровных русских людей, болеют и заботятся о наших национальных нуждах, лучше нас лелеют наши идеалы, им более близки и дороги сила, слава, честь и благоденствие нашего отечества? Или они более умело, более горячо и энергично отстаивают интересы нашей государственности, нашей православной веры, нашей Верховной власти?
Без сомнения только безумец, глупец или неисправимый негодяй решится ответить утвердительно на эти вопросы.
Евреям надо разрушить все то, чем мы сильны, надо, чтобы в нашей стране и тени порядка не осталось, и, зная, что через печать всего легче и вернее достигнуть своей предательской цели, они забрали ее в свои руки.
По своему назначению печать должна быть языком народа, нелицеприятным выразителем его мнений.
Что же у нас на самом деле выходит?
Шкловские и бердичевские уроженцы, со свойственными только им одним нахальством и наглостью, присвоили себе право говорить на своем гнусавом жаргоне от лица всего русского народа, выяснять его нужды и чаяния, его сочувствия и неприязни. Что может быть противоестественнее подобного положения вещей?
Но, мало того, жаргонная нерусская печать зажимает рот чистокровным русским людям, стремится задушить подлинную русскую мысль и, пользуясь своей кагальной многочисленностью, шельмует ее в глазах простоватого русского читателя. И достигает своих целей в полной мере.
Получается точь вточь то же явление, что можно наблюдать на базаре в любом жидовском местечке: торговцы-евреи, восхваляя свой товар и порицая товар конкурента, своим диким шумом, гвалтом, ложью, божбой, своими неврастеничными жестами сбивают с толка опешенного, растерявшегося покупателя и "по хорошей" цене "всучивают" ему свою никуда негодную "жидовскую дешевку".
Тысячу лет жила Россия, тысячу лет сыны ее лили пот и кровь, отстаивая родную землю, тысячу лет она строилась, ширилась, крепла, набиралась сил. На подмогу к себе она не звала евреев, а наоборот, как было при двух великих князьях Владимирах, изгоняла их всех поголовно из своей священной земли как опасный элемент, грозящий гибелью государству.
И вдруг на втором тысячелетии эти бездомные бродяги, не сумевшие создать своего государства, убившие Богочеловека, т.е. воплощенную Истину и совершеннейшую Нравственность, смертельно ненавидящие и Его учение, и Его последователей, непрошенные вторглись в землю нашу и нас же учат ничему иному как государственному строительству и нравственности. Хороши учителя! Это все равно, что если бы прокаженные пришли лечить здоровых от проказы.
Тот факт, что евреи обладают подавляющей частью русской печати и через нее командуют русским общественным мнением, является для нас великим народным и государственным бедствием.
С этим бедствием необходимо немедленно вступить и правительству, и обществу в непримиримую борьбу, не складывая оружия до полного истребления врага.
Ведь считают же нужным бороться с эпидемиями чумы, холеры, оспы, тифа.
Духовная зараза опаснее и гибельнее физической, потому что грозит извращением народного духа и крушением государства, а потому и борьба с ней должна быть беспощадной.
Ведь пора уже каждому из нас отдавать отчет в том, что происходит в среде нашей и к чему это ведет.
Русское общество и особенно русская учащаяся молодежь сбиты с толка еврейской печатью, стали враждебны своему государству, своей вере своему народу, т.е. самим себе и, как слепцы, идут к пропасти, в которую толкает их поводырь-еврей. Как это произошло?
А вот как.
Нынешние русские литературные таланты выросли и сформировались, как и все наше общество, в отравленной атмосфере нигилистических отрицаний и вражды к национальному государственному строю.
К достаточно уже опустошенной нигилизмом душе их как раз во время подоспел еврей с своими журналами, газетами и книгоиздательствами и своей омерзительной, тлетворной и гнусной сутью заполнил найденную пустоту.
И теперешние таланты, чаще всего незаметно для себя, рассматривают русскую жизнь через еврейские очки, а материально попали в полную кабалу к своим иноверным повелителям.
Этим они окончательно погубили себя и сделались врагами отеческой веры, Верховной Власти и родного народа.
Это и привело их к той Тарпейской скале, с которой жизнь столкнула их прямо в сток нечистот - в декаденщину, порнографию и бунтовщический нигилизм. Они барахтаются в них, распространяя все большее и большее зловоние в той духовной атмосфере, в которой волей-неволей приходится жить и дышать русскому обществу. Через это - по закону внушения - и оно мало-помалу заразилось теми болезнями, которыми страдают писатели.
Русским писателям уже трудно и, пожалуй, невозможно вылезти из своего гноища. Они привыкли и принюхались к нему. Они горды им и самодовольны. Им уже своими засоренными и отравленными мозгами трудно и прямо невозможно мыслить по русски, потому что для этого им сперва понадобилось бы переломать и вновь пересоздать все свое уже сложившееся привычное миросозерцание и отношение к жизни.
Такая работа, такой гигантский - не труд даже, а прямо подвиг по плечу только исключительно мощным умам и исключительно независимым железным характерам. Если же среди русских писателей найдется такой стойкий характер и проявит себя, то всесильное еврейство наложит на него херем или воздвигнет на него такое гонение, что вся жизнь такого человека обратится в сплошной ад.
В своих бесчисленных печатных изданиях и книгах оно оболжет, оклевещет, вывернет наизнанку его душу, оплюет всю его личную жизнь, будет, как бесчисленные стаи гончих собак, выслеживать и вынюхивать каждый шаг его и так испачкает и загрязнит его доброе имя, что около него сомкнется роковое кольцо пустоты. Его произведений, будь они озарены хоть блеском гения, никто читать не станет; ему никто не даст работы и, в конце концов, такому человеку придется или уходить с литературного поприща или умирать с голода.
Да много ли таких мужественных писателей?
Чтобы в наши времена писателю восстать против такой страшной силы как еврейство, надо в груди своей носить дух героя.
А природа на производство такой редкой разновидности людей, мало сказать, - скупа, а прямо скряга.
Мне на своем веку приходилось много беседовать с людьми из журнального мира. Многие из них и не подозревают, что продались с публичного торга и изменили родине и родному народу, другие же не находили достаточно сильных слов, чтобы заклеймить работодателей-евреев, их алчность, низость, надменность, безграничное хамство и т. п. качества.
На мой вопрос: "Почему они пишут в еврейских изданиях и отстаивают еврейские точки зрения?" многие отделывались общими фразами. Другие же прямо говорили: "А что ж прикажете делать? Куда сунуться? У евреев - капитал, влияние, у них газеты, журналы, книгоиздательства... Они - сила. Против них пикнуть не смей. Не простят. А ведь не умирать же с голода".
Разве не постыдно, разве умно с нашей стороны, что в Москве - сердце России - кроме почтенных, но переживших себя "Московских Ведомостей", которых читают только старички, еще с блестящих времен Каткова привыкшие к заголовку газеты, нет ни одной мало-мальски распространенной консервативной газеты или журнала? Зато так называемых желтых еврейских и еврействующих изданий с огромнейшим кругом читателей здесь хоть отбавляй. Помимо того, что эта желтая печать развратила и развращает политически и нравственно русское читающее общество, она воспитала в нем до крайности пошлые, какие-то хулигански-кабацкие вкусы и испортила русский литературный язык.
Результаты налицо. Их разве только слепой не видит.
Богатейшая еще на нашей памяти, чисто русская Москва теперь в моральной и экономической кабале у еврейства и сверху донизу запакощена им.
Там все, начиная с прожившегося барина и с купца новейшей декадентской формации и кончая приказчиком из табачной лавочки и уличным, метельщиком, все спят и во сне видят либо конституцию, либо революцию.
Надо не забывать, что район духовного воздействия Москвы громаден.
Ее печать обслуживает часть великорусского севера от параллели на высоте Твери, весь центр и значительную часть юга почти до Киева и Ростова на Дону.
При таком положении политическое настроение Москвы на весах судьбы всего русского народа является если не решающим, то очень и очень тяжеловесным и, конечно, не обещает решительно ничего хорошего.
Ведь Москва не перестала быть центром коренной России, органическим сердцем ее. Когда сердце дает перебои, в организме нарушен порядок, когда оно больное, весь организм хиреет и ускоренными шагами клонится к неизбежному концу.
В Петербурге положение русской печати значительно лучше, но надолго ли? Вот вопрос.
Одна влиятельнейшая русская газета с большим книгоиздательством, по всей вероятности, неожиданно для своих заправил, приобрела в самое последнее время значительное количество сотрудников-евреев.
Произошло это по причине преклонных лет и болезней маститого издателя. Газета держится теперь старым престижем и талантами старых сотрудников. Повалится матерый столб, творец этого огромного, полезнейшего для родины дела, и газете, и книгоиздательству, и книжным магазинам, обслуживающим главные города России, едва ли миновать еврейских лап.
С крушением этого могущественного русского органа рушится и все русское журнальное и книжное дело.
Тогда в России хоть шаром покати.
О провинциальной печати говорить много не приходится: за ничтожными исключениями, она вся или в руках евреев или в полной кабале у них. Русскому писателю, обладай он хоть силой драматизма Шекспира, бесстрастным спокойствием и широтой Гомера и Гете, глубиной сердцеведения Достоевского, несравненной воздушностью и прелестью слова Пушкина, евреи пикнуть не дадут. И будет тогда на Руси один только победный жидовский галдеж, пока не заблещут зловещие зарницы, не загрохочут громы и не всколеблется русская земля.
Но тогда будет уже поздно.
От теперешней России останутся только жалкие лоскутья.
Надо ли этого ждать или теперь же что-нибудь предпринять для предупреждения грядущей катастрофы?
Мне кажется, ждать уже больше нельзя. Все сроки приспели; роковой час пробил и густой предупреждающий гул его дрожит в разбуженном воздухе...
Горе не внемлющим его тревожному зову!
Обходиться без своей национальной печати это почти тоже, что все дела свои, все имения свои отдать в управление какому нибудь иностранцу и всецело во всем на него положиться, не трудясь даже, как следует, проверять его действия.
На первый взгляд, оно как будто и удобно, без хлопот, но кто ж поручится, что ваш иностранец, работая везде от вашего имени, в конце концов не приберет к рукам и все ваше достояние, да еще и докажет всем добрым людям, что ваше добро досталось ему честным и законным путем, а вы сами окажитесь нищими?
Не так ли поступают теперь евреи и у нас, и в целом мире?!
Не выдают ли они свои мнения, свои желания за подлинные мнения и желания всего русского народа и разве они уже не одурачили русское общество не окрестили в свою политическую веру и не забрали громадную долю достояния русского народа в свои руки? Раздаются уже среди них отдельные голоса, не скрывающие того, что они считают себя хозяевами положения на Руси.
Как тут помочь горю?
Обязательством всех евреев подписываться под газетными статьями своими еврейскими именами, административными и судебными карами нельзя обуздать еврейской печати.
Такие меры будут давать только новые поводы к шуму и гвалту. Зло разрослось и пустило слишком глубокие корни.
Наше политически слепорожденное общество при его ненависти к правительству, при его либерализме всенепременно станет на сторону "обиженных и гонимых". Заварится каша, которой не расхлебать.
Еврейскую печать необходимо задавить...
Не теряя времени, необходимо немедленно насадить по всей России национальную печать и национальные книгоиздательства.
Мне кажется, что за последнее полстолетие никогда еще настроение умов русского общества не было так благоприятно для распространения и успеха такой печати как теперь.
Плоды прекраснодушных мечтаний и либеральных увлечений оказались жесткими и горькими.
Мерзости революции, безсудье и кошмар пореволюционных годов, наглое хозяйничание евреев во всех областях нашей жизни - все это в чрезвычайной степени пошатнуло веру в спасительность космополитических утопий и заставило русское общество ближе придвинуться и внимательнее присмотреться к партиям и людям, исповедующим монархическо-национальную веру.
Русские люди впечатлительны и страстны, и зачем скрывать? Поступают и действуют больше по внушению сердца, чем по разуму и холодному расчету. Поэтому ни у какого другого народа значение "психологического момента" не играет такой решающей роли, как у нас, и этот момент надо ловить.
Если бы теперь у нас имелась сильная распространенностью и талантами монархическо-национальная печать, она врезалась бы сокрушительным клином в левые партии и произвела бы там страшные опустошения.
Наша учащаяся молодежь, читающая еврейские газеты и журналы, теперь почти сплошь революционная, мало по малу перешла бы в монархический лагерь.
Внушение, особенно в восприимчивые юношеские годы, великая сила.
Теперь что же мы видим в правом лагере?
Правительственные издания, на которые затрачиваются значительные казенные деньги, ни на одну йоту не выполняют своего назначения.
Одно то, что такие издания содержатся государством, отвращает от них нашего читателя, зараженного непримиримым пренебрежением ко всему, что исходит от законной власти, что носит казенный штемпель. Кроме того, ведутся они по чиновничьи, т.е. мертвенно и бездарно. Их никто не читает, им никто не верит. 3атрачивание на них денег - это бросание их в бочку Данаид.
Некоторые правые издания, получающие денежную помощь от правительства, не могут являться полными выразителями общественной монархической мысли, потому что субсидиями они связаны правительством по рукам и ногам. Взгляды же и мероприятия правительства не всегда совпадают со взглядами и чаяниями истинного монархизма, а иногда даже становятся с ними в непримиримое противоречие, и в таких случаях положение правых органов печати является затруднительным. В своих суждениях они не свободны.
Непременное условие для успеха национально-монархической печати и для победоносной борьбы с печатью еврейской - это чтобы она и получила начало и продолжала свое существование от частной инициативы, т. е. издавалась бы только исключительно одурманивающем еврейском кошмаре, а в здоровой родной атмосфере. Печати я придаю решающее значение.
Я еще допускаю, что при нечеловеческих усилиях мы можем отрезвить народ, можем значительно сократить его чудовищную преступность, можем пробудить в нем веру отцов, но я с трудом верю в пышный расцвет у нас национально-монархической печати, а без ее мощного воздействия оживить и оздоровить русскую жизнь несравненно труднее, и если бы и удалось достигнуть в этом направлении каких-либо положительных результатов, то все достигнутое доброе быстро завязнет, сомнется и растопчется.
Боюсь я верить в расцвет национальной печати вот почему: мы не дальновидны, не патриотичны и никого из нас не убедить в грозящей опасности ни словом, ни делом. Мы живем по пословице: "Гром не грянет, мужик не перекрестится". Только тогда, когда наступают страшные роковые события, мы теряем головы и обвиняем правительство в том, что оно не сделало того-то, упустило то-то и т. д. Кроме того, мы не способны ни на большой загад, ни на крупные жертвы для родины. Мы не любим работать, не надеемся на самих себя, а потому и работу, и осуществление надежд сваливаем на других.
Оттого и выходит, что, сваливая всю работу, все жертвы - все на других да на других, никто из нас не работает для родины, и все надежды наши у всех нас, в конце концов, слагаются на одно только авось.
Это русское "авось" стало осью нашей государственной и общественной жизни, и, как бы крепка эта ось ни была, она не вечна, в конце концов она изъездится, сотрется, сломается.
Эта ось трещит. Этот зловещий треск слышен по всему фронту русской жизни. Печатное дело, особенно в начале, требует огромных затрат и является сплошным риском.
Но пусть задумаются русские люди вот над чем: теперь для создания национальной печати понадобится 8, много 10 миллионов, с огромными шансами, что эти миллионы с избытком вернутся в русские карманы, но пройдет 9 - 10 лет и тогда никакими миллиардами дела не поправить.
Еврей съест Россию и не поперхнется.
VI
Если осуществить все те реформы, о которых я только что имел честь докладывать, то можно с уверенностью сказать, что на пути к полному возрождению России будет сделано много, но далеко не все и даже далеко не главное.
Россия останется все-таки полубольной, все-таки с глубокой занозой в своем теле, постоянно опасаясь, что в какой-нибудь несчастный момент эта отравленная заноза может проникнуть до самого центрального узла жизни - до сердца и поразить его насмерть.
Я говорю о еврействе.
Осуществлением тех мероприятий, которые я перечислил, еврейству будет нанесен, хотя и мирным путем, страшный материальный и нравственный удар. Гибельная вредоносность еврейства ослабится в значительной степени, но далеко не окончательно.
У всех народов мира представителей этого убийственного племени рассеяно понемногу, небольшими кучками, и несмотря на то, все самые сильные, самые совершенно организованные государства начинают уже чувствовать неудобства, ненормальность и боль от внедрения в организм этого болезнетворного чужеядного паразита. Всякий живой организм успешно борется и побеждает только определенную норму микробов, проникших в его тело. Но раз эта норма превзойдена, борьба организму становится непосильной. Он увядает, хиреет и неминуемо гибнет. Несомненно, Бог гневен на Россию за ее великие прегрешения и в наказание отпустил нам самую большую порцию еврейской заразы.
В своем гигантском теле Россия вмещает больше половины всего еврейского племени. Наша Родина только тогда вздохнет полной грудью, только тогда станет жить для себя, как и подобает всякому нормальному государству, когда она окончательно и навсегда будет избавлена от еврейства.
До наступления же такой вожделенной поры она обречена надрываться в рабстве у присосавшихся к ней паразитов, будет изнемогать от всяческих настроений, неурядиц, тормозов от дороговизны жизни, внешних и внутренних толчков; ее средние и часть низших классов постоянно будут пушечным мясом для бунтов и революций и поздно или рано она бесславно погибнет от еврейских козней.
Ее поднявшиеся при помощи реформ благосостояние и сила только на некоторое время отдалят ее кончину и дадут только возможность еще больше разжиреть еврейству, усилиться и распухнуть его необъятному карману.
Еврейский вопрос - это самый страшный, самый трудный и самый опасный из всех, которые, как грозные призраки, все сразу предстали перед нами, властно требуя своего разрешения.
Не собственная сила еврейства страшна сама по себе. Физические силы его, как племени, как народа, немногим больше нуля. Еврейство страшно чужими привходящими силами.
Капиталистическое могущество еврейства громадно, но оно ничто в сравнении с тем злым нравственным влиянием, которое внесло еврейство в среду всех народов мира, породило и всячески поддерживает в них внутренние раздоры, смуты, несогласия и приобрело среди них множество слепых сторонников и друзей.
В промышленности и торговле еврей - беззастенчивый подделыватель, хищник и мошенник, в банковском и биржевом деле - ростовщик и неумолимый разоритель, в науке, в литературе, во всех искусствах и во всех профессиях он - шарлатан и интриган, вносящий с собою постыдное торгашество и какую-то особую, специфически еврейскую, безгранично низменную пошлость, от военной службы он бежит, а если, вопреки всем ухищрениям и изворотам, и попадает в нее, то становится болезнетворной язвой войсковых частей. Жизнь того общества, среди которого поселяется еврей, отравляется неистовой злобой, ожесточением и понижением нравственного уровня до полного развала и ужасающего разврата.
Поневоле приходится придти к заключению, что еврейство есть олицетворение евангельского духа тьмы, дьявола среди людей, потому что оно является сосредоточием и вместилищем всех самых низких, самых вредных и самых гнусных человеческих качеств.
Говорят, что и среди евреев бывают прекрасные люди.
Возможно, что так. Но эти чрезвычайно редкие исключения, как и в математике являются только подтверждением печального правила.
Во всяком случае, общий дух еврейства враждебен и смертелен для всех народов. И у нас в России громадная часть общества всецело обработана еврейством на свой образец и, конечно, горой стоит за "гонимое" племя.
Но если Россия не отказалась еще жить для себя, желает благоденствовать, желает развиваться и совершенствоваться, а не погибать, она. во что бы то ни стало, обязана, в первую голову, разрешить еврейский вопрос, пока не упущены все сроки. Во всякой стране тот является фактическим хозяином, кто захватил в свои руки материальное и нравственное преобладание. Так всегда было, так всегда будет и впредь.
Разве денежно мы не опутаны и не обобраны еврейством, разве не у них мы под нравственным давлением? Неужели ждать, когда оно открыто объявит себя хозяином в русской земле?
Из моего знакомства с еврейским вопросом и из моих личных наблюдений над евреями и их деятельностью в России, я вывел глубокое, беспеременное убеждение, что жить одной судьбой, бок о бок с евреями не только нам, но и всем другим народам невозможно ни при каких условиях.
Для тех, кто умеет читать запутанные, сбивчивые письмена мировой жизни, ясно, что сейчас мы достигли высшего пункта борьбы двух начал в человечестве: созидательного, творческого и разрушительного, паразитного. На правой стороне, вяло, вразбивку обороняющейся, неясно, как бы в полусне, сознающей опасность, стоит все человечество; на левой - яростно, подло и хитро наступающей, ополчилось все, сплоченное одним, духом и одним лозунгом, еврейство.
Мы, арийцы, передовой авангард и главные силы созидательного человечества, приняли и беспрерывно принимаем на себя самые сокрушительные удары еврейства. И кроме самих себя нам некого винить в том, что мы накликали на свою голову такое страшное зло.
Мы сами допустили в свою среду бездомных бродяг, мы сами дали им образование, всяческие права и за свой счет обогатили их, т.е. вооружили до зубов.
В результате от евреев ничем добрым мы не воспользовались, потому что ничего доброго нет в современном еврействе, потеряли же мы очень и очень много. Не говоря уже о том, что многие важнейшие позиции наши перешли в руки наших врагов, в самую среду нашу евреями внесен страшный раздор, разномыслие и ужасающая деморализация нашего прежде ясного и светлого духа.
И теперь с каждым днем шансы еврейства на окончательную победу значительно увеличиваются, наши же, соответственно тому, падают.
Наше миросозерцание, наши христианская нравственность и миросозерцание, и нравственность еврея - это противоположные, нигде и ни в чем не только не сходящиеся, но и не приближающиеся полюсы.
От общего сожительства всегда и во всем выиграет еврей, и всегда и во всем потеряет ариец, потому что еврей совершенно беззастенчив, неимоверно нагл и, главное, - вооружен такими видами оружия, от которых ариец скорее с гадливостью отвернется, чем воспользуется ими для борьбы и защиты.
Мы, христиане, оцениваем людей по их нравственным качествам, мало обращая внимание на принадлежность их к тому или иному племени.
По еврейскому же нравственному закону все человечество делится на две стороны: на сынов Израиля, которым всячески споспешествуй и помогай, и на остальное человечество - гоев, которым всячески вреди. Никакая порядочность, никакая справедливость в отношении к гоям не должна иметь места. Еврей, сделавший гою добро хотя бы нечаянно, уже согрешает перед богом своим, еврей, который навсегда отказался делать зло гоям, уже не еврей и лишается спасения души.
Как доказал опыт тысячелетий, еврей не поддается решительно никакой ассимиляции. Да и тот народ, который смешал бы свою кровь с еврейской, не только ничего не выиграет, но и духовно, и физически потеряет чрезвычайно много.
Нельзя забывать то немаловажное обстоятельство, что евреи - народ, физически изношенный, что в старческой крови своей каждый еврей носит целый арсенал всевозможных неизлечимых болезней, неукоснительно, вместе с награбленными богатствами, передающихся в наследство их поколениям.
В науке еще не опровергнуто то основное положение, что при скрещивании людей различных рас и племен потомки, по преимуществу, наследуют физический. и нравственный облик того из родителей, чей тип резче выражен или, точнее, - дольше отстоялся в определенных установившихся формах.
Еврейство - одно из самых древних, из самых духовно и физически законченных племен, и вследствие этого у представителей этого племени при смешении с людьми более молодых арийских народов шансы для передачи потомству своих специфических черт характера и типа несравненно значительнее.
Выгодно ли для России иметь граждан такого ублюдочного происхождения со всеми специфическими свойствами отвратительной еврейской натуры, и для ее Царя - подданных с хилым телом, являющимся однако вместилищем мятежного, анархического духа?
Нет, ни с какой стороны не выгодно.
При наличности всех этих данных остается одно единственно идеальное решение еврейского вопроса, это полное изгнание евреев из русской земли.
Пока еще мы - хозяева в своей наследственной земле и, как таковые, имеем полное нравственное право удалить из своих владений вредных пришельцев, замутивших и отравивших прежде дружную, согласную жизнь великой русской семьи. Но надо приниматься за дело скорее, потому что чем дальше, тем труднее будет изгнать с каждым днем все глубже и крепче укореняющееся у нас еврейство.
Только тогда Россия без ненужных и вредных помех и тормозов может заделать бреши и запаклевать дыры в своем государственном корабле, когда ни одного еврея не останется на ее территории. До этой же благословенной поры наша родина не будет иметь ни минуты передышки как от внутренних неурядиц, неуверенности в самой себе и волнений, так и от внешних напастей, потому что еврей вне России - злой, ненавистный дух ее, вечно на нее лгущий, вечно клевещущий и через то все народы возбуждающий и вооружающий против нее, внутри же - он вроде бродильного грибка в бульоне.
Достаточно присутствия весьма незначительного количества особей этой паразитной разновидности, чтобы через короткое время весь бульон был насыщен вредными микробами.
Борьба с евреями крайне нелегка, потому что во всем мире они пустили слишком глубокие корни и переплели ими жизнь всего человечества во всем ее многообразии и полноте. И евреи знают свои силы лучше нас. По этому поводу вот что говорит г. Бутми в своей брошюре "Враги рода человеческого".
"В настоящее время мы (евреи), как интернациональная сила, неуязвимы, потому что при нападении на нас одних, нас поддерживают другие государства гоев..." (Тайн. Сион. Прот. ь 27).
"Мы успешно вынуждали не раз к войне гоевские правительства якобы общественным мнением, в тайне подстроенных нами..." (Там же, Прот. ь 4).
Так говорят сами евреи, и события мировой жизни чуть не ежедневно подтверждают нам, что в этом случае они не бахвалятся, а свидетельствуют горькую для нас правду.
Из этого совершенно ясно, что евреи являются врагами всех остальных народов мира и со всеми они ведут беспощадную войну.
Не только невозможно, но просто безумно терпеть в своей среде своих смертельных врагов.
Пока они были тайными врагами, пока заблуждались на их счет, евреи были терпимы, теперь же, когда подлинное лицо их достаточно определилось перед нами, когда дьявольские замыслы их выяснились, наше дальнейшее терпение будет уже не просто терпением, а преступным попустительством, изменой самим себе, своим потомкам и своему народу.
Борьбу надо начинать немедленным вытеснением евреев из школы, печати, судов, армии и из всех свободных профессий.
Евреи-учителя немыслимы в русской школе. Они исподволь осмеивают и оплевывают в глазах учеников все русское, прививают им вредные космополитические взгляды и внушают ребенку презрение ко всему родному.
Наглость их не имеет границ.
Недавно правые газеты обратили внимание общества на учебник по русской истории еврея М. Я. Острогорского, одобренный учебным комитетом Министерства народного просвещения и распространенный в наших низших и средних школах.
Тут в фальшиво-беспристрастном тоне все оклеветано, все предано поношению, все оплевано: и свойства русского народа, и его быт, и его Цари, и его духовные и государственные деятели.
Невольно спрашиваешь себя: возможно ли подобное позорище в каком-нибудь другом здоровом, уважающем себя государстве?
Еврейским детям не место в школе с русскими детьми, потому что они невоспитанные, наглые. циничные, во всех отношениях развращают последних.
В настоящее время множество русских отцов поставлено поистине в трагически-безвыходное положение. Отдавать своих детей в учебные заведения, в которых наставниками являются евреи или еврействующие, а товарищами - еврейские отпрыски, это значит обречь их почти на неизбежное политическое и нравственное растление, а учить дома не по средствам.
Позволительно задаться вопросом: для русских или для еврейских детей существуют у нас государственные школы?
Наше учащееся юношество погублено еврейской безнравственной и анархической молодежью.
У меня нет времени много говорить по этому важному поводу, но считаю необходимым отметить, что некоторая часть нашей учащейся молодежи обоего пола как в столицах, так и в университетских городах развращена до последних пределов в многочисленных "тайных лигах свободной любви".
Мало того, что молодежь приучается там к свальному греху, но эти лиги являются как бы замаскированными политическими школами. Молодые, умственно незрелые энтузиастки революции, распростившись со стыдом и нравственностью ради служения будто бы высокой идее социализма и как бы принося себя в жертву ей, обольщают молодых людей. Особенное внимание их в настоящее время обращено на молодых офицеров и юнкеров для того, чтобы залучить их в свою политическую веру.
Революционеры - слуги еврейства - этим политическим и нравственным развратом посягают на самую душу нашей армии и при помощи молодых женщин хотят эту душу заставить служить своим интересам.
И во всех этих лигах зачинщиками, организаторами и развратителями является еврейская молодежь.
Евреям-солдатам - не место в доблестной русской армии. Командиры считают несчастием иметь у себя даже ничтожный процент нижних чинов от колена Иаковлева. Как боевой элемент они, благодаря своей трусости, слабосилию и полной нравственной ненадежности, никуда не годны. Не поддающиеся дисциплине, они политически разпропагандировывают и нравственно развращают русских солдат, в казарменной жизни они являются солдатскими ростовщиками и шинкарями.
Еврейские адвокаты, алчные, наглые смотрящие на своих русских клиентов как на оброчных мужиков, жонглирующие законами, как мячиками, уронили и опошлили все адвокатское сословие и должны быть выкурены из наших судов.
То же надо сказать и про врачей, дантистов, аптекарей, биржевиков, журналистов, актеров, ремесленников, промышленников и т.п.
Во всякую профессию с внедрением еврея вносится еврейский, все опошляющий, все загаживающий дух.
Правительство само устанавливает процентную норму для учащихся евреев, значит, косвенно оно признает засилие евреев вредным.
Остается только признать вообще евреев безусловно вредным элементом, чего они вполне заслуживают, закрыть прием в учебные заведения для всего еврейского учащегося поколения и объявить всякие привилегии их: ремесленные, купеческие и по образованию - недействительными и начать неуклонное, систематическое вытеснение их из коренной России в черту оседлости.
Силою обстоятельств, вследствие скученности и тесноты евреи вынуждены будут непрерывно эмигрировать и из черты оседлости.
Для этого должен быть издан закон, не допускающий никаких решительно послаблений и исключений.
Потатчиков-чиновников карать настолько сурово, чтобы им невыгодно было покровительствовать изгнанникам. Теперешнее внедрение еврейства в русские города вне черты оседлости объясняется безответственностью чиновников-попустителей. Ведь то, что делается теперь, не может не вызывать в сердце каждого русского человека глубокого возмущения. Не имеющие права жительства в коренной России евреи после 1905 года наезжают целыми ордами в губернские и уездные города. Полиция делает проверку паспортов пришельцев, видит, что те поселились вопреки закона, делает соответствующие представления губернским властям, и в результате те разрешают преступным паразитам оставаться на новых местах жительства.
К чему тогда беспокоить полицию? Зачем давать ей бесплодную работу?
Лучше бы прямо объявить, что евреи - дорогие, желанные гости в коренной России. Но такой образ действий либеральных губернских властей не есть ли прямое издевательство над законом?
Несомненное издевательство, и практикуется оно только потому, что чиновники-потатчики безответственны.
Я не раз слышал, что для "еврея закон не писан", писан и обременителен он только для чисто русского человека.
С горечью приходится сознаться, что это правда.
Задача второй очереди - это создать евреям в черте оседлости такие условия жизни, чтобы они нашли выгодным и оттуда куда-либо убраться.
В заключение я вынужден еще раз коснуться кошмарного и тяжкого вопроса о ритуальных убийствах.
Я лично, насколько это оказалось мне доступным, изучал этот вопрос и мои искания привели меня к твердому убеждению, что христианских детей мучают и лишают жизни. И в этой крови повинны не отдельные изуверские секты, а все еврейство.
Этого одного смертного еврейского греха через край довольно для того, чтобы нам решительно и навсегда отказаться от опасного сожительства с неисправимыми изуверами.
Я полагаю, что невинная кровь одного христианского ребенка нам дороже всего преступного еврейского племени.
И наша обязанность, наш священный долг, который ни минуты не должен давать нам покоя, это - оградить всех русских детей от той поистине ужасающей участи, какой подверглись их бездольные маленькие предшественники, а это возможно только тогда, когда русская земля навсегда и окончательно будет очищена от замутившего, наполнившего гнуснейшими преступлениями и загадившего ее еврейства.
Всем русским отцам, всем русским матерям надлежит непрестанно думать об этом. Каждого из наших детей может постичь подобная же участь.
Но, помимо того, к этому обязывают нас те невыразимые муки, тот длительный ужас, те задушенные стоны и горькие беспомощные слезы малюток, которых истязатели-палачи медленно обращают в окровавленные трупики...
Ведь немеющими устами своими невинные страдальцы-дети звали на помощь не посторонних людей, а матерей и отцов своих...
VII
В заключение моего и без того затянувшегося доклада не могу не коснуться, хотя и вскользь, хотя и вкратце, одного чрезвычайно важного обстоятельства, одного чрезвычайно выразительного показателя нашей государственной жизни.
Я говорю о нашей финансовой росписи.
Нам указывают, как на неопровержимый будто бы признак процветания нашего отечества, на сказочный рост нашего имперского бюджета.
Действительно, цифры его колоссальны и несмотря ни на какие затруднения, переживаемые государством, цифры эти растут из года в год.
В нынешней росписи не хватает сравнительно немного до полных 3-х миллиардов{4}. Но вот вопрос: всегда ли бюджетный итог является непререкаемым показателем нарастающей силы государства? Не свидетельствует, ли он иногда и о стремительном его падении?
Нормальный ли это рост?
Действительно ли растет наш бюджет, а не пухнет наподобие человека, одержимого водянкой?
В бюджете показателем естественного роста государства является вовсе не общий блистательный итог, а скромные статьи, его составляющие.
Глядя на тяжеловесного, рослого человека, никто не скажет, что он физически нормально развит и здоров, если не пропорциональны члены его тела, если отвис живот, мала голова, тонки руки, а ноги отяжелели и толсты, как бревна. Случается также, что яблоко, на вид румяное и наливное, внутри оказывается чуть ли не сплошь источенным червем.
Попытаемся приподнять слегка завесу из цифр, скрывающую от нас роковой вопрос и переведем эти цифры на общедоступный нам язык, т.е. дадим хотя в самых общих чертах оценку составным частям нашего бюджета.
Почти одну треть его, около 815 миллионов руб., в текущем году должны дать казенные имущества и капиталы, т.е. то, что начато и нажито не нами, а нашими предками и что мало касается теперешних живых производительных сил страны. Но тут я должен отдать полную справедливость хозяйственной деловитости правительства: в короткое время, в какие-нибудь 6 - 7 лет, оно сумело больше чем удвоить доходность казенных имуществ. Факт этот многознаменательный, дающий нам полное основание надеяться, что и другие отрасли народного хозяйства, перечисленные мною в этом докладе, по переходе в руки правительства будут вестись с не меньшим успехом.
Вторая часть, большая одной трети, 863 миллиона, покрывается прямыми и косвенными налогами, получаемыми от торговли, промышленности и земледелия. Это одна из самых жизненных частей бюджета, и на ней мы остановимся несколько подробнее.
Как уже выяснилось, чуть ли не вся целиком наша торговля и промышленность с начала 90-х годов прошлого столетия мало-помалу перешла в руки иностранцев и инородцев, главным образом - евреев. И дело теперь стоит так, что и та незначительная часть чисто русских торгово-промышленных предприятий в ближайшее время должна очутиться в инородческих руках по причинам, о которых я уже упоминал.
Земледелие и сельское хозяйство ничего, кроме ежедневного перебивания "с хлеба на квас", хронических убытков и разорения, не дает кровным русским людям. Все барыши от нашего хлеба оседают в карманах экспортеров-евреев и других инородцев.
Площадь, чисто русского частного землевладения особенно стремительно тает после разгромов помещичьих усадеб в 1905 - 06 гг. Вместо систематически вытесняемого теперь русского помещика внедряются инородцы и немецкие колонисты, сразу становящиеся в господствующее над русским народом положение. На бешеной спекуляции с русской землей и за счет русского народа наживаются только евреи и отчасти немцы-колонисты, наконец, почти все русские капиталы очутились в руках евреев.
Таким образом выходит, что плательщиком по этой части бюджета является не разоряющийся, полунищий русский народ, теряющей свои земли, свою торговлю, свою промышленность и капиталы, а непомерно плодящееся и богатеющее еврейство вкупе с другими инородцами и иностранцами.
Третью часть, около 752 миллионов руб., т. е. часть большую одной четверти всего бюджета, должна покрыть винная монополия, т. е. народное пьянство{5}. И надо сказать правду, что доход по этой статье чуть не весь целиком дает русский православный народ.
Но ведь всякому понятно, что как предыдущая часть нашего бюджета свидетельствует об экономическом, нравственном и политическом засилии у нас инородцев и иностранцев, так возрастающий из года в год доход по винной монополии не менее ясно указывает на все большее и большее разорение, падение и угасание державного племени в России.
Правительство говорит, что рост народных сбережений изумителен, что за последние 6 - 7 лет он чуть ли не удвоился и к настоящему времени уже превышает 4 миллиарда рублей. Все это так, но вот вопрос: кому принадлежит львиная доля сбережений, русскому ли народу или инородцам? На это нет ответа. Зато есть полное основание предполагать, что в эти годы обогащались в России, главным образом, инородцы. Пока политический горизонт ясен, наше правительство может торжествовать над нами, обывателями, и со своей высоты на наши вопросы, тревоги и жалобы презрительно усмехаться, указывая на внушительную артиллерию бюджетных цифр, но если этот горизонт омрачится тучами, по-прежнему ли уверенно оно будет чувствовать себя?
Перед лицом суровых испытаний только тот народ встает грозным и сильным, вполне готовым к победоносному отпору, который в своей стране является действительным, полным хозяином, т. е. когда капиталы, земли, торговля и промышленность безраздельно сосредоточены в его руках.
Когда же это условие нарушено, для его уверенности нет твердых оснований и его армия может быть разбита, еще не успев сойтись с неприятелем и на пушечный выстрел...
И сделается это донельзя просто, так просто, что, кроме самих себя, других виновных не отыщешь.
Иностранцы и инородцы - хозяева таких жизненно необходимых предприятий, каковы промышленные и торговые, в силу каких-нибудь соображений могут найти выгодным для себя оставить нашу армию без сапог, без амуниции, без хлеба, без патронов и оставят ее на самом законном основании, вынудив темных рабочих и служащих на забастовки, разгромы и т. п.
Надо бы правительству и русским людям не забывать, что в лихие годины отечества Русь спасалась патриотическим подъемом, жертвами и самопожертвованием русских людей, а не инородцев.
В Отечественную войну, вековой юбилей которой будет праздноваться в текущем году, купцы свой капитал, а остальные сословия, особенно дворянство и крестьянство, все силы свои и жизнь свою несли на алтарь отечества. Неужели правительство надеется, что инородцы и евреи - обладатели русских капиталов и богатств в будущей войне возгорятся таким же патриотизмом к своему русскому отечеству, каким возгорались старые русские купцы, и отдадут свои капиталы на отстаивание России?
А всякая война, по мнению Екатерины Великой и Наполеона - этого непререкаемого авторитета военного дела, требует трех вещей: денег, денег и денег.
Если мы остались еще тем великим творческим народом, каким явили себя перед лицом всего света в продолжение первой тысячи лет своей исторической жизни, если мы и во второе тысячелетие хотим продолжать свое государственное существование в качестве великой мировой державы, а не как огромное разлагающееся политическое тело, то все то, о чем я имел честь с этой кафедры сегодня доложить вам, милостивые государыни и милостивые государи, по моему мнению, необходимо выполнить. И чем скорее взяться за дело, тем лучше.
Время не терпит долгих промедлений, и ленивых, нерадивых судьба пренебрежительно сталкивает с жизненного пути в небытие.
"Бесполезная потеря времени смерти невозвратной подобна", - сказал Великий Преобразователь России, сам неустанный труженик, ни на минуту не складывавший рук до самой гробовой доски.
И каждому из нас должно огненными буквами запечатлеть эти слова в сердце своем и в служении гибнущей несчастной родине сделать их своим неизменным руководящим правилом.
С высоты Престола в лице народного представительства призван к государственному строительству сам народ, а каждому русскому гражданину даровано драгоценное право свободного выражения своих мнений о всяческих нуждах и настроениях родины.
По поводу несовершенств выборного закона в депутаты нашего народного представительства, а также и самих условий работы Государственной Думы я не стану распространять потому, что многими деятелями и публицистами правого лагеря недостатки эти всесторонне и подробно выяснены.
Ограничусь всего несколькими замечаниями общего характера.
В палату народных представителей, задача которой заключается в государственном строительстве, нельзя допускать непримиримых врагов и разрушителей государства, каковыми являются крайне левые партии.
Это все равно, что в сложную, дорогую машину подсыпать некоторое количество сора.
Работа такой машины не будет правильной и успешной, если же сора окажется слишком много, то это грозит прекращением действия машины и даже безнадежной порчей ее.
Присутствие некоторых инородцев в наших представительных палатах с правом голоса наравне с чистокровными русскими ни в коем случае не может быть выгодным для русского народа.
Многие инородцы, каковы: поляки, евреи, финляндцы, армяне ярко выражают свои националистические стремления, явно враждебные и русскому народу, и русской государственности.
Люди не одной с нами крови, не одной веры, не одного языка и быта, потомки покоренных нами народов или бездомные пришельцы призваны обсуждать и писать законы нашей жизни, нашей веры, нашего быта.
Ведь нельзя же представить себе какого-нибудь хозяина, находящегося в здравом уме и твердой памяти, который для решения всяческих дел своих: хозяйственных, семейных, вероисповедных созовет различных факторов, лавочников, арендаторов, хотя и живущих на принадлежащей ему земле.
Право решения и распоряжения своими делами принадлежит только одному хозяину. Арендаторы же, лавочники, факторы могут иметь свои суждения, но только в пределах своих частных дел и нужд, и свои суждения обязаны представлять на утверждение хозяину.
В России народом-хозяином является только один русский народ и только одни чистокровные русские люди, да те из инородцев, которые своей долговременной испытанной службой доказали свою нелицемерную преданность России, могут быть удостоены высокого права заседать в наших законодательных палатах.
Тут своевременно будет оговориться, что несмотря на всю огромность дарованных Верховной Властью прав, само общество, сам народ, в лице наших законодательных палат, и даже само правительство, как бы ни хотели, какие бы усилия ни прилагали, одними своими силами не в состоянии решить великое, трудное задание обновления и оздоровления отечества.
Наш великий историк Карамзин, единственный и несравненный как по глубине и широте своей государственной мысли, так и по философско-историческому анализу, не столько забытый, сколько замалчиваемый нашим изменническим временем, в одном месте своего бессмертного труда говорит: "В царстве самодержавном, где все живет и держится царем, с ним бодрствует или дремлет".
Святая истина!
И все наше национальное пробуждение, и инстинктивное стремление народа вылезти из цепкой, засасывающей тины греха и преступности и вернуться к своему отеческому Богу, и жажда общества выйти на надлежащий путь, на путь силы, славы, чести и благоденствия отечества - все это неминуемо погаснет, замрет, сгинет, если Державная Воля не сожмет в несокрушимые гранитные берега буйно разлившуюся на просторе народную стихию и неуклонно не поведет Россию по единому правому пути.
Но и этого мало. Без верховного водительства Власти не только невозможен какой-либо успех, но и в народе, и в обществе от бесплодных усилий прибавятся новые разрушительные следы позорной неуверенности в себе и разочарования в собственных силах.
А это, как в отдельном человеке, так и в особенности в целом племени, - опасный, убивающий всякую энергию фактор.
Довольно нам неудач, довольно разочарований!
Наши прежние неудачи, наши прежние разочарования уже бездну зла причинили России. С некоторого времени они стали нашим как бы неизменным уделом. Мы до смерти устали от них, мы не верим уже ни во что доброе, и у нас в бессилии опускаются руки. Не надо прибавлять к их длинному списку еще новые, дабы навсегда не застрять в положении народа-неудачника, народа-горемыки. Неумолимая судьба не терпит самостоятельности таких потерявшихся народов и отдает их в рабство другим племенам, более жизнеспособным, более верящим в свою счастливую звезду.
А, между тем, численно мы самая сильная держава из всех арийских держав. И по нашей силе, по нашим природным богатствам, по даровитости нашего племени мы должны диктовать свою волю миру.
То-ли на самом деле?!
Что же совершилось на этом свете? Солнце ли пошло с запада на восток, день ли начинается с вечера, а ночь с утра, что величайшая из арийских, т. е. царственных, держав сорвалась с такой головокружительной высоты?...
Не будем заглядывать в далекое прошлое, ограничимся тем, что произошло в ближайшие годы, на наших глазах, и там поищем ответа.
До манифеста 17-го октября 1905 года народ и общество были совершенно отстранены от политической жизни государства, и безответственная бюрократия делала, что хотела. Никто не имел права подвергнуть критике действий ее, никто не смел указать на ее прорухи, на ее ошибки. Она приписала себе божеское свойство непогрешимости. Результаты нам памятны.
После манифеста еврейство и идущая на поводу у него наша слепорожденная полуинородческая интеллигенция, оторвавшаяся от народа, не знакомая с практической жизнью, пробавляющаяся теорией и фразой, присвоила себе диктаторское право перестраивать органическую жизнь народа по искусственным социалистическим рецептам.
Эти две силы - еврейство и интеллигенция, подобно старой бюрократии, объявили себя тоже божески непогрешимыми и стараются востать между Царем и народом, заслоняя их одного от другого.
Они разными путями, и особенно через могущественную еврейскую печать, подделывающую общественное мнение, нагнетают, давят на общество и правительство, беспрерывно тормозя, беспрерывно сбивая их с единственно правильного национального пути.
Народ бессилен перед такой бедою.
Умственный кругозор его крайне ограничен.
Борьба с природой и тяжелый черный труд берут почти все его физические и духовные силы.
Поэтому сам народ не умеет ни понять, ни объяснить своих истинных нужд, бед, напастей, польз.
При современной расшатанности народных устоев соблазнить его мошенническими посулами, сбить с толка и, как быка на убой, повести к гибельной бездне не составляет большого труда.
И на наших глазах многочисленные враги его, прикрываясь дружеской личиной, пользовались и пользуются его духовной слепотой, ведя его прямо к гибели. С той недосягаемой предельной высоты, на которую самою судьбою вознесена русская Державная Власть, открываются необъятные горизонты. Одна шестая часть земного пространства лежит у ног Ее. Ниоткуда в целом мире не открываются такие грандиозные перспективы, как с этого недосягаемого места, но и ничто другое не удалено так от сутолки жизни, как эта предельная высота.
Даже орлиному оку прирожденного Венценосца, оку, обостренному в силу наследственной передачи целым рядом поколений, не охватить неизмеримые дали. Оттуда лучше видны общие перспективы, но очертания предметов, зарисованные неисчислимыми подробностями жизни, постепенно сливаясь по мере удаления от вершины, в конце концов теряются в одной сплошной непроницаемой громаде.
Правда, есть стекла, приближающие пространства и дающие возможность разглядеть в то же время благоденствие, могущество, слава и счастье его Самодержавного Царя. Несчастье русского народа - несчастье и его Самодержца.
Не может голова желать несчастья вознесшему ее над собой телу. А раз это так, то я верю, что если мы не будем преступно спать, а наоборот, станем бодрствовать, станем осведомлять Державную власть о хитрых, подлых подходах и кознях врагов, станем всячески, не за страх, а за совесть помогать Ей, то скоро придет конец проклятому кабаку, скоро русская земля навсегда будет избавлена от нечистого жида - этой смрадной язвы рода человеческого.
И кто-нибудь из нас, может быть, дождется того дня, когда по лицу родной земли вместо пьяных, злобных выкриков, скверных слов и смертоносных ударов снова зазвучит и понесется и поплывет призывный благовест, снова мощными волнами прихлынет православный люд не к кабакам, как теперь, а в свои отеческие церкви, снова гудящий благовест сольется с хором свежих детских голосов...
В дыму кадил, при блеске свечей ярче засверкают священнические ризы, перед взорами молящихся нездешней силой снова оживут теперь потускневшие лики угодников, мучеников и чудотворцев.
Вся православная земля вздохнет и вознесет жаркую молитву и благодарение Всевышнему за избавление от наваждения дьявола.. Только тут, в церкви и через церковь, обретет мир русская исстрадавшаяся мятущаяся душа.
Раны зарубцуются на помертвелом лике, кровь мощно ударит по жилам, прильет к землистым ланитам, рассупятся хмурые брови, разгладится сумрак морщин. Русская душевная ласковость, русская безоглядная доброта снова затеплится во взоре. Посрамленный дьявол отойдет, Бог помилует, Бог спасет и снова взойдет солнце над родимой землей.
Снова воскреснет св. Русь! И снова она будет сильна и грозна для недругов. Но если по лени, по нерадению, по привычке всю работу сваливать на других и на авось, мы в нашу теперешнюю роковую пору не послужим родине, что тогда? Со стороны виднее и вернее оценивается наша внутренняя расслабленность. Благодаря неустройству всей нашей жизни, мы вынуждены терпеливо и покорно выносить всяческие унижения, толчки и пинки, преподносимые нам извне. Мы уже перестали быть той грозной державой, перед мощью которой еще недавно трепетали и преклонялись народы.
Персидская анархия, ничтожнейший политический нуль, после многих нанесенных нам оскорблений решается проливать кровь наших солдат; Северо-Американские Штаты без всякого повода с нашей стороны, но за то только, что мы не угодили евреям, объявляют нам таможенную войну; Австрия явно готовится воевать с нами, нисколько не сомневаясь в успехе; Германия втихомолку разрабатывает план отнять у нас исконную русскую землю, весь юго-запад вместе с матерью городов русских - Киевом; расслабленная Турция хозяйничает в Персидской Урмии и становится в молчаливую боевую позу на нашей закавказской границе; разваливающийся Китай не обращает ни малейшего внимания на ультиматумы нашего правительства. О том, что делается на наших инородческих окраинах, говорить не приходится. Это каждому известно.
Евреи внутри грабят развращают и разъедают нас, пьяных, преступных, нерадивых, забывших Бога и свою честь, а для того чтобы мы дали спокойно доесть себя и при этом не барахтались и не кричали от боли, они внутри натравили нас друг на друга, снаружи, как, обложной тучей, кольцом опоясали нас, сверху покрыли сводом ненависти, негодования и презрения народов и прилагают все силы, все свои громадные средства и влияние, чтобы из этих туч загрохотали громы, и посыпались на наши головы разящие молнии.
Что из этого может произойти, если мы по прежнему не будем бороться, а дадим спокойно разъедать себя?
Из того, что я имел честь сказать с этой кафедры, вывод ясен.
Не хотелось в минорном тоне заканчивать свой доклад, но приходится по-неволе. Помню один незначительный случай, тогда наведший меня на печальные размышления. Давно уже, несколько лет назад, весною я залюбовался мощной елью.
Она стояла среди зеленого луга одна, на небольшом пригорке, шагах в 15 - 20 от опушки леса.
Огромная, прямая, островерхая, с широким, ровным, ветвистым низом, она как-будто сторонилась от толпы своих, выросших в тесноте общего сожительства, однобоких, корявых родичей и с высоты, по-царственному, сумрачно и равнодушно взирала на них.
"Ну что ж, глядите, мол, какая я сильная и большая. Мне все равно". Вскоре я уехал из деревни и, возвратясь только позднею осенью, как-то пошел гулять. Вечер был погожий и теплый. Прощальные лучи солнца мягко и грустно обливали полуоголенные деревья, опустелые серые жнивья и луга с увядшей травой...
Вид моей ели еще издали поразил меня.
Она стояла такая же прямая, мощная и величавая, какой оставил я ее весною, но куда более красивая. На темном, хмуром фоне рощицы она ярко желтела великолепной правильной пирамидой, точно вычеканенной из чистого червонного золота, а острая вершина, казалось, врезывалась в самое синее небо.
Подойдя к ней, я стукнул палкой по стволу.
Звук получился пустой, полый.
Красавица была мертва.
Когда, подпилив, ее свалили, я осмотрел в отрезе ствол.
Он весь был продырявлен отверстиями, окружностью менее булавочной головки. Ни в стволе, ни около я не нашел жучка или червячка.
Очевидно, микроскопические убийцы разгрызли ткани могучего дерева, выпили его жизненные соки и откочевали, без сомнения для того, чтобы производить такие же гибельные операции над другими деревьями.
Помню, я задумался тогда. Я видел перед собою великую Россию и маленьких юрких еврейчиков в тысячах едва уследимых точек бесшумно, потихоньку разгрызающих ее жизненные ткани...
ПРИМЕЧАНИЯ
{1} Вот текст этого письма полностью:
"Возлюбленные братья в Моисее!
"Мы получили ваше письмо, в коем вы повествуете о своих тревогах и несчастиях. Узнав о них, мы прониклись такой же скорбью, как и вы. Совет великих сатрапов и раввинов таков: относительно того, что король французский заставляет вас принимать крещение - принимайте его, раз вы не в силах поступать иначе, но при условии, чтобы закон Моисеев сохранился бы в сердцах ваших; относительно того, что приказано отобрать ваше добро - сделайте детей ваших купцами, дабы они понемногу отобрали бы добро у христиан; относительно того, что покушаются на вашу жизнь - сделайте детей ваших врачами и аптекарями, дабы они отнимали жизнь у христиан; относительно того, что христиане разрушают наши синагоги - сделайте детей ваших канониками и причетниками, дабы они разрушали церковь христиан; относительно того, что вам причиняются многие огорчения - сделайте так, чтобы дети ваши были адвокатами и нотариусами и чтобы они всегда вмешивались в дела государства с целью подчинить христиан евреям, дабы вы могли стать господами над миром и мстить им. Не уклоняйтесь от сего данного вам приказания и вы на опыте убедитесь, как из приниженных, какими вы являетесь теперь, вы станете на вершине могущества. Б.С.С.В.Ф.Ф., князь евреев Константинополя. 21 касле 1489 года"
("Тайная сила масонства" А. Селянинов).
{2} Одни говорят, что у евреев скопился капитал в 200 миллиардов рублей, другие утверждают, что больше этой суммы, третьи - что меньше.
{3} Прошу не смешивать с другими немцами, верными, преданными сынам России.
{4} Пока набирался для печати этот доклад, правительство опубликовало новую роспись государственных доходов и расходов на текущий год, по которой наш бюджет уже превысил 3 миллиарда.
{5} По новой росписи операции винной монополии дают превышение на 12.249.000 руб. Значит, в текущем году русский народ должен пропить более 764 миллионов рублей.